Он набрал её номер.

- Наталья Николаевна, день добрый, Сидоров беспокоит. Тут у меня один момент не сходится…

- Да, Иван Сергеевич, чем я могу помочь?

- В конце прошлого года у нас произошла смена логистов.

- Да, совершенно верно.

- Елизавета входила в курс дела и активно не работала в первые три месяца.

- Да, это обычная практика, у неё был так называемый адаптационный период.

- И некоторые вопросы, которые относились к области компетенции менеджера по логистике, курировал личный помощник генерального директора.

- Я бы даже сказала, что многие вопросы относились к компетенции личного помощника.

- Так это через вас прошло решение о смене поставщиков?

- Не понимаю, Иван Сергеевич, почему через меня?

- Как… я полагал, что вы – личный помощник…

- Нет, немного не так. В том году я была начальником отдела кадров, и только с нового года стала помощников Бориса Сергеевича по вопросам управления персоналом.

- А-а, - произнес Иван, ничего не понимая, - то есть, был еще и личный помощник?

- До Нового года, да. Я думала, вы в курсе?

- Нет, знаете, мне ничего об этом не известно.

- Это был достаточно щепетильный вопрос, - замялась Наталья, - и Борис Сергеевич волевым решением её уволил.

- Кого уволил-то?

- Странно, я думала, вы знали… С мая по декабрь прошлого года личным помощником Бориса Сергеевича была… Вероника Камова.

17

Машина мягко остановилась возле столбика платной парковки у высокого здания какой-то канцелярии – Глеб не мог до конца перевести для себя название учреждения, которое, в принципе, его особо и не волновало. Он опустил несколько «квотеров» в монетоприемник и сел обратно в машину, приготовившись к ожиданию. Отсюда ему был виден парадный вход в его собственное здание и окна пентхауза, и если полиция объявится, он непременно будет об этом знать. На коврике пассажирского сидения лежала упаковка пива, накрытая бумажным пакетом. Если бы вдруг какой-нибудь полицейский заглянул в его машину и обнаружил открытую бутылку, то были бы основания для его проверки. Он вспомнил, как в один из первых дней своего пребывания в Штатах они сидели с Вероникой у фонтанчика, и он пил пиво прямо из банки. Подошедший полицейский попросил его удостоверение личности и хотел препроводить в участок для составления протокола правонарушения, и Веронике пришлось проявить всё своё очарование, чтобы убедить копа простить Глеба на первый раз, как иностранца, и что этого больше не повториться. Глеб долго не мог поверить, что всё это правда: он слышал, что у американцев строго с соблюдением законов, но чтоб это применялось на практике – он почувствовал на своей собственной шкуре. Тогда же он понял, что Вероника практически без акцента говорит по-американски, а его классический британский вариант английского языка а-ля 60-х в русском исполнении поначалу вообще был непонятен местным жителям. На его вопрос, где это она так научилась шпарить по-ихнему, она ответила, что закончила ин’яз и год стажировалась в университете в Питсбурге. Причем она предупреждала его: заверни баночку в бумажный пакетик, и не будет проблем, а он не верил.

Через месяц, когда его виза была уже просрочена, а апартаменты в пентхаузе шикарного здания на E-28-й улице были оформлены на его имя, к нему пришли люди из иммиграционной службы и поинтересовались документами на законность его пребывания на территории Соединенных Штатов.

- Послушайте, джентльмены, - сказал он тогда, - я уже оставил и продолжаю оставлять здесь кучами ваши баксы, честно заработанные мною в России, часть из которых идет и на покрытие ваших, между прочим, зарплат, так о чем может идти речь?

- Мы не ставим так вопрос, мистер Бечасны… простите, мне с трудом удаётся произнести вашу фамилию. Тем не менее, существует процедура, согласно которой вам необходимо официально обратиться в нашу службу и сделать запрос на продление вашей визы, либо как-то иначе решить проблему вашего пребывания в нашей стране. Если вы недостаточно хорошо ориентируетесь в иммиграционном законодательстве США, то мы настоятельно рекомендуем вам обратиться к юристам, имеющим лицензию на ведение дел на территории штата Калифорния.

Тогда он попросил самого бойкого из них выйти с ним на террасу его квартиры и, обводя рукой окрестности мегаполиса, спросил:

- Друг, ты живешь в этом городе и получаешь наверняка мизерную зарплату, а вокруг столько соблазнов! Давай решим вопрос так, чтобы всем было хорошо: и тебе, и мне. Какая сумма устроит тебя и твою семью?

- Мистер Бечасны, боюсь, что вы выбрали не самый лучший способ обосноваться в этой стране. Должен поставить вас в известность, что я вынужден сообщить о вашем предложении своему руководству. А пока до свидания – до скорого свидания.

После их ухода ему ничего другого не оставалось, как поделиться с Люцерой своими проблемами. Так уж получилось, что это был час пик, а в Лос-Анджелесе куда-либо в это время скорее добраться на метро или вертолете, чем на машине.

В тот день в крушении поезда погибло семнадцать человек, ещё пятьдесят с лишним получили ранения и увечья. Каждому своё, рассудил Глеб, пересчитывая остатки наличности в бумажнике. Однако он в тот же день нашел адвокатскую контору, которая специализировалась на решении подобных проблем, и теперь чувствовал себя в относительной безопасности от претензий иммиграционной службы.

В Америке ему нравилось, только было ужасно одиноко. Он побывал уже среди русских эмигрантов, но совершенно не чувствовал тяги к возвращению в эту компанию: от России в них остался только язык и комплексы, всё остальное уже было американское. К новичкам там было своеобразное отношение – вначале присматривались, проверяли, вынюхивали… Что следовало затем, Глеб не стал дожидаться. Он больше не ходил в русские клубы, а смотрел российские передачи по телевизору. Пару раз сходил на концерты российских звёзд – сюда частенько заезжали и поп-артисты, и сатирики, и писатели. Он съездил в Голливуд, сфотографировался вместе со статуэткой Оскара в полный рост и с полуживым манекеном, проехался на трамвае по Грув-плаза и даже посидел под Русской Берёзой на холме. Всё это можно было сделать один раз, ну, еще раз, а что дальше? По вечерам, возвращаясь домой в свою огромную квартиру, он каждый раз ощущал и её огромную пустоту. Жизнь в празднестве, казавшаяся всего полгода назад такой желанной и недостижимой мечтой, обрела вполне реальные очертания. Раньше ему хотелось путешествовать, посетить разные страны, а теперь он и выехать из этой-то не мог. Ему хотелось новых знакомств, друзей, а теперь они оказывались не его круга и смотрели на него совсем иначе. Ему хотелось много женщин, разных и необычных, а на деле получалось, что все они одинаковые, а всегда разной и необычной может быть только одна – его Цветик, оставшаяся где-то в далёкой прошлой жизни. И его всё чаще начинали донимать вопросы, когда он бывал трезв: зачем ему столько денег? Зачем ему столько власти? Куда ему всё это теперь деть? Ведь он и поделиться-то ни с кем не мог, если только раздать. До него только сейчас начало доходить, что всё ценное в жизни потому и ценно, что оно не с неба свалилось. Живя посреди долины роз, перестаешь чувствовать их аромат. Плавая с утра до вечера в бассейне, утрачиваешь ощущение его свежести. А распоряжаясь жизнями людей, забываешь о ценности своей собственной.

И только Люцера, как верный пёс своего Хозяина, всегда оставалась неизменной в своих пристрастиях и наклонностях: она просто воздавала дань моменту, который длился вечно в молитвах и поклонении. Она свысока взирала на них, погрязших в огненной жиже, ни на секунду не прерывая свой монотонный речитатив. Она иногда медленно поворачивалась к ним боком, чтобы они могли вновь и вновь лицезреть её гордый обнаженный девичий профиль и вспоминать о собственных похотях, услащенных чужими ласками, и мучиться от осознания безвозвратности момента, который, будь на то теперь их воля, никогда бы не превратился из банального искушения в грешный поступок – была бы воля, найдется и Бог, а будет соблазн, придёт и Дьявол…