– Ещё одни гости из будущего, то есть из прошлого, тьфу ты, из прошлого будущего, блин, запутаться можно! – Сёрега с досадой выругался.

– Ладно, о времени и о себе потом, сейчас-то, что делать? – Лёхе не терпелось удалиться подальше от жуткой деревни.

Было совершенно очевидно, что ведомшинцам теперь уже точно нельзя возвращаться в деревню. После того, как эсэсовцы обнаружат своих погибших, точно устроят показательную порку, в смысле, карательную акцию. Беглецов всех, а из деревни за каждого убитого эсэсовца по десять деревенских как минимум расстреляют или повесят, а деревню, наверняка сожгут теперь уже всю. Правда, если в деревне ещё кто-то живёт, уж слишком безлюдной она казалась. В соседнее Шепелево людей тоже везти не имело смысла, скорее всего, именно туда уехали основные силы фрицев.

Деревенские начали спорить, идти ли им в Лось-Андрианово или в Захарово. Потом всё же приняли решение схорониться пока в Лосе. Там, по словам одного из мужиков, его свояк живёт, а до Захарова на пять вёрст дальше и через болота шлёпать. Есть, конечно, тропинки. И туда, мол, фрицам труднее добраться, но люди обессилены, голодные, могут и не дойти. Пацан вон еле на ногах стоит.

– Мужики, мы в другую сторону, – спокойным голосом прервал их Геннадий.

– Эй, вы что? Куда? Пропадёте одни здесь. Места болотистые, гиблые. Идёмте с нами.

– Нет, у нас спецзадание партии и правительства, – отрубил Полковник. Алексей добавил:

– Что мы спасли вас, ни одна душа не должна знать. Даже родные и близкие. И местное начальство тоже. Не дай Бог утечка информации случится. Придумайте, как вы сами освободились.

– То-то я смотрю, вы ловко с ентими управились, – заговорил один из мужиков, на вид самый старший, обращаясь к Генке. – А выстрел-то какой меткий! Ты, милок, часом, не ворошиловский стрелок? Сдаётся, вы не простые путешественники?

Николишин не стал ни отрицать, ни соглашаться, лишь загадочно улыбнулся, а про себя подумал: «Значит, в этой реальности Ворошилов существовал».

– Да вы не беспокойтесь, – мужичок понимающе подмигнул. – Нешто мы не понимаем. Хоть и малограмотные, но текущий момент усекаем. Раз здесь откуда ни возьмись фашисты, то и супротив них, должно быть, вас из центра прислали. Только мало вас. Жалко, полечь можете.

– Ну, это ещё как сказать, – Игорь решил подыграть Генке и, напустив на себя серьёзный и решительный вид, как бы невзначай поправил автомат за плечом.

– Ну, спасибо вам, ребята. От смерти неминучей спасли.

Мужики встали, загомонили, обступили четверых попаданцев, крепко пожимали руки, хлопали по плечам.

– Мальчонку берегите, – сказал Алексей. – Я председателю обещал. Закончим дело… – он не договорил, поскольку не знал, чем всё кончиться и где потом искать мальчика. Хотя фамилия, имя и отчество известны – Панкратов, Николай Иванович, год и город рождения также знают – 1929-ый, Москва. Если что, найдут, человек все же не иголка в стоге сена.

– И пошли они солнцем палимы… – грустно произнес Сергей, глядя в след удаляющейся группе простых деревенских мужиков. Сжалось как-то сердце при взгляде на сутулые спины своих русских соотечественников, которых угораздило родиться и жить в период ленинско-сталинских репрессий и большевистского беспредела, голода, в годы войны с сытой, мощной фашистской Германией, не видящих ничего в жизни кроме рабского крестьянского труда, что до революции, что при советах.

– Ладно, ребята, в машину. Не ровен час – погоня, – прервал общие грустные мысли Полковник.

До места высадки на косе ехали молча. Решили направиться именно на плёс, поскольку только туда вела хоть в какой-то степени приемлемая дорога. Затем предполагалось подняться вверх по берегу реки настолько, чтобы при переправе течение снесло их точно на остров. С другой стороны, не слишком высоко, чтобы их не заметили с моста. Грузовик же хотели сначала утопить в реке, но потом всё-таки решили, что может пригодиться на случай, если опять придётся переправляться на этот берег и как-то действовать.

Метров через сто пятьдесят наткнулись на делянку, где мужики из Ведомши валили лес. Друзья согласились, что дальше идти опасно – слишком близко «фашистский мост», но и плыть пока светло – смерти подобно. Пришлось опять дожидаться темноты.

Рассказали друг другу о своих перипетиях. Повествование постоянно прерывалось восклицаниями неподдельного удивления и замечаниями о невероятности происходящего. Алексей и Гена поведали о встрече с Николаем Ивановичем, о странном разговоре, о непонятных реалиях, в которых он живёт, о неизвестной машине марки «Союз». Сошлись также на том, что шрам на лице Николая Ивановича и на лице Коленьки идентичен. Значит, в течение суток ребята встретили одного и того же человека, постаревшего на 71 год. «Цундап», увиденный ребятами у Иваныча во дворе, вероятнее всего, тот же, с которого недавно сняли МG-38.

– Помнишь, Ген? – Алексей внимательно посмотрел на Николишина. – Иваныч на мой вопрос, откуда у него шрам, ответил, что, мол, во время войны, когда он был пацаном, фашист один…

– Да, он ещё сказал, что всё всем прощает, только одну вещь не может. Начал было про фашиста, про то, что его батька был председателем колхоза в этих местах во время войны.

Мужики пришли к выводу, что всё сходится: Николай Иванович – это Коленька, с которым они только что расстались, а его отец – председатель колхоза Иван Федотович. Вчера в сарае Лёха и Генка общались с ними. Председателя эсэсовцы повесили.

– Это значит, – подытожил Глебов, – что за трое суток мы были сначала в нашем 2012-м году, потом оказались в 1941-м, потом снова в 2012-м, только в параллельной реальности и вот сейчас опять в 1941-м. Уму непостижимо, три восклицательных мне в глотку!!!

Солнце уже перевалило через зенит и начало готовиться ложиться на боковую, но до заката оставалось несколько часов. Желудки урчали от голода и жажды. Поиски «нычки» с продуктами, которую сделали для себя лесорубы, ничего не дали. Обшарили весь сруб. Пусто как в разграбленной Трое после раскопок Шлимана. Приходилось терпеть.

– Может, рвануть на тот берег сейчас? – не выдержал Игорь. – Ну что мы всё время теряем время? Простите за каламбур.

– А куда, собственно, нам теперь торопиться? – Алексей явно никуда не спешил. – Не терпится к Богу в гости, к которому, как известно, не бывает опозданий?

– Верно, – подхватил Сергей, – как говорится, в гонке со временем можно отставать, а можно и выходить вперёд, но главное – не прийти к финишу раньше времени.

– Ладно, – согласился Полковник. – Это я так… просто жрать очень хочется.

– А еще пить, курить, спать, к жене на диван, к телевизору, к тёплому пледу, – в голосе Денисова не звучало сарказма, скорее, наоборот, мечтательная грустинка.

Когда закатное солнце коснулось верхушек деревьев, обнаружилось, что камеры, на которых хотели закрепить оружие, дырявые. Это означало – прощай оружие! Но Игорь не хотел сдаваться. Жаль было терять стволы, которые могли сохранить жизнь. Тем более в такой ситуации. Если лесорубы кроме лесоповала ещё и заводили сети, то, вероятно, при этом пользовались какими-то плавсредствами, поскольку дно здесь сразу глубокое. В подтверждение этому минут через десять внимательного исследования берега раздался победный клич Игоря.

– Есть! Нашёл! Идите сюда!

В густых камышах скрывалась странная конструкция в виде скреплённых вместе двух брёвен. Сверху на них был приколочен насест, напоминающий табуретку.

– Кубарь! – воскликнул Глебов. – Я же говорил. М-да, прямо рояль в кустах!

– Всё, здравствуй оружие! – Полковник победоносно поднял голову.

Когда ночь разлила на Кубрей очередную порцию чернил, в которых можно было различить лишь общие очертания острова и «фашистского моста», четверо мужиков аккуратно, чтобы не шуметь нечаянными всплесками, спустили на воду кубарь. Двое сидели на брёвнах. К «табуретке» ремнями были прикручены стволы. По двое, меняясь то на брёвнах, то в воде, направляли катамаранчик. Через четверть часа парни благополучно добрались до острова. Чуть живые, вымотанные всем произошедшим за трое суток и в довершении борьбой с течением, они выбрались на берег. И всё же мужики не хотели ломаться. По крайней мере, морально.