— Пора ехать, — произнес султан, с гордостью оглядывая Луизу.
Чем он так горд? Тем, что обладает ею? Луизе не хотелось ехать к матери, словно она хочет лишь похвастаться этим нарядом. Но она знала, что доставила Рахиму огромное удовольствие. Он с восторгом покупал ей всю эту роскошь. Молча спустившись с ним по лестнице, она села в шикарный «роллс-ройс». Минут через двадцать пять они будут на месте.
В машине царила роскошь, как и во всех лимузинах, в которых ездил Рахим. Затемненные стекла, отгораживающая от водителя панель, бар с напитками и бокалами, радио, телевизор, магнитофон. Луизе пришла в голову занятная идея: она совсем не знала султана, когда они ехали на ферму в Футхорс всего пять месяцев назад. Ситуация была схожа с нынешней, они вновь ехали к ее родным. Но теперь она стала его любовницей. Или возлюбленной?
— Ты все время молчишь, — заметил Рахим и взял ее за руку, возобновляя их неразрывную связь. — Беспокоишься из-за предстоящей встречи с матерью?
Как ему удается всегда угадывать ее мысли? Луиза в душе пожелала себе такой же проницательности. Она не подозревала, что совершенно бессознательно владеет всем его существом. Луиза пока еще не ощущала всей полноты своей власти над ним. Рахим подумал, что очень скоро Луиза осознает все. Как тогда поведет себя его возлюбленная?
Луиза смотрела на него, стараясь проникнуть к нему в душу, пытаясь понять, что, кроме страсти, он чувствует. Взгляд Рахима в тот момент был нежен, добр и внимателен.
— Мне кажется, я выгляжу излишне величественной.
— Отнюдь. Ты именно такая и есть. Никогда не ограничивай себя ни в чем, Луиза. Помни, что ты имеешь право находиться в любом обществе, которое выберешь.
А в родном обществе Рахима? Не устраивает ли он репетицию? Быть может, Рахим постепенно готовит ее к появлению во дворце своей семьи? Неужели это способ представить ее нужным образом, когда они приедут на свадьбу его сводного брата?
— Тебе надо… в политическом смысле… чтобы я так выглядела, как сегодня?
— Я хотел этого для тебя, а не для себя, — улыбнувшись, ответил султан. — Думаю, ты слишком долго чувствовала себя гадким утенком. Ты перемыла слишком много окон и полов, посуды и кастрюль. А твои руки достойны лучших на свете перстней и браслетов. Пусть сегодня твоя мать в этом убедится раз и навсегда.
Что ж, он прав: гадкий утенок превратился в белого лебедя.
— Она решит, что ты купил меня, — хмуро отозвалась Луиза. — Не вини ее. Просто моя мать так устроена. С этим ничего не поделаешь.
— Не важно. Мы оба знаем, что я не покупал тебя. Надо просто устранить пропасть в твоих отношениях с матерью. Мир и согласие должны царить в Рождественские дни. Кстати, о пропасти… — Он взял ее руку и нежно поцеловал, любовно глядя на Луизу. — Мне хотелось бы навести мосты между нами прямо сейчас. Но из опасения измять твое прекрасное платье я воздержусь от этой затеи. — Рахим положил ее ладонь себе между ног. — Это прикосновение я буду помнить весь вечер, ожидая и желая тебя.
Луиза не удержалась и погладила упругую выпуклость под своей ладонью, ощущая ее стремительно возрастающую крепость и мощь. Зная, что своими действиями возбуждает его, она вспомнила о сладостных ощущениях, которые испытывала, погружаясь в бездну наслаждения, и распалилась сама. Луиза забыла, зачем и куда сейчас везет ее Рахим. Ее мысли приняли иное направление, едва она коснулась его плоти. Она захотела проверить, удастся ли ей довести Рахима до состояния того же безудержного восторга, в который он привел ее накануне. Он тоже должен быть счастлив. Она заставит его почувствовать, как беззаветно он ею любим. Сумасбродная идея никак не шла у нее из головы. Луиза решилась. Повернувшись к султану, Луиза расстегнула «молнию» у него на брюках. Это встряхнуло Рахима, и он накрыл рукой ее ладонь.
— Убери руку, — велела она.
— Луиза, ты испортишь платье. Мы не можем…
— Я — могу. Ты не будешь притрагиваться ко мне, Рахим. Это только для тебя.
И для нее тоже, подумала Луиза. Так уж получалось, что Рахим всегда играл первую скрипку. Сейчас она хотела, чтобы он испытал нечто особенное. Чтобы он почувствовал, что каждую клетку его тела любят, что им восхищаются, что его боготворят. Луиза с замиранием сердца освободила плоть Рахима. Султан напрягся, когда ее пальцы сомкнулись и стали медленно и нежно двигаться, ввергая его в сладостную негу. Сколько раз он приводил ее в экстатическое состояние своими ласковыми движениями. Настал его черед испытать все на себе.
Восставшая плоть, извлеченная на свет, оказалась большой и восхитительно приветливой. Она осторожно накрыла ее губами и нежно ощупала языком. Постепенно ее движения стали увереннее и настойчивее. Мысль о «воинственном» оружии мужчины, беспомощно трепетавшем в алом кольце ее губ, возбуждала Луизу. Теперь Рахим стал ее пленником. Удивительная новизна ощущений переполнила Луизу. Рахиму было явно приятно, и он подвинулся, облегчая ей доступ к своему «оружию». Его дыхание участилось, мышцы живота ритмично сокращались, все тело напоминало сгусток энергии, сосредоточившейся на движении ее языка и губ. Луиза приняла его плоть глубже и этим привела султана в восторг. Теперь она знала, как использовать свою власть над Рахимом, как, дразня и играя и оттягивая долгожданный момент, довести его до того самого состояния, когда свет раскалывается на мириады огней. Ей хотелось, чтобы он почувствовал всем существом безбрежность оттенков приближающегося полного блаженства.
Обняв твердую плоть Рахима ладонью, она крепко сжала ее. Та изверглась бурно и неистово. Рахим восторженно застонал. Ее возбуждение возросло, когда он выгнулся к ней, отдавая себя в ее власть, принимая все, что она давала ему. Луиза, почувствовав, что плоть Рахима вот-вот взорвется, вновь наклонилась к нему и, обхватив губами, с наслаждением пила фонтанирующий нектар жизни, ощущая еще более полное и крепкое единение с любимым.
Довольная развязкой, она подумала, что теперь между ними нет пропасти. Ее поступок сравнял их, приблизил друг к другу. Луиза подняла глаза на Рахима, чтобы убедиться, что ее поступок понравился ему. Взгляд султана отражал самые разнообразные чувства. Его губы слегка раскрылись, он улыбнулся, силясь собраться с духом. Рахим осознавал, что застигнут врасплох, и Луиза сама, единоличным решением предоставила ему возможность удивительного путеше-cтвия в долину счастья, из которой не хотелось возвращаться. Сделанное превратило Луизу в еще более чувственную женщину, знающую, как доставить наслаждение своему возлюбленному.
— Спасибо, — тихо произнес он, все еще погруженный в полузабытье. — Такого я еще никогда не испытывал. Никто не доставлял мне такой невероятной радости, как ты. Никогда.
— И никто не доставит, — сказала она.
Султан погладил ее по щеке и счастливо улыбнулся.
— Полагаю, это надо отметить шампанским.
Луиза рассмеялась, нежно глядя на Рахима, приводившего себя в порядок. Она была счастлива, открыв ему еще одну дорогу в царство безмерного счастья.
— Что ж, теперь тебе не надо будет ждать меня, — промолвила она.
— О, нет, моя сладкая, я буду ждать, — возразил он, вынимая бутылку из ведерка со льдом. — И на обратном пути попытаюсь подарить тебе частичку рая. Правила останутся прежними. Но сидеть будешь ты. А первую скрипку играть буду я.
Частичку рая… Луиза вновь засмеялась, представив весьма заманчивую перспективу. Ей нравилась его страсть, и она наивно отождествляла эту страсть с любовью. Луизе было безразлично, что скажет или подумает мать. И роскошное платье, и драгоценные изумруды ровным счетом ничего не значили для Луизы. Их общность с Рахимом ощущалась во всем: они были связаны воедино невидимой нитью. Они еще до рождения были задуманы друг для друга. Луиза теперь знала это точно.
Воодушевленная такими мыслями, Луиза вошла в роскошный дом матери, не испытывая ни малейшего смущения. Она проигнорировала слишком бурные приветствия Элис и последовавшие за ними знакомства с другими гостями. Она ощутила слабое удовольствие, услышав, как гордо и радостно звучал голос матери, когда та повторяла снова и снова: «Знакомьтесь, моя дочь Луиза…» Маме, не без грусти думала Луиза, явно пришлось по душе, что отныне дочь тоже принадлежит к высшему обществу, хотя бы и при помощи Рахима. Луиза понимала, что мать так и не приняла дочь в свое сердце и вряд ли когда-нибудь примет. Они были слишком разными по своему мироощущению, и пропасть между матерью и дочерью всегда оказывалась такой огромной, что не могла исчезнуть даже в минуты радости от редких встреч. Они лишь подписали мир. Надолго ли? Но Луизе теперь это было безразлично: отныне она принадлежала Рахиму, и ничего другого ей было не нужно. До тех пор, пока он рядом с ней, пока кто-нибудь не разлучит их…
