— Хотелось бы мне посмотреть на этого Зака. У него, должно быть, сердце воина. Ведь он продолжает добиваться тебя после всего, что ты наговорила и натворила за последние несколько недель, чтобы разочаровать его. Похоже, он самый стоящий соперник. Я рад, что он не играет в гольф.

— Ох, Майк… — Мишель встала, смеясь сквозь слезы. — Ты такой замечательный. Ты даже представить не можешь, как мне надо было поговорить.

— А ты даже представить не можешь, как я нуждался в тебе, когда выписался из больницы. Такие темные дни депрессии. Ты дала мне надежду, что я снова смогу играть в гольф. За это я всегда буду тебе благодарен, Мишель. Пойдем, я провожу тебя до машины.

— Я думал, ты вчера хотела встретиться с Гэйл.

Как Зак узнал, что она не поехала к Гэйл?

Пульс помчался неизвестно куда. Она оторвала взгляд от сэндвичей, которые готовила Заку и себе на ленч. Зак с мрачным лицом стоял рядом у кухонного стола со страницей воскресной газеты в руке.

К ее ужасу и к разочарованию семьи, он рано проснулся, собираясь немедленно вернуться в Карлсбад. Значит, письмо от адвоката постоянно тревожит его. Мишель ничего не оставалось, как собрать вещи и тотчас после завтрака уехать вместе с ним.

Дорога домой прошла спокойно. Оба избегали темы, беспокоившей его. Они говорили об изменении в поведении Линетт. Грэхем и Шерилин были счастливы. Все хорошо. Во всяком случае, она так считала…

— Да, я собиралась, но потом передумала.

— Я догадался, что ты передумала, — проскрипел он.

Он положил перед ней спортивную страницу. Она взглянула и громко застонала. На черно-белом снимке она и Майк обнимались на фоне здания гольф-клуба.

Заголовок гласил: «Будет ли новый роман дуть в паруса звезды гольфа Майка Фрэнсиса?» В подписи под снимком разъяснялось: «По утверждению управляющего гольф-клубом в Мюрриете, красивая блондинка — это медсестра Мишель Ховард. Когда он сломал ногу, она проводила своему пациенту специализированное лечение. Стоит ли удивляться, что, несмотря на несчастный случай, Фрэнсис в такой великолепной форме?

Ходят слухи, что в Сиднее она будет болеть за Майка во время его первого после выздоровления турне. Это ли не побудительная причина для третьего в мире игрока привезти домой кубок победителя чемпионата?»

— Пресса, как всегда, ошиблась.

Она наклонилась над раковиной, чтобы вымыть руки.

— Но ведь снимок они не подделали, — проворчал он.

— Не подделали.

Зак, вероятно, и представить не мог, как отчаянно ей надо было вчера поговорить с Майком.

— Ты хочешь поесть в столовой или в патио?

— Время, проведенное со мной, позволило тебе понять, что на самом деле ты любишь его?

Зак пропустил ее вопрос мимо ушей.

У нее перехватило дыхание. Если бы Майк не открыл ей, что Зак такой же уязвимый, как и она, Мишель не стала бы продолжать эту тему.

— Я уже говорила тебе, что я его не люблю. Ничего не изменилось. Я встречалась с ним по другой причине. Очевидно, какой-то фотожурналист щелкнул нас, когда мы здоровались.

— Ты всегда бросаешься на шею своим бывшим пациентам?

Лицо Зака еще больше помрачнело.

— Да, — честно ответила она. — Когда ты выхаживаешь кого-то, кто получил жуткую травму, возникают особые связи.

Он рассеянно провел рукой по темным волосам.

— Если ты хотела с кем-то поговорить, почему ты не пришла ко мне?

Майк во всем прав. Зак обижен, потому что, по его мнению, у нее существуют потребности, которые он не способен удовлетворить.

Но как Мишель даст ему ответ, который он хотел услышать, не поговорив сначала с братом и невесткой? Ведь вопрос такой деликатный.

— Зак, у тебя сейчас и так много забот.

— Если ты имеешь в виду моего вновь объявившегося отца, то это не причина. Почему ты не доверилась мне, не попросила помощи у меня? Что, черт возьми, Майк может сделать для тебя такого, что не могу я? Не понимаю, почему я этого не учел заранее, — мрачно пробормотал он. — Я не Роб и даже ни капельки не похож на него.

Она крепко зажмурилась.

— Я сегодня утром сказал семье, что уже не нуждаюсь в сиделке. Они ждут, что ты вернешься к себе домой сегодня вечером.

Так, значит, ее уволили!

Единственная надежда, что их разлука будет временной. Но Зак не знал, как плачет сейчас ее сердце.

— Как ты будешь справляться с продуктами?

— Даг и Мики придут сюда на этой неделе.

— Ты записан к доктору на пятницу, — напомнила она.

— Я сам поведу машину. — Глаза его остановились на сэндвичах. — Если ты завернешь их и положишь в холодильник, я съем, когда вернусь с прогулки.

Он вот-вот взорвется, отметила она про себя.

— Ты уходишь надолго?

— Как получится. У меня есть подруга, она живет в полумиле отсюда, тоже на побережье. Если она вернулась из отпуска и дома, наверное, я посижу у нее немного. Поговорю.

— О твоем отце?

— Нет. — Он стрельнул в нее проницательным взглядом. — Но я ждал, что ты мне скажешь об этом, когда мы ехали домой. Ты ничего не сказала.

— У меня нет такого права, Зак. — Она достала из ящика фольгу, чтобы завернуть сэндвичи. — И неважно, что ты говорил семье. Никто, кроме тебя самого, не знает, как поступить. Но если ты хочешь поговорить, пока я укладываю вещи, я с радостью выслушаю тебя.

— Ты безупречная сиделка. — Зак улыбнулся, но глаза оставались мрачными. — До конца выполняющая свой долг. — Он глубоко вздохнул. — Нет слов, чтобы выразить мою благодарность. Надеюсь, что чек, который ты на днях получишь, покажет тебе степень моего восхищения. Осторожно веди машину, Мишель.

Он исчез из кухни раньше, чем она успела ответить. Через несколько секунд она услышала, как он вышел через черный ход.

Двигаясь точно автомат, она убрала дом и приготовила все, что, как предвидела, ему понадобится. И только потом уехала.

Два часа спустя Мишель свернула на подъездную дорожку своего дома в Риверсайде. В дороге она приняла решение встретиться с братом наедине. Если его шокирует ее вопрос, она это тотчас поймет. По крайней мере, тогда он сам в подходящее время скажет обо всем Шерилин.

В среду во время ленча Мишель наконец собралась с духом и вошла в адвокатскую фирму, которой управлял Грэхем. Она сказала в приемной, что хотела бы видеть брата, и получила ответ, что он задерживается на конференции. Ей придется подождать.

С воскресного вечера она только этим и занималась. Ждала момента, когда решится ее будущее… А сейчас от страха судорогой сводило желудок.

— Мишель?

Она так резко вскочила, что чуть не упала.

— Привет, Грэхем. Надеюсь, ты не возражаешь, что я заскочила к тебе просто так?

— Почему я должен возражать? Шерилин и я удивлены: ты приехала домой в воскресенье и еще не была у нас. — От его озабоченного взгляда желудок свело еще больше. — Пойдем, поговорим.

Она вошла в его кабинет, села. Он сел рядом с ней, а не за письменный стол.

— Вижу, твое страдальческое выражение. Расскажи мне, что случилось.

— Прийти к тебе с этим, наверное, самое трудное из всего, что я делала в жизни.

Рот пересох от одной фразы.

— Тяжелее, чем столкнуться с фактом, что Робу не будет лучше? — помрачнев, спросил Грэхем.

— В некотором смысле да. Смерть естественный процесс. То, с чем я борюсь, неестественно. Потому я и пришла поговорить с тобой наедине. Я знаю, что ты всем делишься с Шерилин. Но когда ты услышишь то, что я должна сказать, может быть, решишь по-другому.

— Продолжай.

Брат не шелохнулся.

— Мне нужно задать тебе вопрос. Важно, чтобы ты абсолютно честно ответил мне.

— Ты знаешь случаи, когда я был не честен?

— Нет. — Ее пальцы сжали подлокотники кресла. — Как бы ты воспринял признание Зака, что он влюблен в Линетт?

— Он уже говорил нам о своих родственных чувствах. Но если бы такое случилось, то это дало бы моему воображению большой толчок.