Нетерпеливой рукой она смахнула слезы, боясь поверить, что он наконец готов ее выслушать.

— Ты действительно хочешь знать?

Решительный кивок. Она сделала глубокий вдох — нужно успокоиться, она не может позволить себе попасть под его влияние.

— Фактически они уже планировали пожениться в скором времени. Твой отец сделал маме предложение под Новый год.

При этом воспоминании легкая улыбка тронула уголки ее полных губ.

— Он сказал, что это самый подходящий день для новых начинаний.

Что-то в этих словах вновь заставило напрячься каждый мускул его тела, челюсть сжаться, а глаза прищуриться.

— Свадьба планировалась на Пасху. Они не знали… — При последних словах голос у нее сорвался. — Они думали, что впереди еще вся жизнь, а мама всегда мечтала выйти замуж весной. Она хотела, чтобы все цвело.

— Как трогательно! Скажи еще, что Лидия купила белое платье и фату для этой свадьбы года.

Он не верил ей, и в его сердце по-прежнему кипела ненависть к ее матери.

— Ты не веришь? — попыталась она перейти в наступление и наткнулась на холодную улыбку.

— В том, что касается твоей матери, извини, не верю, — процедил он. — Мне нужны конкретные свидетельства, прежде чем…

Конца фразы Рэйчел не слышала, потому что уже подбежала к бюро рядом с большим сводчатым окном. Торопливо открыв верхний ящик, она схватила пачку белых открыток, лежавших сверху.

— Вот!

Задыхаясь от спешки, она протянула открытки Габриэлю.

— На, возьми! — настаивала она, всовывая их ему в руки. Он продолжал невозмутимо разглядывать ее лицо. — Ну, возьми же!

— Что это? — Его реакция на этот раз была явно замедленной — обычно он на шаг опережал остальных.

— Подтверждения, которых ты хотел! «Конкретные свидетельства». Смотри…

Он наконец взял открытки и, наклонив голову, взглянул на текст, отпечатанный серебристым шрифтом.

— «Имеем честь пригласить вас… — не выдержала молчания Рэйчел, — на свадьбу Грегори и Лидии… Апреля, четвертого дня…» Видел? Приглашения отпечатаны заранее, для рассылки в следующем месяце!

Она точно зафиксировала момент истины, когда его тонкие длинные пальцы сжали карточку и с силой скомкали ее.

— Так или иначе, они собирались пожениться!

— Он никогда не говорил мне об этом.

— А зачем ему говорить? Грег что, не знал, как ты относишься к моей матери? Он не мог рассчитывать, что ты с распростертыми объятиями примешь ее в семью.

Рэйчел не сразу поняла жестокость своих слов, пока не увидела его внезапно побледневшее лицо.

— Вообще-то, думаю, он собирался сообщить, — поспешно уточнила она. — Если бы все шло по плану. Они подали заявление о регистрации брака по всем правилам! Но им пришлось поторопиться…

Как только необходимость убеждать пропала, вся ее воинственность исчезла, осталась только тоска. Воспоминания сдавили горло, душили ее, ей опять захотелось плакать.

— Я была их свидетельницей. — Она уже не сдерживала слез, и они ручьем струились по щекам. — В отдельной палате. Грег…

— О Боже!

Свадебные приглашения разлетелись, как огромные снежинки, по толстому ворсистому ковру. Габриэль вдруг подался вперед и с неожиданной нежностью обнял ее и прижал к себе.

— Присядь.

Они сели на диван, и он начал гладить ее блестящие каштановые волосы, прижимая ее голову к плечу.

— Я, наверное, должен просить прощения, — хрипло пробормотал он. — Мне следовало знать, что ты не будешь лгать мне.

Но эти тщательно подобранные слова не пролили бальзам на ее душу, ведь Габриэль по-прежнему считал, что они с матерью любой ценой хотят завладеть домом, в котором он родился и вырос, предъявить свои права на него. А она еще пыталась поддеть его…

— Прости, — всхлипывала Рэйчел, поднимая к нему полные слез глаза. — Не надо было мне говорить…

— Шшш, — прошептал он, приложив палец ей к губам.

Сердце Рэйчел заколотилось. Она боялась этого чувства, боялась жесткой груди, к которой прижималась щекой, боялась сильных рук, обнимавших ее.

Ей хотелось выплакаться, но она знала, что тогда совсем раскиснет. Надо было взять себя в руки и молиться, чтобы он поскорее отпустил ее, чтобы тело перестала бить эта неуемная дрожь, чтобы по каждому нерву не бил электрический ток.

— Не вини себя, — продолжал Габриэль. — Твоей вины нет. Виновата та проклятая ситуация, в которой мы оказались. Я… немного раздражен…

Его губы скривились, у Рэйчел невольно вырвался нервный смешок.

— О Боже, Габриэль, я могла бы догадаться. Ведь у тебя даже не было возможности попрощаться с отцом.

Глаза цвета эбенового дерева потемнели, краска сошла с лица. Рэйчел попыталась выпрямиться и не встретила сопротивления. Руки Габриэля ослабли, но он, похоже, даже не заметил этого.

Рэйчел опять почувствовала угрызения совести.

— Хочешь… хочешь, я расскажу, как все?.. — неуверенно начала она и увидела, как его глаза быстро закрылись, но успела уловить в них неожиданно вспыхнувший блеск.

Он на секунду прижал пальцы к векам и сделал глубокий, болезненный вдох.

Однако, когда он открыл глаза, они снова были чисты и спокойны. Немыслимый, почти нечеловеческий контроль над собой, который никогда не покидал Габриэля, за исключением одного, очень памятного Рэйчел случая.

— Если не трудно.

Было бы ложью сказать — нет, не трудно. Но это то немногое, что она может сделать: в конце концов, каковы бы ни были между ними отношения, ни при каких обстоятельствах она не согласилась бы сегодня поменяться с ним ролями.

— Не катастрофа убила твоего отца. Доктора сказали, что травмы вполне поддавались лечению. Но в машине «скорой помощи» у него случился обширный инфаркт — вероятно, в результате шока. Врачи стабилизировали его состояние, и он фактически шел на поправку, но…

Рэйчел тряхнула головой, вспоминая кошмар второго, совершенно безумного ночного звонка из госпиталя. Телефон зазвонил, едва они вернулись домой, спустя час после скоропалительной свадьбы.

— Возможно, Грег знал — имел какие-то предчувствия. Потому что именно он настаивал на свадьбе там и тогда. Но он выглядел таким счастливым, Габриэль… — Инстинктивно она почувствовала, что он хочет знать как можно больше. — Он был так уверен, так бодр, у него ничего не болело. Врачи сказали, что все случилось мгновенно, он не успел даже понять. И он думал о тебе. Он просил передать, что любит тебя и гордится тем, что ты делаешь в Америке. Он… он еще говорил, что надеется, ты сможешь признать нас как своих близких, как свою семью…

Только тут Рэйчел заметила, что ее пальцы сплетены с пальцами Габриэля и их руки все еще лежат у него на колене. Пальцы его непроизвольно сжались, едва она попыталась высвободиться.

— По крайней мере спасибо и за это, — угрюмо проговорил он.

— Я должна была рассказать. — Она не могла оторвать взгляда от сплетенных рук. — И он знал, что ты едешь сюда.

Он дернулся. Быстро взглянув ему в глаза, Рэйчел застыла, парализованная темным пламенем, бушующим в них.

— Кто ему сказал?

— Я.

Она не знала, как он отнесется к этому признанию. В конце концов, именно из-за нее и ее матери он оставил этот дом и больше четырех лет не видел отца.

— Спасибо.

Простота и искренность этого ответа тотчас напомнили Рэйчел одну давнюю ночь и слова, которые он тогда говорил, обещания, которые давал и которым она верила — глупо, наивно, слепо.

— Я сделала это ради Грега. — На последнем слове голос у нее дрогнул. — Он много значил для меня. В конце концов, он был мне вместо отца.

Слезы снова потекли у нее по щекам.

— Рэйчел… — начал Габриэль, но она не дала ему говорить — он мог разрушить, по-медвежьи растоптать с таким трудом налаженный хрупкий мир между ними.

— Честно говоря, я никогда не скучала по моему настоящему отцу — он умер, когда мне было три года. Поэтому нельзя сказать, что Грег заменил моего отца. Нет, он просто заполнил пустоту в моей жизни. И пока он не появился, я и не догадывалась, как эта пустота огромна.