Имри поднял из ящика три светлых цилиндра, передав один из них. «Я гарантирую, что они совместимы с этим стволом».
— Конечно.
Такер накрутил глушитель на «Люггер» и получил ствол длиной почти одиннадцать дюймов [45]. Результат был одновременно и нелепый, и впечатляющий.
— Патроны? Обоймы?
Имри достал их из ящика и положил аккуратно рядом на стол. Он наблюдал, как Такер накручивает глушители на каждый пистолет, зарядил их, взвёл, сделал всё, чтобы стрелять из них. Он не мешал доскональному осмотру, потому что знал, что Такеру не нужны комментарии в таких вопросах, но, всё же, высказал столько слов о мерах предосторожности, сколько смог. При этом он восхищался профессионализмом другого мужчины.
Такер разобрал оружие и сказал: «Сколько?»
— Вы понимаете, что подлинные «Люгеры» Португальской Национальной Гвардии — это коллекционные экспонаты?
— Даже модифицированные под использование глушителей?
— Даже такие.
— Сколько?
— Я заплатил четыреста пятьдесят долларов за каждый пистолет, всего тысячу триста пятьдесят, действующая рыночная цена. — Такер знал, что Имри покупал оружие не у других коллекционеров, а у различных неназываемых источников, возможно, всего лишь за пятьдесят или сто долларов каждый. Он ничего не сказал. Имри был достаточно хорош, чтобы согласиться на такую уступку, которая позволила бы ему заработать столько, сколько он хотел. — Я восстановил их до состояния полной работоспособности, оснастил глушителями, которые подходят как к механике, так и к патронам, тонкая работа, которая занимает не так уж мало времени…
— Сколько? — прервал Такер.
Светящиеся глаза маячили на его лице — вниз на пистолеты, обратно вверх на его лицо, Имри понимал, что Такер спешил, возможно, поэтому немного завысил цену. «Две тысячи двести за все три».
— Две тысячи, — сказал Такер.
— Есть ещё одна проблема — это редкое оружие было изначально подготовлено для другого джентльмена, перед вами. Он собирается забрать их в течение двух дней. Чтобы исполнить этот заказ, я вынужден буду закрыть магазин и находиться на ногах восемнадцать часов в день…
Такер резко остановил тучного мужчину. «Это вряд ли», — сказал он. «Мы оба знаем, что вы всегда просите немного больше, чем требуется. Только лишь поэтому у вас есть скрытая кладовка. Возможно, у вас есть что-то ещё похожее на это, может быть не «Люгеры», но что-то вполне готовое к применению, что можно взять за книжным шкафом».
— На самом деле… — начал Имри.
— Две тысячи.
— Вам нужен чемодан, чтобы забрать их отсюда? — спросил Имри, складывая вместе толстые пальцы.
— Да.
— Две тысячи за пистолеты, двадцать пять долларов за «дипломат».
Такер улыбнулся: «Вы бесподобны».
— Антикварный бизнес испытывает в настоящее время экономический спад, возможно, вы читали об этом в газетах, — сказал Имри. Он развёл руки и поднял ладони вверх, как бы говоря: «Что я могу сделать?»
Такер отсчитал деньги, пока Имри укладывал пистолеты, глушители и патроны в жемчужно-серый «дипломат» с серебристой безупречной ручкой. Он захлопнул его, закрыл и дал Такеру два ключа в обмен на подходящую денежную компенсацию.
— Я думаю, вы будете довольны, — сказал Имри.
— Надеюсь, что так.
— Тогда до свидания.
— До свидания, — сказал Такер.
Тучный мужчина снова провёл его вниз по лестнице, в тёмный мебельный магазин, через ряд старинных напольных радио для кабинетов и граммофон на подставке из клёна. Труба граммофона, когда-то позолоченная, а теперь потускневшая, заставила его подумать об Элиз Рамзей. Она снималась в рекламе сигар, сидя на диване около старинного граммофона. Это была одна из его любимых реклам, возможно, потому что она была там одета в вызывающее нарядное платье с кружевным вырезом; ему всегда казалось, что как в мультфильме, труба граммофона была живой, и что её зияющий рот был открыт в благоговении от её сногсшибательного сияния.
Имри отомкнул входную дверь.
Такер вышел и ушёл, ничего больше не сказав.
Времени было 11:06 утра среды.
В небольшом аэропорту Лонг-Айленда, из которого Пол Нортон и Ник Симонсен осуществляли свои сомнительные воздушные перевозки, были две гравийные взлётно-посадочные полосы — одна новая и другая — раздолбленная, размытая и вспученная в центре как спина недовольного кота. Использовались обе полосы. Три здания — первое склад, второе ангар и третье — сочетание офиса и три посадочных места для вертолётов — знавали лучшие деньки. Гофрированная поверхность крыши проржавела, а деревянные стены требовали покраски. Такер заплатил водителю такси, отдал ему щедрые чаевые, чтобы он уехал, потому что он сильно настаивал на оплате обратной дороги, и вошёл в ближайшее здание, в котором находился офис Нортона.
Нортон был там, за обшарпанным столом, который выглядел так, будто готов развалиться, откинулся назад в расшатанном пружинящем кресле, его обутые ноги опирались на запятнанную исписанную книгу для записей. Он был крупным мужчиной, на пять дюймов выше и на шестьдесят фунтов [46]тяжелее Такера. Лицо его было широким и плоским, даже нос его был вдавленным, а на щеках остались шрамы, появившиеся во время поездки во Вьетнам. Он никогда не рассказывал Такеру, как и почему это случилось, даже если оба повреждения были получены в одном месте. Возможно, имея неограниченные ресурсы и проведя несколько серьёзных операций, очень хороший пластический хирург мог бы восстановить этот повреждённый нос так, чтобы он мог выглядеть как новый, однако не имело особого смысла этим заниматься, пока ничего не будет сделано с белыми шрамами на обеих щеках. Рассматривая его, Такер испытывал жуткое чувство, что какой-то огромный кот незаметно подкрался к Нортону, расцарапал его лицо когтями и выдрал мясо из-под кожи одним резким движением. Несмотря на эти физические недостатки, он не выглядел особенно уродливо, лишь как человек, которому не повезло.
Когда он говорил, тем не менее, то казалось, что он выглядит как цветное стекло на дне калейдоскопа. Голос был мягким, так же, как и манера говорить, слова отмерянные и тёплые. Это был голос мужчины, который видел слишком многое и прошёл через большие муки, чем был способен, голос человека, который никогда не хотел убивать или причинить боль как-либо ещё. «Пиво?» — спросил он.
— В это время дня?
— Обед уже прошёл, — заметил Нортон, убирая свои ноги со стола и вставая. Он двигался плавно, изящно. Из холодильника в углу комнаты он достал два охлаждённых пива, открыл их и поставил на стол, не предложив каких-либо бокалов.
Такер сел в кресло для клиентов, оба портфеля расположил рядом.
Нортон даже глазом не повёл. Он знал, что если это связано с делом, Такер ему расскажет. Вьетнам сделал из него не только джентльмена, но также чрезвычайно осторожного человека.
— Индийский пейль-эль Балантайна [47], — сказал Нортон, понимая свою бутылку, — Я перепробовал всё, но меня удовлетворяет только это. — Он выпил треть бутылку одним длинным глотком, который заставил его адамово яблоко подпрыгнуть как спасательную шлюпку во время тайфуна.
Такер попробовал пиво из своей бутылки, согласился с заключением и сказал: «Мне нужен пилот».
— Как ты и сказал по телефону.
— Вертолёт уже готов?
— Это займёт всего несколько минут.
— Оперативно.
— Моя марка.
Такер отпил немного пива, вздохнул, поставил бутылку, пододвинул тележку, на которой находились два портфеля, отщёлкнул замки и открыл. Он сказал: «Всё, что тебе нужно знать, чтобы установить цену, это пункт назначения. Питсбург. И также время, до которого ты мне понадобишься — вероятно, это будет до завтрашнего полдня, когда мы вернёмся обратно. Может быть, это займёт часть вечернего времени. Твоё соучастие заключается не больше, чем в изменении маркировки вертолёта. Очень маловероятно, что ФАА [48]узнает об этом, и, кроме того, ты привык к высокому риску».
