Джози выдернула свою руку из-под маминой и сделала вид, что полностью поглощена видом сливок в спаржевом супе. Со спаржевым супом была связана одна смешная история. Однажды они с Питером провели эксперимент, чтобы увидеть, сколько спаржевого супа нужно съесть, чтобы моча приобрела необычный запах. Понадобилось не больше двух ложек, честное слово.

– Перестань говорить своим голосом судьи, – сказала Джози.

– Каким голосом?

– Своим голосом судьи. Тем, которым ты отвечаешь на телефонные звонки. Или когда находишься в общественном месте. Как сейчас.

Мама нахмурилась.

– Глупости. Я говорю точно так же, как…

К столику плавно приблизился официант, словно ездил по ресторану на коньках.

– Простите за беспокойство… вам все нравится, Ваша честь?

Не замешкавшись ни на секунду, мама подняла лицо к официанту.

– Все чудесно, – сказала она, улыбаясь, пока он не ушел. Затем повернулась к Джози. – Я говорю точно так же, как обычно.

Джози посмотрела на нее, потом на спину официанта.

– Может, так оно и есть, – сказала она.

Еще одного парня в футбольной команде, который предпочел бы быть где угодно, только не здесь, звали Дерек Марковиц. Они познакомились, когда сидели на скамье запасных во время игры против Северного Хаверхилла.

– Кто заставил тебя играть? – спросил Дерек, и Питер ответил, что мама.

– И меня тоже, – признался Дерек. – Она врач по питанию и помешана на спорте.

За ужином Питер рассказывал родителям, что на тренировках все нормально. Он рассказывал о себе вымышленные истории, описывая спортивные трюки, которые сам он никогда не смог бы повторить. Он делал это для того, чтобы мама могла посмотреть на Джойи и сказать что-то вроде:

– Кажется, в нашей семье есть еще один спортсмен.

Когда они приходили поболеть за него, а Питер всю игру сидел на скамье запасных, он говорил, что тренер выпускает на поле только своих любимчиков, и в некотором смысле так оно и было.

Как и Питер, Дерек был практически наихудшим игроком в футбол на планете. У него была такая белая кожа, что его вены просвечивались, словно дороги на карте, а волосы такие светлые, что не сразу можно было догадаться, где у него брови. Теперь во время игр они сидели рядом на скамье запасных. Он нравился Питеру, потому что незаметно проносил шоколадные батончики на тренировку и ел их, когда тренер не видел, и потому что умел шутить. «Что может быть приятнее, чем прибить Дрю Джирарда к стенке гвоздями? Отрывать его». В какой-то момент Питер обнаружил, что с нетерпением ждет следующей тренировки, просто чтобы услышать, что расскажет Дерек, – хотя Питер опять начал переживать: нравится ли ему Дерек, потому что это Дерек, или потому, что Питер был геем. И тогда он садился немного дальше или обещал себе ни в коем случае ни разу не смотреть Дереку в глаза за всю тренировку, чтобы у того не возникли подозрения.

Однажды в пятницу после уроков они сидели на скамье и смотрели, как все остальные играют против Ривенделла. Все знали, что Стерлинг обыграет их с закрытыми глазами (хотя этого оказалось недостаточно, чтобы выпустить на поле Питера и Дерека во время игры в настоящей лиге). На последней минуте второго тайма счет становился просто унизительным – Стерлинг 24, Ривенделл 2, а Дерек рассказывал Питеру очередной анекдот.

– Почему в Люксембурге не любят играть в футбол? – спросил Дерек и ответил: – Очень неудобная игра: посильнее ударил по мячу, и за ним надо бежать то в Бельгию, то в Германию, а то и во Францию.

– Хорошая игра, – сказал тренер, поздравляя каждого игрока рукопожатием. – Хорошая игра. Хорошая игра.

– Ты идешь? – спросил Дерек, вставая.

– Сейчас догоню, – сказал Питер, наклонился, чтобы расшнуровать бутсы, и увидел, как перед ним остановилась пара женских туфель. Он узнал эти туфли, потому что все время спотыкался о них в прихожей.

– Привет, сынок, – улыбаясь, сказала мама.

Питер поперхнулся. Где это видано, чтобы мамочка забирала шестиклассника прямо с игрового поля, словно первок ку, который сам не мог перейти дорогу?

– Подожди меня, Питер, – сказала мама.

Подняв на секунду глаза, Питер успел заметить, что ребята из команды не ушли в раздевалку, как обычно, а остались, чтобы посмотреть на это унижение. Когда он уже было подумал, что хуже ничего быть не может, мама направилась к тренеру.

– Господин Ярбровски, – сказала она. – Можно вас на два слова?

«Убейте меня», – подумал Питер.

– Я – мама Питера. И я хочу знать, почему вы не выпускаете Питера на поле во время игры.

– Сейчас играет команда, миссис Хьютон, а я просто даю Питеру возможность потренироваться, чтобы достичь…

– Уже прошла половина сезона, у моего сына такое же право играть в этой команде, как и у остальных ребят.

– Мама, – вмешался Питер, изо всех сил желая вызвать в Нью Гемпшире землетрясение, которое разверзло бы землю и поглотило ее, не дав закончить предложение. – Перестань.

– Все в порядке, Питер. Я сейчас все устрою.

Тренер сжал переносицу пальцами.

– Я поставлю Питера в команду на игру в понедельник, миссис Хьютон, но ничего хорошего из этого не выйдет.

– И не нужно, чтобы было хорошо. Нужно, чтобы было весело. – Она обернулась и широко улыбнулась Питеру. – Правда?

Питер ее почти не слышал. От стыда в ушах стоял звон, прерываемый только перешептыванием его товарищей по команде. Мама присела перед ним на корточки. Раньше он не представлял, как можно любить и ненавидеть кого-то одновременно, но теперь начал понимать, что это значит.

– Как только он увидит тебя на поле, то сразу же поставит в первый состав. – Она похлопала его по колену. – Жду тебя возле машины.

Ребята смеялись, проходя мимо него.

– Маменькин сынок, – говорили они. – Она всегда борется вместо тебя, Гомик?

В раздевалке он сел и стянул бутсы. Один носок порвался на большом пальце, и он уставился на него, словно его искренне удивил этот факт, а не потому, что изо всех сил старался не заплакать.

Он подпрыгнул на месте, почувствовав, что кто-то присел рядом.

– Питер, – спросил Дерек, – ты в порядке?

Питер попытался сказать «да», но просто не смог выдавить из себя эту ложь.

– Знаешь, чем отличается эта команда от стада?

Питер покачал головой.

– В стаде обычно только один козел. – Дерек улыбнулся. – Увидимся в понедельник.

Кортни Игнатио была «девушкой с тоненькими бретельками» – так Джози называла эту компанию, поскольку лучшего определения не нашлось. Девочки в этой компании носили майки, открывающие живот, и во время концертов, в которых участвовали ученики, выступали с танцами под песни Кристины Агилеры. У Кортни первой из семиклассников появился мобильный телефон. Он был розового цвета и иногда звонил во время урока, но учителя никогда на нее не сердились.

Когда на уроке истории ее поставили в пару с Кортни, чтобы составить хронологию событий американской революции, Джози только фыркнула – она была уверена, что ей придется все делать самой. Но Кортни пригласила ее к себе домой, чтобы поработать над заданием, а мама Джози сказала, что, если она не пойдет, ей действительно придется делать задание одной, поэтому сейчас она сидела на кровати Кортни, ела шоколадное печенье и складывала по порядку карточки с записями.

– Что? – спросила Кортни, встав перед ней и уперев руки в бока.

– Что «что»?

– Почему у тебя такое выражение лица?

Джози пожала плечами.

– Твоя комната совсем не такая, как моя.

Кортни посмотрела вокруг, словно видела свою спальню впервые в жизни.

– В каком смысле, не такая?

У Кортни был лохматый ковер невероятного сиреневого цвета, лампы, украшенные бусами и прозрачными шарфиками для создания определенной атмосферы. Вся поверхность туалетного столика была уставлена косметикой. На внутренней стороне двери висел плакат с изображением Джонни Деппа, а на полке расположилась аудиосистема, похожая на произведение искусства. А еще у нее был собственный DVD-плеер.