— Чьей?
Она слабо мотнула головой.
— Я тогда подумала, что это моя игла, — медленно сказала она. — Но теперь я в этом не уверена. Возможно, это была ее игла Но я полагаю, что это было сделано случайно. — Исабель говорила с большим достоинством. — Та, кто задела меня, несомненно боялась, что ее накажут.
— Будем надеяться, что с Господней помощью последствия этого невольного деяния скоро будут исправлены, — сказал Исаак. — Вы отлично боретесь с болезнью. Теперь отдыхайте и делайте, что скажет Ракель, и все будет хорошо. Ваш дядя будет рад.
Дальнейшее обсуждение прервал стук. Исаак повернулся к двери.
— Кто там?
— Это сестра Агнета, мастер Исаак. Могу я поговорить с вами?
— Побудь здесь с больной, Ракель, — пробормотал Исаак. — Я посмотрю, что случилось у сестры Агнеты.
Ракель посмотрела, как ее отец выходит из комнаты, и плотно закрыла за ним дверь. Она вернулась назад, к кровати, разогнув утомленную спину и плечи. Девушка невероятно устала. Ее разбудили ночью, чтобы отправиться в монастырь, так что она не спала, только слегка дремала, всего по несколько минут, когда сидела возле спящей больной. Всё вокруг нее приобретало оттенок кошмара. Дневной свет вяло сочился через узкие стрельчатые окна, смутно освещая комнату. Один луч солнца упал на умирающий огонь и угли от горящей жаровни, разбрасывающей красно-оранжевые языки пламени, создавая мерцающее отражение на каменной стене; дым окутывал всё вокруг голубоватым туманом. В комнате было невыносимо жарко. Она чувствовала, как будто попала в ад с картинки в одной из отцовских книг. В углу у очага старая монахиня ворчала и бормотала себе под нос, как какой-то демон. Затем та плеснула себе в чашку жидкость из кувшина, стоявшего у нее между ногами, и залпом выпила.
— Эй ты, симпатичная дочь Израиля, — позвала она. — Брось умирающего ублюдка узурпатора, пусть себе лежит, иди и выпей со мной. Я знаю, кто вы и что вы, и кто она и что она. Мы — самое невероятное трио, которое можно найти в этом монастыре. — Она взорвалась смехом, затем затихла, и ее голова свесилась на грудь. Она захрапела.
Ракель задрожала и постаралась сидеть тихо.
Исаак закрыл за собой дверь.
— Да, сестра? — тихо произнес он.
— Аббатиса, как только услышала об этом, сразу же велела мне рассказать все вам, господин, — проговорила сестра Агнета, сбиваясь и торопясь.
— Что рассказать?
— Да о флаконе. Вот об этом, что у меня в руке.
— Что за флакон, сестра Агнета?
— Я нашла его в одежде доньи Санксии. Когда готовила тело к погребению. Вы говорили о духах, и я его открыла, но жидкость в нем имела иной запах, духи так не пахнут.
Исаак протянул руку и взял флакон. Он покатал его между пальцев, понюхал, вынул пробку. Ощутив аромат, он коснулся влажного конца и нахмурился. Растерев жидкость между большим и средним пальцами, он очень осторожно коснулся подушечки пальца кончиком языка. Жидкость была горькой.
— Я не рекомендовал бы это пить, — сухо заметил он, вытащив из кармана чистый кусок ткани и тщательно вытирая руку.
— Что это? — спросила сестра Агнета.
— Какого цвета жидкость во флаконе?
— Ну, это скорее не цвет, — с сомнением сказала сестра Агнета. — Это темный раствор, имеющий оттенок грязи.
— Странный предмет для посещения женского монастыря. — Он на мгновение остановился. — Полагаю, по этому поводу стоит поговорить с доньей Эликсендой.
Они вернулись обратно тем же путем по винтовой лестнице. Сестра Агнета открыла дверь в прохладную просторную комнату и попросила Исаака подождать.
Исаак заходил по комнате, все время постукивая по нёбу кончиком языка и обдумывая вопросы, возникшие в связи с обнаружением пузырька. Быстрые шаги и мягкий шелест ткани объявили о возвращении сестры Агнеты с аббатисой.
— Мастер Исаак, — решительно сказала донья Эликсенда. — Я в вашем распоряжении.
— Донья Эликсенда, благодарю вас за вашу поспешность. Я исследовал пузырек, который принесла мне сестра Агнета. Я лизнул кончиком языка не более чем сотую часть капли и по ощущениям могу сказать, что в нем содержится мощный опиат. Две-три капли заставят человека заснуть. Десять — двадцать, — и он больше не проснется. Полагаю, это было предназначено для доньи Исабель. — Он сделал паузу. — Даже здесь, в этом надежном месте, я беспокоюсь за ее безопасность.
— Но, конечно, после смерти доньи Санксии опасность ушла, — сказала сестра Агнета.
— Без сомнения, — сказал Исаак. — Тем не менее…
— Я согласна с лекарем, — сказала аббатиса. — Она поручена нашей заботе, сестра Агнета. Она — наша духовная дочь, и мы должны ее охранять.
— Ракель — самый внимательный опекун, — сказал Исаак, — но она одна. В шестнадцать лет время от времени нужно спать.
— Сестра Бенвенгуда, наша больничная сестра…
— Не думаю, донья Эликсенда. Насколько хорошо вы ее знаете?
Аббатиса задумалась.
— Не очень хорошо. Но ведь сестра очень опытна, — наконец произнесла она. — Она приехала к нам из Таррагоны только три месяца назад. Мор унес всех сестер, заботившихся о больных, кроме сестры Теклы, но та постарела и сильно ослабела.
— Кто-то, кому вы абсолютно доверяете, должен постоянно находиться рядом с Ракель. И сестру Теклу следует удалить оттуда. Она много пьет…
— Пьет? Кто дал ей вино? — спросила аббатиса.
— Я не знаю, — ответила сестра Агнета. — Но вскоре я узнаю. У нее есть эта слабость…
— И многие знают об этой слабости?
— Да, — сказала аббатиса нетерпеливо. — Она боролась с нею много лет. Но если кто-то принес ей вино… — Она остановилась. — Сестра Агнета будет освобождена от своих обычных обязанностей, чтобы помочь вашей дочери.
— Хорошо, госпожа, — сказала сестра Агнета.
— И к ним никто не должен входить, кроме нас, — сказал Исаак. — Меня беспокоит этот странный пузырек в одежде фальшивой монахини.
Юсуф сидел в тени стены около ворот женского монастыря, рисуя в пыли картинки и задаваясь вопросом, почему он согласился остаться с лекарем. Может, стоит встать и убежать? Маленькая дверца, используемая для обычных хозяйственных нужд, была открыта; жирная монахиня, охранявшая ворота, вряд ли побежит за ним. Все же он остался, рисуя картинки, охваченный странной усталостью, сковавшей его члены и сделавшей голову тяжелой. В последние двенадцать часов мальчик спал и ел больше, чем за много предыдущих дней, и тем не менее его тело, казалось, больше не могло жить без еды и отдыха. Он вспоминал о деревянном столе под виноградной лозой во внутреннем дворике мастера Исаака, нагруженном изысканной едой — финиками, инжиром и абрикосами, мягким сыром, смешанным с медом и рубленными орехами. Картинка распалась и превратилась в большой праздничный стол, прогибающийся от еды: тонкие пряные пироги, истекающие медом, желе, источающее аромат роз, конфеты, сладкие и липкие, высокие горки риса, ярко-желтые и пахнущие шафраном, маленькие жареные пирожки с мясом, имбирем, кардамоном и другими специями, названия которых он не мог припомнить….
— Юсуф! — произнес голос над его головой. — Пришло время отправить тебя в бани и помыть, иначе мы вернемся домой слишком поздно и опоздаем к обеду.
Мальчик быстро проснулся и с испугом вскочил на ноги. Некоторое время он не мог понять, где он находится.
— Да, господин, — сказал он.
Улицы города понемногу начинали пустеть из-за дневной жары. Стихли скрежет колес по булыжникам и крики коробейников. Торговцы складывали свои товары и закрывали лавки. Отовсюду доносился запах еды, варившейся и жарившейся на огне. Когда Исаак и Юсуф подошли к баням, Большой Йохан закончил освобождать и чистить центральную ванну и готовился нарезать себе на обед хлеб и кусок сыра.
— Эй, Йохан!! — позвал Исаак с верхней ступени лестницы, ведшей к баням. Его голос отозвался эхом в прохладном зале, залитом мягким светом. — У меня здесь мальчик, которому надо хорошенько вымыться.
