– Ну и какие у вас новости? – поинтересовался я у Карлисла.

– Мы поймали убийцу ребенка, – сообщил он. – Так что какое-то время я могу заниматься безопасными расследованиями.

– Прекрасно, – отозвался я. – Но каковы новости на нашем фронте?

– Джульет Бёрнс предъявили обвинение в пособничестве преступнику и соучастии в его действиях.

– Что это означает? – попытался уточнить я.

– Подозреваю, что ей грозит небольшой срок. Примерно восемнадцать месяцев, – ответил он. – Или меньше, если она будет играть по правилам. Пусть решают полиция Теймз Валли и уголовный суд.

– А я-то считал, что подобных сделок со слезными мольбами у нас в стране больше не существует, – удивился я.

– Ну как же, – иронически заметил он. – Вроде эвтаназии? Просто теперь они иначе называются. А как ваши дела?

Он указал на мою левую руку, которую я держал на перевязи.

– Я расщепил надвое кончик моей локтевой кости, ударив Питера Энстона, – пояснил я. – И потому с тех пор не могу ходить с искусственной рукой. Но это поправимо.

По правде говоря, в последние три недели я чувствовал себя куда комфортнее, чем за все десять лет, когда после катастрофы на скачках носил этот протез. И сознавал, что, каким бы ни был след тяжелого увечья, он – часть меня самого. Обрубок спас мне жизнь. И стал моим другом.

– А ваша подружка? – осведомился он, кивнув в сторону Марины, беседовавшей в Эваном Уокером.

– Моя жена, – с улыбкой поправил его я. – Спасибо, с ней все в порядке.

Марина призналась мне, что долго размышляла о нашей помолвке и свадьбе, ожидая за дверью прихода полиции.

Она не скрыла ни от Чарлза, ни от Дженни, что если я останусь в живых, то сразу выйдет за меня замуж. Однако это «сразу» растянулось на две недели, потому что ее родителей не было дома. Они уехали на сафари в Африку и пребывали в блаженном неведении о борьбе их дочери за жизнь, пока не завершилась драма. Мы дождались их возвращения, а затем зарегистрировали наш брак в Западном Оксфордшире. За официальной церемонией последовал торжественный прием в Эйнсфорде. Дженни сияла, и с ее лица не сходила улыбка. Ее вина была навсегда искуплена.

– Примите мои поздравления, – произнес Карлисл. – Что же вы сейчас собираетесь делать?

– Я по-прежнему расследую игры по Интернету, – откликнулся я.

Как я и предсказывал, компьютерная игра «Давайте сделаем ставки» привела к целому ряду открытий, и я с головой погрузился в изучение игорного бизнеса. Жокей-клуб также инициировал расследование договорных ставок на скачках, а Крис Бишер обнародовал эти факты в объемистой статье на первых полосах газеты. Пока что Джорджу Логису удавалось избежать обвинений в том или ином конкретном преступлении, но в то же время он был объявлен персоной нон грата на любых скачках. Ходили слухи, будто он перевел все свои активы на имя компании и залег на дно.

Фрэнк Сноу в Харроу был бы доволен.

Марина подошла ко мне, взяв под руку Эвана Уокера.

– Мистер Холли, – сказал он. – Спасибо вам за все, что вы сделали для моего Хью. Я намерен получить счет и надеюсь, что вы не станете медлить.

– Никакого счета не будет, – возразил я. – Тут не за что платить.

– Знаете, я могу себе это позволить, – обиженно заявил он. – И не нуждаюсь в вашей благотворительности.

– Мистер Уокер, – пояснил я. – Ваша благотворительность мне также ни к чему, и я не приму от вас ни пенни. Расходы на расследование покрыты публикациями в «Памп».

– Честные деньги, долг совести, – хмыкнул он. – О'кей. Я с вами согласен.

Он повернулся и направился к группе знакомых, стоявшей у буфета.

– Наверное, вы сегодня вечером вернетесь в Челтенхем? – спросил я у Карлисла.

– Нет, я поеду поездом в Лондон, – отозвался он. – Похоже, что Питер Энстон все-таки выживет, благодаря вам. Он лежит в больнице Сент-Томас, и я должен формально арестовать его там за убийство Хью Уокера.

…Я слышал, что он утратил способность пользоваться своей левой рукой.

И, подобно мне, стал калекой.