К нам подступил некий лейтенант.
– Где та девушка, что еще в Колом-Бешаре была с вами?
– Этого мы не можем сказать, господин офицер, – ответил Альфонс Ничейный. – Даже имени ее не вправе открыть.
– Не пытайтесь втирать очки! – погрозил нам кулаком офицер. – Ваш сообщник во всем сознался.
Стреляных воробьев на мякине не проведешь. Хопкинс, видишь ли, сознался! А уж тем более «во всем».
Аккурат в этот момент его и ввели. Судя по всему, нашего сообщника пытались обработать: нос и губы у него были распухшие.
Однако как он обставил свое появление!.. Приподнял кепи, улыбнулся во весь рот:
– Ваш покорный слуга!
– Как вы ведете себя, рядовой? – призвал его к порядку комендант.
– Благодарю за любезный вопрос, господин комендант.
Спятил он, что ли?
– Ах ты, каналья! Строишь из себя психа? – наскочил на него лейтенант.
– Помилуйте, о чем вы? Я гражданское лицо, и в заключении меня держат незаконно.
К разбушевавшемуся лейтенанту подошел коллега.
– Видите ли, похоже, здесь и в самом деле недоразумение. Задержанный, судя по всему, действительно из штатских, так как Тор числится у нас среди легионеров второй роты…
– Вы тоже причисляете себя к гражданским лицам? – обратился к нам комендант.
– Никак нет, господин комендант…
– Где барышня? – Лейтенант угрожающе взмахнул хлыстом.
– Не советую грубо обращаться с нами, господин лейтенант, – почтительно вмешался я. – Потом вам же боком выйдет.
– Что-о? Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?… – зашелся было лейтенант, но его остановил какой-то майор, который, видать, извлек урок из промашки с Хопкинсом.
– Как еще прикажешь обращаться с вами, бандитское отродье?
Не успел я ответить на вопрос, как распахнулась дверь и вошел маркиз де Сюрьен.
Глава четырнадцатая
1
Его высокопревосходительство собственной персоной: щеки горят, на лице сложная смесь чувств – гнев, радость, гордость…
Присутствующие дружно щелкнули каблуками.
Маркиз прошелся, пристально всматриваясь в нас троих, затем обратился к офицерам.
– Господа! Где бы ни зашла речь об этих людях, хочу, чтобы вы отзывались о них как о самых мужественных, самоотверженных и преданных солдатах республики!..
Все растерянно застыли в молчании, лишь Хопкинс чуть слышно буркнул себе под нос:
– Нечего меня в солдаты записывать, я человек штатский…
– Приказываю далее, – повышенным тоном продолжил маркиз, – чтобы во всех армейских подразделениях завтра были названы перед строем имена этих троих людей, которым я с радостью жму руку. – Он поочередно удостоил рукопожатием каждого из нас. – Адмирал де Сюрьен всегда будет горд этой честью.
Такой уж он был человек: без малейших колебаний поставит к стенке труса или лентяя, зато никто не ценил солдата за верную службу выше, чем он.
Альфонс Ничейный сделал шаг вперед и замер по стойке «смирно».
– Слушаю вас!
– Ваше высокопревосходительство, покорно благодарим за добрые слова, но мы всего лишь выполнили свой долг, как и положено солдату.
– Эти парни, – повернулся маркиз к офицерам, – разоблачили гнуснейшую измену и выполнили самый трудный воинский приказ, какой только можно себе вообразить. Прошли огонь и воду, лишь бы доставить архиважное секретное донесение непосредственно в генеральный штаб… Что за герои!.. – Улыбаясь, он обвел нас взглядом, но глаза его при этом подозрительно блестели.
2
В одно прекрасное утро гарнизон форта Лами в составе ста человек поджидал сюрприз: на небольшом летном поле один за другим приземлились три аэроплана с офицерами высоких чинов.
Что произошло, трудно было понять, но факт остается фактом: коменданта крепости и радиста отстранили от должности и самолетом отправили в тыл. С комендантом в дороге произошел несчастный случай – каким-то образом он выпал из самолета. Поползли слухи, будто он покончил с собой. Что же касается легионеров, им тотчас велели выступать в поход.
У берега Конго солдаты получили приказ изменить направление и теперь ускоренным маршем двинулись прямиком к Игори.
В то же самое время над Игори появилось звено истребителей… Воздух наполнился грозным гулом, а перед капитаном, то бишь комендантом форта, легла радиограмма следующего содержания:
«Приказываю всем – заключенным, охранникам, туземцам – в течение десяти минут собраться в крепости. Если хотя бы один человек сделает попытку покинуть Игори, крепость немедленно подвергнется бомбардировке. Комендант форта Лами снят со своего поста, гарнизон в полном составе, при поддержке артиллерии, в течение трех часов займет Игори.
Повторяем: через десять минут каждый, кто окажется за стенами форта, попадет под обстрел».
Угроза была приведена в исполнение, десять минут спустя низко кружащие самолеты поливали окрестности пулеметным огнем.
В шесть часов вечера форт сдался без сопротивления. К семи часам было проведено первое расследование и за крепостной стеной расстреляно шестнадцать человек, в том числе Брижерон и полоумный капрал по кличке Беспроволочный Телеграф. «Капитана» заковали в наручники и переправили в Оран.
В газетах промелькнуло скупое сообщение: «В колонии Игори заключенные предприняли попытку бунта, подавленного легионерами форта Лами. Три беглых солдата, один из которых оказался гражданским лицом, были направлены в Игори с поручением от секретных служб, а посему колониальная армия намеренно не старалась поймать их».
Севшие в лужу власти пытались выйти сухими из воды. Но мы-то знали, как они «не старались» изловить нас!
3
Обитателей хижины на острове капитан Перэ, вместе со своим взводом отправившийся на выручку узников, застал в плачевном состоянии. У порога их встретил Потрэн. На желтой сморщенной физиономии сержанта выделялись грустно поникший нос и остатки усов с бородой. Но стоял бывалый солдат, вытянувшись в струнку.
– Честь имею представиться: сержант Потрэн!
Капитан крепко стиснул его костлявую руку.
– М-да, сержант, вид у вас неважнецкий… – Он легонько ткнул пальцем в грудь Потрэна под влажным, пропахшим плесенью мундиром с давно не чищенными, проржавелыми пуговицами. – Есть у вас еще порох в пороховницах?
От такого ласкового обращения лицо сержанта слегка порозовело и взгляд сделался поживей.
– Пришлось пережить кое-какие тяготы. Думаю, надо будет попросить денька три, чтобы оклематься. Но в лазарет не пойду ни за какие коврижки!
Капитан рассмеялся и похлопал старого вояку по плечу.
– Молодцом, сержант! Вы еще послужите на благо Республике!
– Так точно, господин капитан! – щелкнул каблуками Потрэн.
Офицер хотел было войти в хижину, однако сержант преградил ему путь.
– Поосторожнее, господин капитан! Генерала стережет телохранитель. Как только поднялась вся эта суматоха, мы испугались, как бы этим мерзавцам не стукнуло в голову избавиться от нежелательных свидетелей.
– Какой еще телохранитель?
– Вообще-то он тоже узник, как и мы. Очень славный парень. – И прокричал с порога: – Ну, где ты там, обормот? Выходи!
– Нечего орать! Не глухой, слышу!
Из глубины хижины появился Турецкий Султан с большущим кухонным ножом в руке.
4
…В тот вечер, когда мы тронулись в путь, Турецкий Султан застрял в Игори. Дело было так. Небольшой товарный состав с пыхтящим паровозиком готовили к отправлению по временной ветке.
Султан торопливо вступил в переговоры с машинистом.
– Вот тебе пять тысяч франков, – сказал он шепотом. – Я спрячусь на платформе, а ты завали меня углем…
– Договорились.
Турецкий Султан залег на дне узкой вагонетки, машинист прикрыл его углем…
Минут через десять паровоз отпустил пары, и состав тронулся. Вагонетка стояла не шелохнувшись. Черт побери, в чем дело? Отцепилась, что ли? Султан приподнялся, чтобы взглянуть, и глазам его предстало поразительное зрелище: десяток солдат с ружьями на изготовку, а впереди – «капрал», Беспроволочный Телеграф.