В последний раз, прежде чем закрыть дверь, я оглядел свою камеру. А потом решительно задвинул засовы, точно хотел вычеркнуть это ужасное место из памяти раз и навсегда.

Я запрыгал дальше вдоль ряда и отпер следующее стойло. Тоже искал там метлу, но неожиданно нашел нечто более интересное и нужное.

Удача мне улыбнулась. На полу валялся мой протез, а рядом и пальто.

Подвесить меня на цепи и оставить умирать — то был поистине дьявольский и расчетливый план. Но снять с инвалида протез — это пахло уже нечеловеческой злобой. И я решил, что подонок, сотворивший это со мной, заплатит за свое злодеяние очень высокую цену.

Я привалился спиной к двери и надел протез, потом опустил резиновый рукав ниже колена.

Я всегда ненавидел эту штуковину, эту ногу, которая не была частью меня. Но теперь я воспринял возвращение протеза с благодарностью — он был моим надежным другом, союзником, братом. Последние два дня научили меня тому, что без этого компаньона из металла и пластика я превращаюсь в слабого, беспомощного, бесполезного воина на поле боя. Теперь же протез при мне, и это сила, с которой следует считаться.

Радость ходьбы на двух ногах была ни с чем не сравнима. А знакомое цоканье звучало, как музыка.

Я подобрал с пола пальто, накинул его. Рубашка промокла от пребывания под дождем, и я был рад тому, что пальто у меня такое толстое, теплое, с пушистой подкладкой. Сунул руки в карманы и, к изрядному своему удивлению, обнаружил в одном мобильный телефон, бумажник, ключи от своей машины и визитку от мистера Хугленда.

Телефон был выключен. Я сам отключил его на время судебных разбирательств. Теперь же включил, послушно засветился маленький экранчик. Кому же позвонить?

Кому я могу доверять?

Я решил исследовать конюшни, чтобы понять, где нахожусь.

Наверное, можно было бы использовать мобильник и позвонить в полицию, и они проследили бы, откуда поступил сигнал. Но мне хотелось выяснить это самому.

Я представил, как лежу в ожидании, когда явятся мои убийцы, проверить, помер я или нет. Прекрасный шанс рассчитаться с ними, если на месте преступления вдруг появятся машины с мигалками и сиренами, решительные парни окружат это место, громко топая ботинками десятого размера, давая всему миру знать, что я найден. И спугнут моего врага. Здорово!

Но прежде надо поесть, голод продолжал терзать меня. И еще очень хотелось принять душ.

Ни в одном из стойл лошадей не оказалось. Людей в большом доме поблизости тоже не было. Это место напоминало город-призрак. И все двери были заперты. Я прошел по гравийным дорожкам мимо конюшен, мимо дома и вот наконец вышел к дороге.

Наверное, в сотый раз взглянул на наручные часы, но их при мне не было. Единственная пропажа, не считая «Ягуара». Наверное, убийцы сняли их, чтоб не мешали связать мне руки. Я искал везде, в каждом стойле, куда заходил, но безуспешно.

Однако, судя по освещенности, было где-то около пяти вечера. Пока достаточно светло, чтобы видеть, куда иду, но скоро стемнеет.

Дорога от конюшен спускалась по пологому холму, что помогло при ходьбе, но в конце я уперся в огромные, футов семь в высоту, ворота из сварного железа на равно грандиозных каменных столбах. Ворота были закрыты и заперты на цепь с навесным замком, подозрительно похожую на ту, что лежала сейчас у меня в кармане.

Я поднял глаза. Неужели снова придется карабкаться наверх?

Нет, не пришлось. Я прошел ярдов десять влево и с легкостью перешагнул через низенькую железную изгородь. Грандиозные ворота существовали здесь для вида, не для безопасности. А цепь с замком, видимо, были призваны отбить у какого-нибудь проезжающего мимо любопытного намерение подъехать к дому и посмотреть. И не дать этому случайному человеку обнаружить, что я заперт в стойле.

На одном из воротных столбов красовалась пластиковая вывеска.

«ПРОДАЕТСЯ» — было начертано на ней крупными заглавными буквами, ниже приведен телефон агента по недвижимости. Код города был мне знаком: 01635. Это Ньюбери.

Листок с данными агента был прикреплен поверх небольшой деревянной вывески. Я сорвал его и в надвигающихся сумерках увидел табличку с надписью: «КОНЮШНИ ГРЕЙСТОУН». И маленькими буквами внизу — «Ларри Вебстер, тренер».

Помню, кто-то рассказывал мне об этом месте. Так и сказали: «Место Вебстера». «На холме недалеко от Вэнтейдж-роуд». Стало быть, сейчас я в Лэмбурне, где-то совсем недалеко от него. Даже можно было разглядеть огоньки деревни, примерно в полумиле от меня, у дороги.

Что же мне теперь делать?

Позвонить матери и попросить ее заехать за мной? Или же позвонить в полицию, сообщить о том, что меня похитили и пытались убить? Я понимал, что должен это сделать. Разумный и правильный шаг. Я должен был позвонить, как только нашел телефон. Ведь это так просто — набрать 999 и ждать. И тогда к матери явятся налоговики и затаскают по судам.

Помимо опасений, что мать может потерять все — дом, конюшни, доброе имя, бизнес, свободу, наконец, — что-то еще останавливало меня от звонка в полицию. Возможно, намерение показать майору по делам инвалидов из Министерства обороны, что списывать со счетов меня еще рано, что я могу пригодиться армии.

Но думаю, что главную роль в этом нежелании сыграло намерение лично отомстить негодяю, который так жестоко обошелся со мной.

Возможно, то было проявлением своего рода безумия. Но я опустил мобильник в карман и не стал звонить никому. Просто зашагал на огоньки, к свету, к дому.

Я жив и свободен, а некто до сих пор уверен в том, что я сейчас лежу связанный в стойле и медленно умираю. Так что на моей стороне был элемент внезапности. С чисто стратегической точки зрения, элемент внезапности — это все. Доказательством тому служила хотя бы воздушная атака на Пирл-Харбор, состоявшаяся ранним воскресным утром в декабре 1941 года. Одиннадцать кораблей были потоплены или серьезно повреждены, около двухсот самолетов, так и не успевших подняться в воздух, разбомблены прямо на земле, причем воздушные атакующие силы противника не превышали и двадцати бомбардировщиков. Было убито и ранено свыше трех с половиной тысяч американцев, потери же японцев составили всего шестьдесят пять человек. Я знал это, потому что в Сэндхерсте каждый слушатель-офицер должен был представить курсовую на тему Второй мировой войны, и мне достался как раз Пирл-Харбор.

Так что элемент внезапности имеет решающее значение.

Я уже однажды показался врагу, и последствия были удручающие — едва удалось выжить. Теперь же я должен затаиться, а еще лучше: внушить врагу уверенность в том, что я уже нейтрализован и не представляю для него опасности. Пусть думает, что я мертв, тут-то я и появлюсь и нанесу смертельный удар. Нужно движение, аналогичное тому, что произвела героиня Глен Клоуз в ванной в фильме «Фатальное влечение». Но только никак нельзя допустить, чтоб меня в конце концов пристрелили, как это произошло с ней.

Я прошел через деревню, стараясь держаться в тени и избегая оживленного центра, где кто-то мог увидеть меня рядом с ярко освещенной витриной. Лишь металлическое цоканье, которое издавал протез, могло меня выдать. Надо найти какой-то способ сделать походку бесшумной.

Подойдя к конюшням Каури, я остановился.

Хотел ли я, чтоб мать и отчим узнали, что со мной произошло? Как объяснить им, отчего я весь в грязи, небрит, истощен и измучен? Можно ли доверять им? Не выдадут ли они мою тайну, пусть даже непреднамеренно, кому-то еще? Абсолютная секретность — еще один решающий фактор. «Болтовня может стоить жизни» — то был один из девизов военного времени. И мне определенно не хотелось, чтоб она стоила моей.

Но я страшно изголодался, к тому же хотелось умыться и переодеться во все чистое.

Я приблизился и увидел, что на конюшнях горит свет и что весь штат занят кормежкой и мытьем своих четвероногих подопечных.

Я быстро обошел дом и, стараясь ступать как можно тише, приблизился к ближайшему прямоугольнику из стойл. Лишь на долю секунды шагнул в освещенное пространство, и то сперва проверил, не смотрит ли кто.