Артур помог ей войти в вагон, и двери тут же закрылись.

— С вами все в порядке? — участливо спросил он.

— Да, благодарю вас. Но я так испугалась — думала, что упаду. Молодые люди теперь так невнимательны. Не то что прежде.

— Они жестоки, — тихо поправил Артур. Молодой человек вышел на Дюпон-сёркл и перебрался на другую платформу. Артур последовал за ним и ухитрился встать у парня за спиной, когда тот остановился на самом краю платформы. Когда показался поезд, Артур шагнул вперед и толкнул парня так, что одна книжка у юноши выскользнула. Молодой человек инстинктивно дернулся, чтобы подхватить ее, и на миг оказался в положении неустойчивого равновесия. Столкнуть его под поезд не составило никакого труда. И книжка, и молодой человек приземлились на рельсы одновременно.

Да, вот оно, третья страница: «Девятнадцатилетний студент погиб в метро». Автор заметки посчитал происшествие несчастным случаем. Кто-то из стоявших рядом пассажиров видел, как у студента выпала книжка. Он наклонился за ней — и полетел вниз, потеряв равновесие. Кофе, который собирался выпить Артур, остыл. Ничего, он еще успеет сварить себе новую порцию, а потом пойдет на работу.

В доме для престарелых столько беспомощных стариков, нуждающихся в его заботе, а он никак не может выбросить из головы Патрицию Треймор!.. Это из-за нее он потерял осторожность с миссис Гиллеспи. Завтра он скажет Глории, что будет работать допоздна, а сам вернется к дому Патриции Треймор.

Придется ему забраться туда второй раз.

Глория должна получить обратно свою куклу.

Двадцать четвертого декабря в десять утра Пэт выехала в Ричмонд. Из-за горизонта выползло золотистое солнце, но воздух оставался очень холодным. Рождество обещало быть морозным.

Свернув с автострады, Пэт трижды выбирала неправильный путь и под конец здорово разозлилась. С четвертой попытки ей удалось найти Балзам-плейс — тихую улицу, застроенную уютными коттеджами в тюдоровском стиле. Дом под номером 22 был заметно выше соседних, а перед ним, на газоне, красовалась резная деревянная вывеска: «Антиквариат».

Кэтрин Грэни — энергичная худощавая женщина лет пятидесяти с небольшим — уже ждала в дверях. У нее были зоркие голубые глаза и волевое лицо; в прямых, коротко остриженных волосах пробивалась седина. Она крепко пожала руку журналистке.

— У меня такое чувство, будто мы давно знакомы. Я довольно часто делаю закупки в Новой Англии, и всякий раз, когда представляется возможность, смотрю ваши программы. — Таковы были первые слова миссис Грэни.

Нижний этаж дома занимал магазин. Стулья, столы, диваны, лампы, картины, восточные ковры и фарфор — все было снабжено ценниками. На буфете времен королевы Анны стояли изящные статуэтки, а прямо перед ним дремал старый ирландский сеттер.

— Я живу наверху, — объяснила Кэтрин Грэни. — Вообще-то магазин сегодня закрыт, но всегда находится какой-нибудь растяпа, который в последнюю минуту обнаруживает, что забыл купить подарок... Вы ведь выпьете кофе, не правда ли?

Пэт сняла пальто и огляделась:

— У вас тут собраны чудесные вещицы...

— Я стараюсь. — Миссис Грэни казалась польщенной. — Мне нравится отыскивать старый хлам и возвращать ему былую красоту. У меня в гараже даже есть мастерская. — Она разлила кофе из шеффилдского кофейника и протянула Пэт. — Приятно жить в окружении красивых вещей. Смотрите-ка, ваши каштановые волосы и золотистая блузка замечательно подходят к обивке этого дивана!

— Благодарю, вас. — Пэт понравилась эта славная разговорчивая женщина. Весь облик хозяйки свидетельствовал о честном и открытом характере, и Пэт решила сразу перейти к цели визита. — Миссис Грэни, вы, наверное, понимаете, что ваше письмо выглядит... несколько странно. Скажите, почему вы не связались напрямую с дирекцией телесети, а обратились ко мне?

Кэтрин Грэни отхлебнула кофе.

— Как я уже говорила, мне довелось посмотреть несколько ваших передач. Это на редкость добросовестные и интересные работы, и я не думаю, что вы способны сознательно проповедовать ложь. Вот почему я обратилась к вам. Я не хочу, чтобы Абигайль Дженнингс снова трепала имя Джорджа Грэни и сетовала на «ошибку пилота» в связи с гибелью Вилларда. Мой муж был высококлассным профессионалом, он мог летать на чем угодно, лишь бы крылья были.

Пэт подумала об уже смонтированных отрывках, присланных Пелхэмом. Сенатор действительно обвиняла пилота, но называла ли она его имя? Этого Пэт не помнила, но зато в ее памяти всплыли некоторые подробности аварии.

— Разве в ходе расследования на было установлено, что ваш муж летел слишком низко? — спросила она.

— Самолет летел слишком низко и врезался в гору. Конечно, мне следовало вмешаться сразу же, когда Абигайль Дженнингс принялась использовать катастрофу для саморекламы. И вообще шумиху вокруг безопасности полетов подняли исключительно ради того, чтобы привлечь внимание прессы к ее персоне.

— Так почему же вы не вмешались немедленно?

— На то были причины. Во-первых, через несколько дней после аварии у меня родился ребенок. Но главное — я не хотела проявлять бестактность по отношению к матери Вилларда.

— К матери Вилларда?

— Да. Видите ли, Джордж часто летал с Виллардом Дженнингсом. Они стали добрыми друзьями. Старшая миссис Дженнингс знала об этом, и когда самолет пропал, она пришла ко мне — ко мне, а не к невестке. Мы сидели вместе и ждали, ждали... Как это было ужасно!.. Ну а потом она выделила приличную сумму на образование моего сына. У меня было оружие против Абигайль Дженнингс, но я не хотела причинять лишнюю боль матери Вилларда. Мы обе мучились подозрениями, но скандала, связанного с гибелью сына, она бы не пережила.

— Так каким же оружием вы могли воспользоваться? — спросила Пэт.

— Я могла подорвать доверие к Абигайль. Виллард был несчастен в браке. Кроме того, он никогда не хотел посвящать жизнь политике. В день гибели он даже собирался объявить, что не будет выставлять свою кандидатуру на очередной срок. Дело в том, что ему предложили пост ректора в одном из колледжей, а его всегда привлекала академическая карьера. В то утро между ним и Абигайль произошла в аэропорту безобразная ссора. Она умоляла его не объявлять об отставке, а он сказал ей — это слышали и я, и Джордж: «Абигайль, тебя это никоим образом не касается. Между нами все кончено».

— Получается, что Абигайль и Виллард находились на грани развода?

— Вот именно. Ее поза благородной вдовы с самого начала была чистой воды притворством. Мой сын, Джордж Грэни-младший, стал военным летчиком. Он никогда не видел отца. Но я больше не допущу клеветы на моего покойного мужа. Выиграю я процесс или проиграю — не важно, зато люди узнают, что Абигайль Дженнингс всю жизнь была фальшивкой.

Пэт тщательно подбирала слова:

— Миссис Грэни, я, безусловно, сделаю, что смогу, чтобы имя вашего мужа в передаче не порочили. Но должна сказать, я просмотрела личный архив сенатора, и у меня создалось впечатление, что Абигайль и Виллард очень любили друг друга.

Кэтрин Грэни презрительно фыркнула:

— Хотела бы я посмотреть на выражение лица старой миссис Дженнингс, если бы она это услышала! Вот что я вам скажу: поезжайте обратно через Хиллкрест. Сделайте небольшой крюк, это около мили, и посмотрите на поместье Дженнингсов. А потом сами решайте, насколько надо ненавидеть свою невестку, чтобы не оставить ей ни клочка земли, ни гроша.

Спустя пятнадцать минут Пэт смотрела сквозь решетку высоких железных ворот на прекрасный особняк, возвышающийся на гребне заснеженного холма. Как вдова Вилларда Абигайль имела все основания рассчитывать на наследство и здесь, и в конгрессе. А вот разведенная жена оказалась бы парией. Если верить Кэтрин Грэни, трагедия, о которой с таким чувством говорила Абигайль, на самом деле стала для нее подарком судьбы.

— Здорово смотрится, Эбби, — благодушно заметил Тоби.