– Куда вы, Сесил? – позвала ее Линдси.
Старуха обернулась:
– Забрать Денни из школы. Он меня уже ждет.
– Все нормально. Занятия закончатся только через два часа.
– Вы уверены?
– Конечно. Сперва съешьте ланч, а потом заберете Денни.
– У него сегодня фортепиано.
– Я знаю.
Медсестра подошла и увела Сесил. Линдси проводила их взглядом.
– Для пациентов с прогрессирующим Альцгеймером мы применяем валидационную терапию.
– Как это?
– Не спорим с ними, не пытаемся заставить их осознать реальность. Я, например, не говорю Сесил, что ее Денни уже за шестьдесят, он работает в банке и нянчится с тремя внуками. Мы просто стараемся на что-то переключать их.
Они прошли по коридору – в смысле «кварталу», заставленному большими, в натуральную величину, куклами-детками. Здесь же нашел себе место пеленальный стол с плюшевыми медведями.
– Детский квартал.
– Они играют в куклы?! – не удержалась Грейс.
– Только те, у кого больше сохранилась личность. Это помогает им подготовиться к визитам праправнуков.
– А остальные?
– Некоторые думают, что они – молодые мамы. Куклы помогают их успокоить.
Невольно – а может, и намеренно – они ускорили шаг. Через несколько секунд Линдси повысила голос:
– Бобби!
Бобби Додд поднялся из-за карточного стола. Первое определение, просящееся на язык, если посмотреть на Додда-старшего, – франт. Щеголь. Додд выглядел энергичным и свежим, с очень черной кожей и рельефными, как у аллигатора, морщинами. Твидовый пиджак, двухцветные мокасины, алый аскотский галстук и в нагрудном кармане такой же платок. Седые волосы коротко подстрижены и гладко причесаны.
Приподнято-галантное настроение Додда не изменилось, даже когда Грейс объяснила, что приехала поговорить о его покойном сыне. Она ожидала проявлений сдерживаемого горя – повлажневших глаз, дрогнувшего голоса, но ничего подобного не увидела. Пусть это смелое обобщение, но престарелые менее болезненно воспринимают смерть или крупные трагедии. Старики способны разволноваться от пустяков вроде дорожных пробок, очередей в аэропорту, плохого обслуживания, но драматические события от них просто отскакивают. Что за странный эгоизм развивается с возрастом? Связано ли это с приближением к неизбежному, когда в преклонном возрасте люди начинают блокировать беды или отмахиваться от настоящих несчастий? Может, старческая хрупкость не в силах устоять перед ударами судьбы, отсюда этот защитный механизм, инстинкт выживания, безразличие?
Бобби Додд был готов помочь, но ему мало что было известно. Грейс поняла это почти сразу. Сын навещал его дважды в месяц. Да, вещи Боба в редакции упаковали и прислали ему, но он даже не открывал коробку.
– Она на складе, – ввернула Линдси.
– А можно мне посмотреть, что в коробке?
Бобби Додд потрепал ее по ноге:
– Конечно можно, детка.
– Ее еще нужно сюда привезти, – сказала Линдси. – Склад не на территории «Звездного света».
– Это очень важно.
– Я могу заказать доставку на завтра.
– Спасибо.
Линдси отошла, оставив их наедине.
– Мистер Додд…
– О, пожалуйста, просто Бобби!
– Бобби, – согласилась Грейс. – Когда сын навещал вас в последний раз?
– За три дня до того, как его убили.
Додд ответил сразу и не задумываясь. В первый раз Грейс ощутила дрожь за непроницаемым фасадом и усомнилась в справедливости своей догадки о свойстве возраста смягчать душевную боль. Может, к старости лучше овладеваешь наукой держать лицо?
– Вы не заметили ничего необычного в его поведении?
– Необычного?
– Не был ли он рассеяннее, чем всегда, или занят своими мыслями?
– Нет. – Пауза. – По крайней мере, я не заметил.
– О чем вы говорили?
– Мы отродясь не вели долгих бесед. Иногда вспоминали его маму, а большей частью смотрели телевизор. Здесь есть свое кабельное, знаете?
– И Джиллиан приезжала?
– Нет.
Это вылетело слишком быстро. Лицо Бобби вдруг стало замкнутым.
– Она вообще навещала вас?
– Иногда.
– Но в последний раз ее не было?
– Нет.
– Это вас не удивило?
– Это? Нет, как раз это меня не удивило.
– А что удивило?
Бобби отвел глаза и прикусил нижнюю губу.
– Ее не было на похоронах.
На секунду Грейс решила, что ослышалась, но Бобби Додд закивал, будто прочитав ее мысли:
– Да-да, вот такая законная супруга.
– Они плохо ладили?
– Боб со мной не делился.
– А дети у них были?
– Нет. – Он поправил галстук и снова опустил глаза. – Для чего все это вытаскивать, миссис Лоусон?
– Грейс.
Бобби не ответил. Он смотрел на нее взглядом, исполненным мудрости и печали. Должно быть, причина холодного равнодушия пожилых гораздо проще – на своем веку они многое повидали и не хотят видеть еще.
– Мой муж пропал, – сказала Грейс. – Я считаю… Я не знаю, но мне кажется… это как-то…
– Как зовут вашего мужа?
– Джек Лоусон.
Имя ничего не говорило Додду-старшему. Грейс спросила, нет ли у него телефона Джиллиан Додд и как с ней можно связаться. Бобби покачал головой. Они пошли к лифту. Бобби не знал кода, и медсестра проводила их вниз. С третьего этажа на первый они спускались молча.
У самых дверей Грейс поблагодарила старика за то, что он уделил ей время.
– Вы любите мужа? – вдруг спросил Додд.
– Да, очень.
– Надеюсь, вы окажетесь сильнее меня. – И Бобби Додд побрел прочь. Грейс подумала о фотографии в серебряной рамке, о его Моди, и поспешно вышла.
Глава 24
Перлмуттер вдруг спохватился: по закону у них нет права открывать машину Рокки Конвелла. Он подозвал Дейли:
– Ди Бартола на дежурстве?
– Нет.
– Позвони жене Конвелла, спроси, есть ли у нее ключи от «тойоты». Скажи, мы нашли машину и нам нужно ее разрешение, чтобы осмотреть салон и багажник.
– Они же в разводе, разве у нее есть право?
– Нам хватит.
– Понятно.
Дейли управился моментально: миссис Конвелл согласилась помочь. Они подъехали к дому на Мейпл-стрит, Дейли сбегал наверх и взял ключи. Через пять минут они уже сворачивали к парковке.
Не было никаких причин подозревать неладное – напротив, выводы напрашивались прямо противоположные. На этой стоянке люди оставляли машины и пересаживались на автобусы. Кто-то ехал развеять скуку в центр Манхэттена или на северную оконечность знаменитого острова, к мосту Джорджа Вашингтона. А можно было махнуть в какой-нибудь из трех крупных аэропортов – Джона Ф. Кеннеди, Ла-Гуардиа и Ньюарк-Либерти, то есть в конечном счете в любую точку мира. Поэтому в том, что «тойота» стояла здесь, не было решительно ничего подозрительного.
По крайней мере на первый взгляд.
Полицейские Пепе и Пашайан, разыскавшие «тойоту», этого не понимали. Перлмуттер покосился на Дейли, но напарник стоял с самой безмятежной миной, видимо не сомневаясь, что и эта находка заведет их в очередной тупик.
Поправив ремни, Пепе и Пашайан вразвалочку подошли к Перлмуттеру:
– Здрасте, капитан.
Перлмуттер не сводил глаз с «тойоты».
– Нам начать опрос билетных кассиров? – спросил Пепе. – Может, кто-нибудь из них вспомнит Конвелла?
– Вряд ли, – проронил Перлмуттер.
Трое молодых людей уловили особые интонации в голосе начальника. Переглянувшись, они пожали плечами. Капитан не стал ничего объяснять.
Конвелл ездил на маленькой «тойоте-селика» старой модели, но ни размер, ни год выпуска значения не имели. Не важно, что колеса ржавые, что двух колпаков нет, а оставшиеся настолько грязны, что не разглядеть, где резина, а где металл. Нет, не это привлекло внимание Перлмуттера.
Он смотрел на багажник машины и думал о шерифах маленьких городков из фильмов ужасов – когда все идет вразнос, горожане начинают странно себя вести, число убитых растет, а шериф, архипорядочный, страшно умный и преданный своему делу блюститель закона, бессилен этому помешать. Именно так чувствовал себя Перлмуттер, потому что машина просела на задних колесах и багажник завис как-то низко. Очень низко.