С первых дней Карининой работы стало ясно, что официанткой она никогда не была. К клиентам шла как на расстрел; а если клиент выражал недовольство, что вынужден третий раз повторять заказ, она вся съеживалась, как собачка в ожидании удара. К тому же выяснилось, что живет она далеко, в деревне, в 20 километрах от города. Автобусы туда поздно не ходят, и она просила назначать ее только в первые смены.

В общем, по-всякому выходило, что Карина в ресторане не приживется. Но жалко ее было до слез. Чувствовалось, что горя она нахлебалась под завязочку.

Мы решили побороться за нее. Собрали совет и пригласили Карину.

– Ты, деваха, зачем в ресторан сунулась? – как можно мягче спросила Наталья Григорьевна дрожащую от страха Карину.

Та заплакала:

– Работа нужна. Деревня работа нет. Денег нет. Семья очень плохо. Мама болеет.

И завыла дальше по-своему. Мы молчали, оглушенные таким количеством бед.

– Ты, Карина, не реви. Мы тебе поможем. Значит так, в зале девчонки за тобой присмотрят. Одна к клиентам не подходи, попроси кого-нибудь – не откажут. Дальше – русский язык учить надо. Светка тебя учить будет, у нее мама училкой была, значит – это самое ее дело.

Я согласно кивнула и внесла свое предложение:

– А может, она и поживет у меня? Одни первые смены – фигня полная, никто не разрешит, да и денег в первой не заработаешь. Ей же деньги нужны.

– Умно, – обрадовалась Наталья Григорьевна. – Будешь у Светки жить. Выходные копи и на три-четыре дня домой будешь ездить. Идет?

В ответ Каринка отрицательно затрясла головой.

– Денег совсем нет за жилье платить.

Мы все почему-то рассмеялись этому ее в общем-то несмешному ответу.

И Каринка стала жить в моем доме. Сожительницей она оказалась замечательной. За три дня вылизала весь дом, готовила завтраки и всячески старалась мне услужить.

– Ты это, кончай. Я тебе не госпожа, а ты мне не служанка. Мы на равных. Понятно?

– Понятно, понятно, – кивала Каринка, видимо, чтобы не перечить мне, и продолжала вести себя по-прежнему.

С учебой у нас не очень пошло. Я сбегала к соседке Мане, старшекласснице, набрала старых учебников и попыталась по ним учить Карину. Но через час абсолютно озверевала, потому что объяснений моих она не понимала, и чтобы не разораться на нее, прекращала занятие. Помощь пришла неожиданно от соседки Мани. Девочка она была чудесная, жила с больной теткой, ухаживала за ней. А родители ее были лесниками в запретной зоне К-14, часто приезжали то поодиночке, то вместе. Мне от них перепадали подарочки разные, а главное – дрова.

К осени дядя Петя подгонял машину дров из прекрасного сушняка. Хорошие люди. Так вот, дочь их, Маня, собиралась поступать в педагогическое училище, мечтала работать учительницей младших классов. Зашла она к нам как-то во время наших мучений по изучению русского языка и вдруг робко предложила:

– Давай, Свет, я попробую. Ты с ней по учебнику 7-го класса занимаешься. А мне кажется, ей с букваря начать надо.

И дело пошло.

Мане, видимо, нравилось чувствовать себя учительницей. А Каринка просто на глазах расцветала и обожала Маню, у которой, в отличие от меня, был педагогический талант. И через месяц Карина порхала по залу экзотической бабочкой. Подбегала с радостной улыбкой к клиентам и, приняв заказ, готова была просто пуститься в пляс оттого, что все поняла. Всех клиентов обслуживала, как дорогих родственников. Все были довольны, а мы – так просто гордились ею. Только не пускали ее обслуживать бандюков. Ну их, еще обидят и опять испугают. Перестав походить на жалкую собачонку, ожидающую удара, Карина внешне очень изменилась. Попросту говоря, стала неимоверной красавицей: оленьи глаза, смуглая нежная кожа, прекрасные густые каштановые волосы, стройная. Просто картинка. Пора было приобщать ее к искусству. В технический перерыв хор собрался прямо в зале, и Наталья Григорьевна сказала:

– Ну-ка спой нам что-нибудь по-своему.

Карина уже знала и про хор, и про прослушивание; и без всякого волнения и напряжения запела. Вот это был для нас шоковый сюрприз – голос у Карины оказался сильный, красивого тембра и огромного диапазона. Мы невольно зааплодировали, когда она закончила.

Наталья Григорьевна потрясенно покачала головой:

– Да, с таким голосиной тебе у нас явно делать нечего. В консерваторию двигать надо. Будешь оперной певицей. В Париже где-нибудь выступать!

Каринка вся съежилась как от удара, заплакала и вдруг рухнула на колени:

– Пожалуйста, не выгоняйте меня. Что я неправильно сделала? Простите, я исправлюсь, я буду стараться, только не гоните меня. Так много плохого, так много беды, и все время злые люди, только злые – обижали, обманывали, били. Никто ничем не помог. Кругом беда, плохо без родины. Вы первые добрые. Спасли меня. Вы мне все как родня. Не гоните от себя, пожалуйста. Пропаду без вас, и семья пропадет. Деньги получаю, лекарств маме купила. Мама ходить начала, за всех вас молится, и я молюсь каждый день. Чем я вас обидела?

Мы опешили. Бросились ее успокаивать, обнимать, целовать.

– Мы тебя любим, Каринка. Просто как лучше хотели!

– Не надо лучше. Я хочу как сейчас. Пожалуйста!

– Ты, Каринка, успокойся, – строго сказала Наталья Григорьевна. – Не хочешь в консерваторию – не надо. Будешь с нами петь. Только в хоре голосишко свой не выпячивай, пой, как все. А пару песен сольно споешь, но не на осетинском, а на русском. Чего-нибудь такое… такое… Во! Придумала! Будешь Нани Брегвадзе!

– Грузинский никогда не буду! – вскинулась Карина.

Глаза ее так сверкали, что мы поняли – точно не будет.

– Тьфу ты! Не грузинский, это я ошиблась, – соврала Наталья Григорьевна. – Романсы русские петь будешь.

– Русские буду, – сразу согласилась Карина.

И все вздохнули с облегчением.

Жизнь началась неплохая. Все с энтузиазмом ходили на спевки, выучили еще две казачьих. А Каринка в свободные вечера, под руководством Мани и под мой аккомпанемент, разучивала «Отвори потихоньку калитку». Получалось. Свадебные заказы посыпались на «Веселый Ежик», как из рога изобилия. Директору даже приходилось отказывать. И всегда в середине свадьбы Наталья Григорьевна объявляла:

– А сейчас официантки нашего замечательного ресторана тоже поздравят молодых и их гостей.

Проходили мы всегда на ура. А чего, прикольно же: бегают в белых фартучках, улыбаются, еду подносят, грязные тарелки убирают, а потом вдруг – бац! – и поют на сцене.

Пели мы хорошо, складно и душевно. Нравилось нам это занятие. А Каринка со своим голосищем вообще потрясала. Никто не верил, что она официантка, все считали, что это просто переодетая артистка из Москвы. И все время мучили ее:

– Ну скажи, что ты артистка. Сознайся. Небось консерваторию заканчивала?

При слове «консерватория» Каринка пугалась и убегала на кухню и больше уже обслуживать не выходила, чем еще больше заинтриговывала.

Так что жизнь, повторяю, была неплохая. Но вдруг на мою голову свалилась неожиданная напасть. Повадился в наш ресторан Володька, чтобы меня «доставать». Первый раз я его просто не узнала. Сел за столик в обеденное время какой-то военный, заказал 200 г водки, борщ и жаркое. Я стала его, как положено, обслуживать. Принесла графинчик с водкой, борщ и пожелала приятного аппетита. Вдруг он говорит:

– Может, присядешь, подруга?

Я вежливо отвечаю:

– Нам не положено.

А он грубить:

– Хорош выкобениваться!

Я взглянула на него строго и чувствую, кого-то он мне напоминает. Долго на него глядела, перебирая в памяти, кто бы это мог быть. Вдруг щелчок в мозге, и я даже вскрикнула: «Володька!» и плюхнулась на стул рядом с ним.

– Чего придуриваешься!

Он выпил полстакана водки и начал хлебать борщ. Подтянулись все официантки, которые были в зале.

– Володь, рассказывай, как живешь. Мы ведь тебя не признали. Смотрим – военный какой-то незнакомый. Ты чего в форме-то?

– Тесть велел к форме привыкать. Решил по своему ведомству меня пустить. Сейчас прохожу краткий курс обучения, потом первое звание получу. Буду вас от пожаров охранять.