— Да, — проговорил я сухо. — А как все-таки насчет Саула Ароновича?

Несколько секунд в трубке стояла тишина, после чего послышался голос профессора.

— Приезжай, — сказал он. — Есть важные новости. — Потом, помолчав, добавил: — Зою с собой привези.

— Вы действительно прочитали минойский текст? — спросил я на всякий случай. — Вы разгадали тайну Кносского царства?

Профессор как будто обдумывал мой вопрос, молчал.

— Тайну? — переспросил он медленно. — Да, пожалуй… Во всяком случае, теперь я знаю о минойцах больше, чем все ученые мира. Гораздо больше.

— Больше, чем знал Димис Лигурис?

— Димиса нет в живых, — произнес профессор еще медленнее, чем прежде. — А я жив. Я еще жив… Приезжай.

Говорил он медленно, делая явное усилие в каждом слове. Старость и перенапряжение последнего времени сказались на Сауле Ароновиче…

— Можно приехать сейчас? — спросил я, не в силах побороть вспыхнувшее нетерпение.

— Конечно, можно сейчас, — выплыл в трубке голос Ани. — Сколько вам еще нужно приглашений? Дело не ждет. Вот и Саул Аронович так считает.

— Без Зои не поеду, — вслух решил я, отключившись от связи.

— Правильно, — буркнул Вазген. — Зачем женщину ночью одну дома оставлять? Хочешь, я с тобой тоже поеду? Для безопасности.

Я отрицательно покачал головой. Незачем сейчас беспокоить Вазгена. Он действительно мне будет нужен, но потом, когда дело дойдет до открытой схватки. А в том, что такая схватка непременно последует, я не сомневался.

— Если нужно, — сказал мой друг, — ты мне сразу звони. Вот, видишь трубку? Она всегда теперь будет включена. Только одно у тебя прошу: никому больше ни слова. Понял? Тебе нужна помощь? Ты ее получишь, но только от меня. Знаешь, какие у меня орлы? Палец в рот не клади. Так-то они нормальные ребята, когда обычная работа, но если узнают про сокровища, я за них поручиться не смогу. Никто не сможет. Могут обезуметь.

— А ты не обезумеешь? — спросил я, улыбнувшись. — А я не обезумею?

— Мы с тобой солидные люди, — рассудительно проговорил Вазген. — Знаем, что почем и что за что бывает. А мои сотрудники — молодежь, горячие головы. Их не надо привлекать. Кому нужно будет голову открутить из этих минойцев — мы с тобой и сами открутим. Что мы, с какими-то минойцами не справимся?

— Не скажи, — снова улыбнулся я, считая наш разговор сугубо преждевременным.

«До сокровищ еще далеко», — подумал я.

Ох, как же я ошибался!

Зоя сидела рядом и вместе со мной напряженно всматривалась в темноту за ветровым стеклом. Петербургский район Озерки не отличается безупречным вечерним освещением.

— Так странно снова ехать по городу, — сказала Зоя, зябко кутаясь в плащ. — Кажется, что все нереально…

Она провела в моей квартире за семью замками целую неделю. Потрясения, пережитые на Крите, сделали свое дело — девушка пережила настоящий стресс и впала в депрессию.

Обвинять ее в этом было бы совершенно несправедливо: ведь во время самих событий она держалась мужественно и вела себя молодцом. Настоящим молодцом?

Далеко не всякий мужчина мог бы вести себя в тех обстоятельствах как настоящий товарищ. Не всякий сохранял бы такую выдержку, как Зоя.

— С тобой я сделал целых два открытия, — сказал я ей, когда мы возвращались с Крита и колеса самолетных шасси под аплодисменты пассажиров коснулись земли аэропорта Пулково. — Во-первых, я убедился в том, что красивая женщина может быть умной. А во-вторых — что красивая и умная женщина может быть мужественной.

— Фу, какая гадость! — сразу скривилась она в ответ, и ее даже передернуло. — Ты сам послушай, что говоришь: мужественная женщина! Это же гермафродит какой-то…

— Да я же как раз хотел сделать тебе комплимент, — попытался я исправить положение, но Зоя была неумолима.

— Ну да! — отрезала она. — Как же! Я спасла тебе жизнь, потом помогала, как могла, а в благодарность за все это ты обозвал меня гермафродитом. Запомним!

Но почти сразу по возвращении Зоя не выдержала. Она перестала шутить, и энергия как будто разом ушла из нее — накатила вялость, апатия. В таком состоянии ее особенно опасно было оставлять одну.

Прямо из аэропорта я отвез ее к себе домой. Мне казалось, что нависшая над нами обоими угроза в большей степени реальна для нее. Про себя мне все же было как-то непривычно так думать. Хотя после убийства Константиноса Лигуриса почти что у меня на глазах эта уверенность в собственной неуязвимости меня окончательно покинула…

Сейчас я заехал за Зоей, предварительно предупредив ее. Она ждала меня.

— Расшифровал минойскую письменность? — недоверчиво переспросила Зоя, стоило мне пересказать ей разговор с Аней и с самим профессором. — Саул Аронович сделал это?

Она была поражена и недоуменно пожимала плечами.

— Он занимается минойской цивилизацией всю жизнь, — сказала Зоя. — Уже лет сорок, не меньше. И не мог расшифровать линейное письмо. И вот вдруг взял — да и расшифровал! Верится с трудом.

— Но он сам мне сообщил об этом, — подтвердил я, на что Зоя криво усмехнулась. — Может быть, профессор впал в старческий маразм?

Мы ехали через вечерний город в Озерки, а я все время пытался сообразить, что же кажется мне подозрительным в обстоятельствах последнего времени. Что-то не давало мне покоя и казалось странным, но что?

Если ехать от Обводного канала до Озерков днем, в рабочий полдень, то дорога займет час. Если ехать в конце рабочего дня, когда сотни тысяч автомобилей устремляются в сторону северных спальных районов, то два с чем-нибудь. А если делать то же самое после десяти вечера, то домчаться можно и минут за сорок.

Прорвавшись через Петроградскую сторону, можно уже серьезно прибавить газу. А по прямому, как стрела, проспекту Мориса Тореза с мигающими желтыми светофорами я лихо разогнался до ста двадцати. Лишь когда колеса загрохотали по трамвайным путям на Поклонной горе и впереди возник залитый огнями супермаркет «О'Кей», я понял, что мы почти приехали…

Поплутав в плохо освещенном районе частной застройки, мы наконец вырулили к нужному месту.

— Я бывала здесь несколько раз, — сказала Зоя, вглядываясь в дом с освещенными окнами. — Еще до того, как Саул Аронович женился на Ане.

— У вас с ним что-нибудь было? — на всякий случай уточнил я, памятуя, что научные руководители часто крутят романы со своими аспирантками.

Но Зоя отрицательно покачала головой.

— Нет, — сказала она. — Что ты! Ни мне, ни ему и в голову такое не приходило. А когда появилась Аня, бедный Саул Аронович совсем потерял голову. Ему уже стало точно не до меня.

Я заглушил двигатель, и мы вышли из машины. В последнее время я принимал беспрецедентные меры предосторожности. Даже теперь я несколько раз останавливался и делал ненужные круги по улицам, чтобы засечь преследование или слежку. Перед тем же как выйти из машины, я внимательно осмотрел все вокруг и захлопнул дверцу, лишь окончательно убедившись, что никакие неожиданности нас не подстерегают.

— Ты взял с собой оружие? — вдруг спросила Зоя, остановившись.

— Оружие? — опешил я. — Но у меня его даже нет. Если ты имеешь в виду газовый баллончик, то я не уличный хулиган и не держу такой бесполезной чепухи.

— Мне страшно, — призналась Зоя. — Знаешь, пока ехали сюда, я не боялась, а теперь вдруг испугалась. Ты уверен, что все в порядке?

Меня тоже терзала тревога, но в последнее время моя машинка в животе подавала сигналы непрерывно, даже во сне, так что я перестал к ней прислушиваться. В нашем теперешнем положении если бояться, то следовало вообще никуда из дому не выходить…

Но и сидеть дома бесполезно. В конце концов, ты все равно выйдешь, и до тебя доберутся. Следовало стремительно нанести удар по всей преступной организации, лишить ее силы. Но как это сделать?

Мы поднялись по ступенькам крыльца, и тут я внезапно понял, что кажется мне подозрительным в событиях последнего времени. Это их внезапность. И одновременность.