Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Жрица занесла топорик и улыбнулась. На мгновение она склонилась над Миносом и, поймав сквозь прорези бычьей маски оцепеневший взгляд, прошептала:

— Так надо, царь. У богини есть свой план, как спасти наш народ.

В следующий миг она нанесла удар — прямо и точно, как делала сотни раз. Без жалости или печали. Без сладострастия, совсем не любуясь собой. Просто сделала то, что должна была совершить.

Танец живота

Таким образом, уже тысячи веков существует,

сколь это ни невероятно, вечный народ…

Плиний Старший.
«Естественная история»

— Это дело — именно то, что тебе нужно, старик, — сказал Вазген и хлопнул меня по плечу волосатой, как у гориллы, рукой. — Можешь мне поверить. Уж я достаточно хорошо знаю тебя и твои способности. Чего-то ты не можешь делать, а в этих делах разбираешься лучше других. Правду говорю.

Он улыбнулся, и его смуглое чеканное лицо на короткое мгновение сделалось приветливым. Сверкнули белоснежные зубы, а в черных глазах вспыхнули искорки, как бывало всегда, еще с дней нашей юности.

Я терпеть не могу, когда меня хлопают по плечу. Для меня это просто невыносимо. Бороться бессмысленно, потому что для всех южан, и для американцев тоже, этот жест является совершенно естественным. Они хлопают друг друга по плечу ежеминутно: для них это — знак дружелюбия.

Умом я понимаю, что глупо кипятиться и вздрагивать от унижения каждый раз, когда тебя хлопают по плечу, но, как говорится, сердцу не прикажешь. Может быть, поэтому я не люблю общаться с южанами и американцами…

Впрочем, Вазгену я позволял даже это. Его бесцеремонность, бестактность и дурные манеры искупались в моих глазах давностью наших отношений. Когда тебе тридцать шесть, начинаешь по-настоящему ценить старых друзей. Пусть Вазген такой, какой есть, но про него я хотя бы точно знаю, что он не предаст, не обманет и вообще не держит камень за пазухой. А в наше время знать такое про человека — уже немало.

— Так что? — спросил он. — Берешься?

Мы сидели в азиатском ресторане, что в районе Литейного проспекта. За окнами периодически злобно визжали трамваи, с трудом поворачивая на узком перекрестке. Мы ели, или, как здесь говорят, «кушали», плов и запивали его водкой из высоких тяжелых стопок.

Я чуть заметно повел плечом, и Вазген убрал руку.

— Берешься? — повторил он, пытаясь заглянуть мне в глаза.

Мы встретились по его инициативе. Когда-то мы вместе учились на историческом факультете и здорово пьянствовали в общей студенческой компании. Вазген и еще один его земляк жили в университетской общаге, и их комната три года служила для наших ребят с курса чем-то средним между питейным заведением и публичным домом.

Наверное, это плохо, но именно там, в общаге на восемнадцатой линии Васильевского острова, в комнате с отставшими от стен полосатыми обоями мы впервые ощутили настоящее мужское товарищество, узнали цену дружбе и любви. Там и тогда мы стали мужчинами. Хорошими или плохими — другой разговор, уж как вышло…

После третьего курса Вазгена отчислили. Он не был глуп или ленив. Нет, многие из тех, кто был гораздо тупее его, благополучно дотянули до диплома. Просто Вазген с его армянским темпераментом, с неукротимой жаждой деятельности не вписывался в установленный порядок. Ему неинтересно было изо дня в день сидеть на лекциях, писать конспекты и два раза в год сдавать какую-то сессию. Это категорически противоречило всем его представлениям о жизни.

Зато сейчас, на посту директора детективного агентства, Вазген был абсолютно на своем месте. В разных хитросплетениях он ориентировался как рыба в воде, а специфические манеры лишь придавали его фигуре привлекательности.

Когда я пять лет назад уволился из уголовного розыска, старый приятель звал меня к себе на работу. Правда, я сразу отказался.

— Не для того я ушел из одной структуры, чтобы прийти в другую, — сказал я тогда. — Зачем менять шило на мыло?

За восемь лет службы в уголовном розыске я успел сделать две вещи — получить звание капитана и на всю оставшуюся жизнь осознать, что работа в коллективе — не для меня. В любом коллективе, не обязательно в милицейском. Мне не нравится «работать в связке», я одинокий волк.

Вазген тогда понял меня.

— Ладно, — сказал он, — ты — вольная птица, это давно известно. Я и не думал, что ты согласишься. Просто заходи иногда.

Так пять лет назад я исполнил свою давнюю мечту — стал частным детективом. Одиночкой, как и хотел. Сказать, что у меня интересная работа, нельзя. Точнее, она представляет интерес для меня, потому что я всегда хотел этим заниматься. Но со стороны, для постороннего наблюдателя, в ней нет ничего любопытного — обычная профессиональная рутина.

Конечно, иной раз хочется блеснуть перед публикой и представить себя этаким героем Микки Рурка из фильма «Сердце Ангела», который вступает в контакт с Дьяволом и гоняется по стране в поисках последователей религии вуду. На красивых и не очень красивых женщин такой образ производит неизгладимое впечатление.

На самом же деле заказы, получаемые частным детективом, как правило, делятся на две категории. Обманутые мужья и жены пытаются выследить своих супругов, либо коммерческие структуры желают выяснить подноготную партнеров по бизнесу.

Есть еще третья категория, которая привлекает меня больше всего, — это поиск пропавших людей.

Конечно, таких заказов немного, потому что такая услуга недешева, но для меня эта работа всегда интересна, потому что она наполнена моральным смыслом. По крайней мере точно знаешь, что способен реально помочь людям в отчаянном положении. После тридцати пяти моральный аспект твоей работы приобретает некоторое значение.

Что же касается Вазгена, то он иногда подбрасывал мне заказы. Между нами говорилось, что просто так, по-дружески, а на самом деле старый товарищ передавал мне то, что им было не по его профилю или слишком мелко для крупного агентства.

— Штучный товар, — сказал он на этот раз, чуть наклоняясь над столом, чтобы я лучше расслышал. — Понимаешь? Сам бы занялся, потому что деньги хорошие. Но боюсь, мои парни наломают дров. Дело тонкое, дипломатичное. Мне выгоднее по крупным заказам работать.

Позади нас заиграла музыка, и пришлось прекратить разговор — не орать же о своих делах на весь ресторан. Начался восточный танец живота. Под сладострастные звуки флейты, перемежающиеся сочным звоном медных ударных, черноокая красавица в костюме с блестками закружилась по залу между столиками.

Девушка, танцуя, переходила от столика к столику, перед каждым задерживаясь на минуту-другую. Движения ее были плавны и грациозны, как у кошки, а миндалевидные глаза смотрели ласково и соблазнительно. Конечно, для того, чтобы исполнять танец живота, нужно иметь живот — это непременное условие. Подтянутые худышки тут не годятся.

Сама танцовщица была стройной, с узкой талией и тонкими руками, на которых звенели браслеты, но ее голый живот был большим, мягким и очень подвижным — к нему хотелось прижаться лицом.

Наверное, сидевший напротив меня Вазген испытал то же самое чувство, потому что, не в силах оторвать восхищенного взгляда от вращавшегося живота девушки, причмокнул и мечтательно пробормотал:

— А-а-а, какое тело! Хочется попасть внутрь.

Он протянул руку, чтобы дотронуться до вожделенного живота — мелко подрагивавшего при каждом движении и покрытого, как росой, мельчайшими бисеринками пота. Танцовщица, давно привыкшая к подобным эскападам посетителей, проворно отскочила и покачала головой. На мгновение ее глаза лукаво блеснули.

Наверное, есть что-то патологическое в том, что два взрослых мужчины, занимающиеся охраной и сыском, хотят прижаться к женскому животу, а один из них даже желал бы забраться внутрь. Как нас жизнь замордовала, мы подчас и сами не замечаем…

— Короче — убийство, — сказал Вазген, когда музыка смолкла и вновь стало можно разговаривать. — Нужно расследовать. Деньги клиент платит хорошие. В смысле — для одного человека хорошие. Но ты ведь как раз один.

4
{"b":"144809","o":1}