— Говорил.

— Вот. — Протянул бланки. — Это договор, заключенный фирмой «Масуд-арт» с вами. В пяти экземплярах. На двух языках, турецком и английском.

— Договор о чем?

— О том, что вы оказали фирме «Масуд-арт» услуги в виде художественных консультаций. Связанных с оценкой произведений искусства, антиквариата и предметов старины. Не могу же я… — Масуд маслено улыбнулся. — Если меня вдруг спросят, за что я перевел вам деньги, сказать: знаете, это был крупный бриллиант. Старинный. Да даже если могу — зачем? А так — спокойней будет всем. И вам, и мне. И, конечно, Фиме. Да, Фима?

— Точно, — согласился Фима.

Этот Масуд не дурак, подумал Миша. Вообще, приятно, что дело обставляется солидно. Без дураков.

— Просмотрите договора, — сказал Масуд. — И, если у вас нет возражений, подпишите каждый экземпляр. Один оставьте себе. Остальные отдайте мне.

Просмотрев договора, Миша, в той степени, в какой он понимал по-английски, понял: договора составлены именно о том, о чем только что говорил Масуд.

— Как? — спросил Масуд. — Все правильно?

— Масуд, даже если неправильно? Все равно ведь это подстава.

— Подстава, но важная. Она обезопасит нас на будущее.

— Ладно. — Подписав все пять экземпляров, Миша один, сложенный вчетверо, сунул в карман шорт, остальные отдал Масуду. — Теперь все?

— Все. — Масуд широко улыбнулся. — Все, ребята.

— Вас на то же место?

— Да.

Столкнув катер с отмели в воду, Миша прыгнул на шкиперское сиденье. Дал газ.

Через полчаса притормозив у лодочного пирса «Эллады», подождал, пока Масуд перейдет на доски причала, и тут же направил катер в порт.

После того как к медленно подрулившему к зданию одесского аэровокзала «Ил-84» подали трапы, Миша и Лука, не сговариваясь, вышли из своих новых машин. Серебристый «вольво», всего лишь пятилетней давности, Миша приобрел сразу же по возвращении из Москвы. Лука с взятой на Бережковской набережной добычи тоже себя не обидел, купив хоть и подержанную, но в отличном состоянии темно-синюю «тойоту».

Минут двадцать они стояли, наблюдая за спускающимися по трапам пассажирами. Благодаря Мишиным связям их в Одессе пускали всюду, в том числе и на летное поле. Сейчас, оглянувшись, Миша увидел: из встречающих они единственные, стоящие здесь, прямо у трапов.

Увидев наконец вышедших из головного люка Галю и Лизу, Лука сказал негромко:

— Камень, смотри: они.

В общем-то Мише давно уже было все равно, как выглядит Галя, он знал, что теперь его занимает в ней совсем другое, но сейчас он поневоле ею залюбовался. Стройная, легкая, одетая в подчеркивающее ее фигуру желтое платье, Галя спускалась с трапа, помахивая Мише рукой. Бросив мимолетный взгляд на Лизу, Миша отметил, что и она, одетая в ничем не уступающий Галиному платью бирюзовый сарафан, выглядит под стать подруге. Даже среди разряженных по случаю прибытия на юг курортников Галя и Лиза привлекали к себе всеобщее внимание.

Подойдя вместе с Лукой к трапу, Миша перехватил у Гали увесистую дорожную сумку. Обнял — и, когда он пригнулся, Галя ответила ему довольно нежным поцелуем. По пути к машинам Миша поинтересовался, как прошел полет, на что Галя, бросив иронический взгляд на небо, ответила:

— Как в сказке. А это что?

Вопрос относился к стоящим впереди «вольво» и «тойоте».

— Это наши тачки.

— Ого. Чувствую, вы разбогатели.

— Разве мы были бедные? — Захлопнув за Галей дверцу и усевшись за руль, Миша неожиданно для себя самого сказал: — Если бы ты знала, как я по тебе соскучился.

Чуть заметно улыбнувшись, Галя поцеловала его в щеку.

— Знаешь, я ведь тоже по тебе соскучилась. А куда мы сейчас едем?

— В гостиницу «Интурист». Новую.

— Да? — Откинувшись на сиденье, Галя беспечно улыбнулась. — Да, я читала, у вас там что-то построила фирма, кажется, американцы.

— Англичане. Мы сняли там для вас с Лизой два люкса.

— Даже два?

— Даже два.

Сообщив, что соскучилась по Мише, Галя наверняка сказала правду. После того, как они вошли в необъятный «люкс» новой интуристовской гостиницы, Миша едва успел поставить сумку и запереть дверь. Сразу же после этого их буквально бросило друг к другу.

Затем, через час, еще мокрые от душа, они вышли на балкон. Вглядываясь в раскинувшийся внизу порт, Миша спросил:

— Галечка, вы как с Лизой — располагаете временем до осени?

Повернувшись, Галя плотней запахнула накинутый прямо на голое тело махровый халат.

— Временем до осени? Ну… а что ты имеешь в виду?

— То, что мы все вчетвером, вместе с Витей и Лизой, можем прямо сейчас запулить вокруг Европы. В смысле, совершить круиз на рысаке.

— На рысаке?

— Да, у нас так называют пароходы. На дизель-электроходе «Украина», это лучший у нас рысак, валютный. Как?

Шутливо нахмурив брови, Галя сделала вид, что изучает Мишу. Наконец сказала жалобным голосом:

— Ой, ну а, Мишенька, ты как вообще все это — серьезно? Или — опять шутишь?

— Я похож на шутника?

Прижавшись к нему, Галя подняла глаза:

— Миш, ну ты что?

— Ничего.

— Конечно, я согласна. Разве может быть кто-то не согласен, когда предлагают такое?

— А Лиза?

— Лиза, конечно, тоже. Куда она без меня? А когда он отплывает, этот лучший ваш рысак?

— Через две недели. Если точней, через пятнадцать дней.

Слесарь, молодой парень лет тридцати, снова лег на землю. Он явно хотел спрятать лицо за крыло ремонтируемой машины. Стоявший рядом с ним Ченчин мысленно ликовал. Чутье в отношении этой бежевой «девятки», в которую, теперь уже это было ясно, двадцать шестого июля бросили гранату, его не подвело. Они со Свиридовым проверяли уже седьмой «автосервис». И везде терпели неудачу. На «девятку» же, в которой, по описанию, сидели два парня, по комплекции и возрасту очень похожие на тех, что наведались в квартиру Ларионовой, их навел осведомитель. Секач[Секач (жарг.) — осведомитель, в данном случае — секретный агент, работающий на милицию.], с которым постоянно работал Свиридов. И, по словам Свиридова, секач достаточно надежный. Идея же была его, Ченчина: проверить все происшествия, разборки, терки, канители и прочее в том же роде, произошедшее в дни, ближайшие к двадцать пятому июля. То есть к дню ограбления квартиры Ларионовых. Собственно, он, Ченчин, предложил проделать все это скорее уже от отчаяния. И вот на тебе. Сейчас, когда слесарь буркнул: «Да откуда я могу знать ее номер», Ченчин понял: безумная на первый взгляд идея дала отдачу.

Покосившись в его сторону, слесарь наконец залез под машину по пояс. Наблюдая за его чуть шевелящимися ступнями, обутыми в дорогие кроссовки, Ченчин поймал себя на том, что злорадно усмехается. Сказал сам себе: стоп. Да, конечно, все так. Этот опарыш, пытающийся сейчас скрыть от него номер «девятки» — не противник. Если бы это был даже не опарыш, а вор в законе, они со Свиридовым все равно бы его раскрутили. Но не нужно злорадствовать. Пацан попался. Он теперь уже не сбежит — поскольку распластан перед ним. Что еще нужно — после стольких мучений?

Где-то в стороне, через несколько машин, стоящих над ямами, он слышал голос Свиридова, пытавшегося перекричать привычный шум, висящий над ремонтным двором «автосервиса». Подумал: надо подождать. Сейчас кто-то обязательно пойдет мимо. Ведь в конце концов, раскрутить этого слесарюгу — дело плевое. Секач Свиридова, тусующийся сейчас в группе небезызвестного Гвоздя, к сожалению, весь номер машины запомнить не смог. Ибо и не думал, что этот номер может кому-то понадобиться. Запомнил он лишь две первые цифры и то, что номер московский, а машина — частная. Так что сейчас, когда один из ремонтников, исправлявших поврежденную «девятку», в их руках, тут, если подойти грамотно, можно в конце концов точно определить, что же это за «девятка».