— У меня создалось впечатление, что твой отец был чересчур старомоден.

— Да, — согласилась она, — он слишком серьезно относился к жизни. Не пойми меня превратно — я любила моего отца и благодарна ему за то, что он дал мне уверенность в себе, которую дает только тяжелая работа. Я бы ни за что не стала держаться за эту землю. Но он был... непреклонен.

— И ты взбунтовалась.

— Я делала нас обоих глубоко несчастными, когда была подростком. Мне хотелось... ну, всего того, к чему он не привык. Того, что он считал лишь пусканием пыли в глаза.

— Например, скачки? — спросил он.

Она удивилась.

— Рики тебе рассказал?

— Он сказал, что ты прячешь в шкафу какие-то трофеи!

Она пришла в замешательство.

— Чисто местные призы! Папа не пускал меня дальше пятидесяти миль от дома. Конечно, когда я вышла замуж... — Она покачала головой. — Впрочем, у нас тогда не было достаточно денег, чтобы заплатить за участие в соревнованиях, а кроме того, папа считал, что соревноваться перед толпой — значит просто тешить свое тщеславие. Он часто предостерегал меня насчет участников родео. Он считал, что эти люди вовлекут меня в неприятную историю. — Она пожала здоровым плечом. — Полагаю, он был прав.

— Ты попала в неприятную историю? — невозмутимо спросил он.

Она взглянула на него.

— Можно ли считать «неприятной историей» брак с Джимми?

Чейз в ту эпоху усиленно гонялся за недосягаемым, проделывая на своем пикапе милю за милей, пересекая всю страну во всепоглощающей попытке выиграть достаточно денег, чтобы поддержать свой рейтинг на высоте. Он жаждал завоевать титул «Лучшего ковбоя». С женщинами он всегда ладил, а когда пошел в гору, по этой части ему тоже стало везти гораздо больше и без особых усилий с его стороны.

От этих воспоминаний ему стало не по себе. Семь лет назад они с Джимми Каллауэем хотели одного и того же, не так ли? Родео и женщин. По части родео Чейз преуспел немного больше Джимми, но все равно они были совершенно разными. Тогда.

Теперь Джимми умер, а Чейз не знает толком, что ему надо.

Саммер невесело улыбнулась.

— Наверное, было бы лучше, если бы я действительно попала в «неприятную историю». Отец и так был мною недоволен. Но ребенок — это была единственная приемлемая причина для брака с Джимми.

— Как я понимаю, он не любил Джимми?

Чейз отдавал должное ее отцу за то, что он хотя бы сразу же раскусил Джимми.

— Господи, конечно, нет! Когда я сказала, что Джимми хочет жениться на мне, он запретил мне видеться с ним. — По ее взгляду можно было догадаться, что эти воспоминания скорее горьки, чем сладостны. — Конечно, он запрещал мне все, что я, несмотря ни на что, делала, от походов в кино до слишком облегающих джинсов. Мне было восемнадцать лет, и я знала все. Я была уверена, что его отношение к Джимми было очередной попыткой контролировать меня.

Чейз не намеревался задавать следующий вопрос. Он даже не считал, что хочет это знать. И все-таки спросил как-то само собой:

— Ты вышла замуж потому, что хотела вырваться, или потому, что любила Джимми?

— А причина обязательно должна быть одна?

— Ты его любила?

Она посмотрела на него, затем встала в стременах, прогнулась назад и потянулась. Это движение показалось Чейзу невероятно чувственным.

— Да, — сказала она наконец, словно глядя в прошлое. — Я его любила. Может быть, были и другие мотивы, и, может быть, чувство не было таким долговечным, как я думала, но тогда я действительно любила Джимми!

Чейзу захотелось кого-нибудь стукнуть. Мейверик уловил напряжение своего седока и нервно задергался.

Саммер взглянула на него, облизала губы и спросила:

— А ты, Чейз? Ты когда-нибудь любил?

Он понимал, о чем она спрашивает, и твердо произнес:

— Нет, я никогда не любил.

Они въехали в ворота главного двора и, обогнув вольер, увидели возле дома машину. Чейзу показалось, что в машине кто-то сидит, хотя солнце освещало ветровое стекло под таким углом, что увидеть что-либо было трудно. Он нахмурился.

— О, черт! — выругалась Саммер, когда дверца машины открылась. — Чейз, не мог бы ты сказать Уэйну, что мы вернулись, а потом позаботиться о Медовушке? Это моя свекровь!

Мать Джимми! Когда лошади остановились возле ограды, Чейз увидел, как из машины вышла полная пожилая женщина в розовом платье. С тех пор как Чейз появился в этом доме, Рики уже пару раз гостил после школы у бабушки и деда, но оба раза Саммер заезжала за ним после ужина, так что эту женщину Чейз раньше не видел. Он спрашивал себя, что сегодня привело ее сюда.

Может быть, он?

Он бросил взгляд на Саммер. Бабушка Рики была неотъемлемой частью их жизни. А он не был.

— Нет проблем, — сказал он, слезая с Мейверика. — Я останусь в конюшне, пока она здесь.

— А если я попрошу тебя пойти и познакомиться с ней?

— Мы не всегда получаем то, что хотим, правда, солнышко?

Спрыгивая с Медовушки, Саммер не позволила Чейзу помочь ей. Она терпеть не могла, когда он называл ее «солнышко».

Элоиз ждала Саммер возле своей машины. Саммер прекрасно понимала, что свекровь считает свой возраст и статус достаточным основанием для того, чтобы Саммер первой подошла к ней.

— Надеюсь, Элоиз, вы не слишком долго ждали, — сказала Саммер, подойдя к ней. — Если бы я знала, что вы приедете, я бы, разумеется, не отправилась на прогулку!

— Не сомневаюсь, — ответила Элоиз, словно пытаясь обвинить Саммер в дурном поведении. — Я слышала — о, Саммер, какие неприятные новости! Я сразу же приехала, чтобы мы могли поговорить!

Саммер всегда чувствовала себя неловко в присутствии матери Джимми, которая во многих смыслах была ее полной противоположностью. Элоиз полагала, что леди должна носить каблуки и платья. Она считала розовый цвет помады единственно приемлемым для дамы, а красный — уже кричащим. Саммер почувствовала, что разговор будет не из приятных.

— Тогда пойдемте в дом! Хотите кофе с мороженым или чая?

— Ни то, ни другое, — отказалась Элоиз. — Это... он?

Начинается!

— Если вы спрашиваете меня, ездила ли я на прогулку с Чейзом Магуайром, то я отвечу да!

— Саммер! — Элоиз удивила ее, схватив за руку. — Что ты знаешь об этом человеке?

Саммер подняла брови.

— А что вы хотели бы знать?

— У него, кажется, есть брат? Брат, у которого ранчо где-то там на севере?

— Вайоминг, — предположила она, задаваясь вопросом, откуда в маленьком городке могли поползти эти слухи.

Элоиз уронила руку. Она выглядела подавленной.

— Ты должна положить конец вашим отношениям! Так не пойдет! Я понимаю твои чувства. Он, конечно, довольно хорош собой, — она покраснела при этом деликатном замечании, — и ты столько лет была одна, но у тебя маленький сын! Ты должна прежде всего думать о Рики!

— Я всегда о нем думаю! — Саммер замолчала, чтобы немного успокоиться. — Послушайте, Элоиз, давайте или оставим эту тему, или сядем и спокойно все обсудим!

— Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, Саммер! Ты не возьмешь с собой Рики! Он может остаться с Эдом и со мной. Это, знаешь ли, было бы лучше всего — нечего мальчику в его возрасте все время находиться в дороге!

— Взять с собой Рики? — повторила Саммер, ничего не понимая.

— Ты не можешь отнять его у нас, — возбужденно произнесла Элоиз, сильно покраснев. — Он все, что у нас с Эдом осталось!

Саммер взяла свекровь за руку.

— Элоиз, я не понимаю, о чем вы говорите? Успокойтесь!

— Хорошо. Может быть, я слишком поспешно делаю выводы.— Ее полная грудь поднялась при вздохе. — Когда Лиллиан из банка поделилась со мной этой новостью, я сразу же подумала, что ты, вероятно, намерена сбежать с твоим ковбоем.

Саммер ощутила тревожное покалывание в спине.

— Что же рассказала вам Лиллиан из банка?

— О том, что ты продаешь конюшню. Ты всегда так дорожила землей. Ты бы не стала ее продавать, если бы не собиралась уехать и не возвращаться!

Пожилая женщина быстро заморгала, чтобы смахнуть слезы.