Беседа скрашивает любое застолье. В дальнем конце небольшого зала водитель и его напарник, а на самом деле охранник, ехавший в кабине со «шмайсером» под сиденьем и «маузером» в кармане, говорили почти непрерывно. У троих же из пятерых, обедавших за столом вместе с Петерсеном, языки были будто парализованы. Алекс ел, по обыкновению молча, словно размышляя о чем-то чрезвычайно загадочном и важном. Зарина и Михаэль, по собственному признанию, есть не хотели. Они ковырялись в тарелках и отваживались что-либо промолвить только тогда, когда к ним обращались напрямую. Сам Петерсен отдыхал, ограничив свое общение с компаньонами дежурными репликами и любезностями. Лишь неутомимый Джордже старался как-то разрядить обстановку, и, надо признать, его природная болтливость приносила некоторые плоды. Усилия Джордже были направлены исключительно на фон Караянов. Вскоре, как и предполагал Петерсен, подтвердилось, что они – словенцы австрийского происхождения. Стало также известно, что брат и сестра закончили начальную школу в Любляне, а среднюю – в Загребе, после чего обучались в Каирском университете.

– В Каирском университете? – услышав это, потрясение воскликнул Джордже. – О Боже! Что заставило вас лезть в это культурное болото?

– Так захотели наши родители, – Михаэль пытался казаться сдержанным и холодным, но его слова прозвучали так, словно он защищался.

– Каирский университет, – повторил толстяк и помотал головой, не веря своим ушам. – Разрешите спросить, что же вы там изучали?

– Вы слишком любопытны, – отрезал Михаэль.

– Мною движет отеческий интерес, – широко улыбнувшись, объяснил Джордже. – И, разумеется, отеческая забота о незадачливой молодежи нашей несчастной разъединенной страны.

Первый раз за все время обеда Зарина позволила себе улыбнуться, правда, очень слабой улыбкой, однако вполне достаточной для того, чтобы показать, что она умеет это делать.

– Едва ли вам будет интересно знать, что мы изучали в Каире, господин... ммм...

– Зовите меня просто Джордже. Откуда вы знаете, Зарина, что меня может интересовать? Я разносторонняя личность. Мне интересно все.

– Мы изучали экономику и политику.

– Боже милостивый! – Толстяк хлопнул себя ладонью по лбу. Как актер классического репертуара он мог умереть с голоду, но как актер цирка или оперетты Джордже был бесподобен. – Боже милостивый! Господа, вы отправились в Египет изучать такие серьезные вещи? Изучать экономику в самой беднейшей стране на Среднем Востоке? Чудеса! Чему могли вас научить египтяне? Их экономика еле стоит на ногах, нет, она пребывает в состоянии крайнего ступора! Назовите первое попавшееся государство, которое придет на ум, и выяснится, что Египет задолжал ему миллионы и миллионы. Что же касается политики... Эта страна – большое футбольное поле, где гоняют мяч все, кому заблагорассудится, – Джордже ненадолго умолк то ли в восхищении от своего красноречия, то ли в ожидании ответа. Не дождавшись его, он встряхнул головой и продолжил:

– Непонятно, что ваши родители имели против Белградского университета? Допускаю, что у Оксфорда и Кембриджа, так же как у Гейдельберга, Сорбонны, Падуи есть свои преимущества, но... По-моему, Белградский университет значительно лучше.

Вновь на лице Зарины появилась слабая улыбка.

– Похоже, вы крупный специалист в этом вопросе, господин... мм... Джордже.

Толстяк не стал самодовольно ухмыляться. Вместо этого он сказал с величественной скромностью:

– Я горжусь другим, господа. В свое время мне достаточно пришлось пообщаться со многими учеными мужами, среди которых были и выдающиеся личности.

Брат и сестра в недоумении переглянулись, однако, как и ранее, промолчали. По всей видимости, они не решились снизойти до разговора с тем, кто своей внешностью напоминал швейцара или уборщика. Вероятно, они предположили, что свою несколько возвышенную манеру речи Джордже приобрел, подметая залы заседаний или прислуживая на высоких приемах.

Толстяк сделал вид, что ничего не заметил.

– Ладно, – рассудительно сказал он, – В конце концов, не мое дело исправлять ошибки чужих родителей... – Внезапно он сменил предмет разговора. – Вы монархисты, конечно.

– Почему «конечно»? – резко спросил Михааль.

Джордже вздохнул.

– Потому что, хочу надеяться, дурацкий колледж на Ниле не вышиб из ваших голов национального самосознания. Если бы вы не были монархистами, то не находились бы сейчас рядом с нами. А кроме того, мне это сообщил майор Петерсен.

Зарина взглянула на майора.

– Вы всегда так относитесь к доверительной информации?

– Не знал, что вы мне доверились, – Петерсен удивленно приподнял брови. – Ваша информация была слишком незначительной, чтобы считать ее проявлением доверия. А вот, Джордже я доверяю.

Зарина вновь посмотрела на него и опустила глаза. В ее взгляде был упрек, а может быть, майору это просто почудилось.

– Поймите меня правильно, господа, – промолвил Джордже. – Я озадачен. Вы монархисты. Ваши родители, как я полагаю, тоже. Да, семейства, подобные вашему, часто отправляют своих детей обучаться за границу, но не в Каир, Как правило, выбирают Северную Европу, главным образом Англию. Узы, связывающие югославскую и британскую королевскую фамилии, очень тесны. В особенности, кровные узы. Какое место избрал король Петр для своей вынужденной ссылки? Лондон. Принц-регент тоже на попечении англичан...

– В Каире говорят, что принц Павел – британский военнопленный, – Михаэля, кажется, несильно расстраивало то, что говорили в Каире.

– Вздор, – Джордже энергично взмахнул рукой. – Принц Павел находится в Кении под правительственной опекой. Он волен приезжать и уезжать куда и когда ему вздумается, регулярно снимаь деньги со счета в лондонском банке. Кстати, замечу, это банк британского королевского дома. Ближайший европейский друг принца и, между прочим, его шурин – герцог Кентский. Точнее, он был другом принца, пока не погиб в прошлом году в авиакатастрофе. Общеизвестно, Павел собирается нанести визит генералу Смутсу в Южной Африке, который так же является союзником англичан.

– Я тоже озадачен, – прервал толстяка Михаэль. – Две южноафриканских дивизии генерала Смутса дерутся в Северной Африке бок о бок с Восьмой армией англичан. Верно?

– Верно.

– Дерутся с немцами?

– С кем же еще они могут там драться? – удивился толстяк.

– Выходит, друзья югославского королевского дома сражаются в Северной Африке с немцами, в то время как мы, монархисты, здесь, в Европе, воюем на стороне Германии, а не против нее? Что-то я во всем этом запутался...

Речь Михаэля Зарина сопроводила легкой усмешкой. Казалось, она понимает несколько больше, чем брат.

– Во всем есть своя логика, – сказал Петер-сен. – Правда, Джордже?

Толстяк согласно кивнул головой.

– Да, – сказал он. – В настоящий момент мы воюем на стороне Германии, но только в настоящий момент. Сражаемся вместе с немцами, но не за них. Они наши союзники, пока нам это выгодно, – Джордже долил себе в кружку пива и отхлебнул разом половину ее содержимого. – У нас одна цель – Югославия.

Петерсен взглянул на Зарину.

– Прошлым вечером вы упомянули о том, что знакомы с королем Петром. Хорошо его знаете?

– Один или два раза встречались на официальных приемах. Тогда он был еще принцем... Перекинулись с ним десятком-другим фраз, не более.

Приятный, милый юноша. Помню, я подумала, что из него получится неплохой король. Жаль только, что Петр хромает.

– Хромает? – переспросил Джордже.

– Вы разве не знаете? Его левая нога...

– А, это. Я удивлен.

– Он не любит афишировать свой изъян. Между прочим, все слухи о покушении – бред. Это был несчастный случай на охоте, – сказал Петер-сен и усмехнулся. – Наверное, кто-то из придворных принял будущего монарха за дикого кабана, – майор поискал глазами хозяина и поманил его пальцем к столу. – Будьте любезны, принесите счет.

– Счет? – на мгновение мужчина опешил, затем произнес, как ни в чем не бывало: