– Приношу свои искренние извинения за доставленные неудобства, вызванные глупой ложной тревогой.

– Что за тревога?

– Из римской штаб-квартиры пропали важные документы. Какой-то умник в штабе генерала Гранелли – не знаю пока, кто именно, – решил, что они попали в руки вам либо одного из членов вашей группы. Сверхсекретные документы.

– Пропадают всегда секретные документы, – философски заметил Петерсен. – У меня с собой есть кое-какие бумаги, но, уверяю, я их не выкрал. А насколько они важны или секретны, мне неизвестно.

– Я информирован об этих бумагах, – Киприано махнул рукой и улыбнулся. – Думаю, вы пони маете. Нет, пропавшие документы, якобы более важные и секретные, никогда не покидали римского сейфа. В штабе просто ошиблись.

– Могу я спросить, что это за документы?

– Можете. Но больше я вам ничего не скажу"– Киприано вновь улыбнулся, – даже если бы знал их содержание. Вы как профессионал должны понимать, что я не стал бы его пересказывать. Спокойной ночи, господа. Еще раз прошу извинить меня. Всего доброго, майор Петерсен.

– Всего доброго, – Петерсен пожал протянутую руку. – Передавайте привет полковнику Лунцу.

– Хорошо, передам, – Киприано замер. – Но я не знаю никакого полковника Лунца.

– Тогда передавайте привет Алессандро.

– Передам ему больше, чем привет. – Киприано повернулся к Иосипу и также пожал ему руку. – Огромное вам спасибо, сеньор Пижаде, за помощь. Мы не забудем этого.

...Первой после ухода Киприано нарушила затянувшееся молчание Зарина.

– "Спасибо, сеньор Пижаде... Вы очень помогли, сеньор Пижаде... Мы не забудем, сеньор Пижаде..."

Иосип озадаченно посмотрел на нее, затем взглянул на Петерсена.

– Юная леди разговаривает со мной?

– Думаю, она обращается сразу ко всей компании.

– Не понимаю, – пробормотал Иосип.

– Скорее всего, она тоже. Юная леди, как ты ее назвал, видимо, подумала, что это ты дал знать по телефону майору Киприано о нас и провел его сюда, да еще предоставил ключи от комнат. А может, она пытается отвести от себя подозрения.

Зарина хотела что-то сказать, но ей помешала Мария, глаза которой сверкали от ярости. В три прыжка она очутилась около девушки.

– Такая хорошенькая мордашка, – прошипела она, – такая нежная кожица. А у меня длинные ногти! Хочешь, я раздеру тебе ими физиономию! Ты оскорбила честь моего мужа. Или тебе хватит нескольких оплеух? – Марии Пижаде не надо было учиться искусству презрения. Ее атака повергла Зарину в шок. – Солдат приставил пистолет к моей шее и дал Иосипу три секунды на то, чтобы он принес запасные ключи. Разве с ним так поступили бы, если бы он сделал то, в чем ты его обвиняешь?

Онемевшая Зарина медленно покачала головой.

– Но ты все еще думаешь, что Иосип предал вас?

– Нет... Уже так не думаю... Не знаю, что и думать... Прости меня, Мария... Очень прошу, прости... – Зарина попыталась улыбнуться. – На меня тоже наставили пистолет, только не к шее, а к уху. Это не способствует ясности мыслей...

Холодная ярость на лице Марии сменилась сперва задумчивостью, затем сочувствием. Неожиданно она обняла девушку и провела ладонью по ее волосам.

– Наверное, никто из нас не способен сейчас ясно мыслить. Джордже, – Мария взглянула через плечо Зарины, – что вы на это скажете? – – «Сливовица», – решительно отозвался толстяк. – Отличный способ прояснить мысли. Если вы прочтете на бутылочной этикетке «пелегрино»...

– Профессор, – прервал его Иосип. Он почесал иссиня-черный, небритый подбородок, – если Зарина и я невиновны, то кто сообщил итальянцам о вашем присутствии. Ты подозреваешь кого-нибудь, Петер?

– Нет. Мне не нужны подозреваемые. Я знаю, кто это сделал.

– Знаешь? – Иосип повернулся к бару, взял с подноса у Джордже бутылку сливовицы, наполнил рюмку, осушил ее в два глотка и, закашлявшись, переспросил:

– Кто?

– Пока не готов это сказать. Не потому, что хочу держать всех в напряжении или дать ему – а может быть, ей – время повеситься или совершить какую-нибудь подобную глупость. Просто не могу доказать это. Пока. Даже не уверен, хочу ли доказывать это. Возможно, того, о ком идет речь, ввели в заблуждение. Или он сделал это случайно. А может, руководствуясь благими намерениями, разумеется, с точки зрения данной персоны. В отличие от Зарины, я не собираюсь судить и обвинять поспешно...

– Петер! – укорила Мария, по-прежнему обнимавшая за плечи девушку.

– Прости, Мария. Простите, Зарина. Это все мой гадкий характер. Многие из нас, по-видимому, хотят спать, но я попросил бы с этим не торопиться. Успеем выспаться – надо внести изменения в планы. Мы останемся в гостинице до завтрашнего вечера. Во всяком случае покинем ее не раньше. Джакомо, я могу перекинуться с вами словечком?

– А разве у меня есть выбор?

– Конечно. Вы всегда можете ответить «нет». Джакомо расплылся в улыбке.

– Иосип, – обратился он, достав из кармана мелочь, – продайте мне, пожалуйста, бутылочку вашего превосходного красного.

– Друзья Петера Петерсена в моем отеле не платят, – немного обиженно отозвался хозяин.

– Может, я не его друг. Может быть, он не считает меня своим другом. – Казалось, эта мысль развеселила Джакомо. – Все равно, большое спасибо, – он взял из бара два бокала, бутылку вина и вместе с Петерсеном направился к дальнему столику. Сев за него, Джакомо наполнил бокалы и торжественно промолвил:

– Эта Мария – совсем девчонка! То рычит, словно львица, то на глазах превращается в домашнюю кошку. Заметили, как быстро меняется ее настроение?

– Да, оно подвижно, как ртуть. – Вот-вот, как ртуть. Очень верное слово. Похоже, вы хорошо ее знаете?

– Мы очень давно знакомы, – прочувственно сказал Петерсен. – Если быть точным, двадцать шесть лет, три месяца и несколько дней. Проще говоря, я знаю Марию от рождения. Она моя кузина. А почему вы об этом спросили?

– Любопытно. Не удивлюсь, если вам знаком каждый житель предгорий. Ну ладно, давайте приступим к инквизиции. Приятно осознавать, что я являюсь для вас главным подозреваемым.

– Ошибаетесь. Вы не подозреваемый. И вообще, вы не злодей. Пожелай вы избавиться от Джордже, Алекса или меня, воспользовались бы чем-нибудь увесистым. Доносы и тайные звонки – не в вашем стиле. Вы не умеете хитрить.

– Благодарю. Хотя, признаюсь, разочарован. Итак, вы собирались о чем-то спрашивать?

– Если можно.

– Валяйте. Вопросы будут касаться лично меня? Могу рассказать всю свою биографию. Моя жизнь – открытая книга. Вы правы, я черногорец. Мое настоящее имя Владимир, во предпочитаю зваться Джакомо. Хотя в Англии меня звали «Джонни».

– Вы жили в Англии?

– Я британский подданный. Звучит странно: черногорец – британский подданный. В действительности в этом нет ничего странного. До войны я служил вторым помощником капитана югославского торгового судна. В Саутгемптоне встретил красивую канадскую девушку и покинул корабль, – Джакомо сказал это так, точно данный поступок был самой естественной вещью на свете и точно Петерсен разделял его мнение. – Пришлось разумеется, перетерпеть некоторые сложности с натурализацией, но мне повезло – я устроился работать в контору, выполнявшую правительственные заказы на различные подводные работы. Задолго до поступления на службу в торговый флот я уже имел квалификацию водолаза. Вскоре женился.

– На той самой девушке?

– На той самой. В августе 1939 года я получил британское гражданство, а через месяц после начала войны призван в армию. Поскольку у меня международный диплом помощника капитана и удостоверение водолаза, резонно было предположить, что я попаду во флот, но меня почему-то зачислили рядовым в пехоту. После разгрома в Дюнкерке нашу часть перебросили на Средний Восток...

– И с тех пор вы не были дома?

– Нет.

– Вы не виделись со своей женой более двух лет. У вас есть дети?

– Есть. Дочка. Вторая девочка умерла в шестимесячном возрасте от полиомиелита. А жена... Моя жена погибла в Портсмуте при налете «люфтваффе». В начале лета сорок первого.