— Зажги картон!

(Картон жгут в дымарях, но я не могла сообразить, где его искать и как быстро зажечь, когда найду.)

Вместо этого я смяла пару газет, бросила их на лужайку у стены, подожгла и крикнула, чтобы Чарльз пробежал по дороге и повис на стене. Он так и поступил. Стена защитила его от огня, а дым прогнал рассерженных пчел… Но это далеко не было счастливым концом.

Я отвела Чарльза на кухню и извлекла жала. Десять из запястья, где задралась перчатка, когда отказал дымарь, четыре из другого запястья и по одному из обоих колен — он для этой работы надел самые старые из своих рабочих брюк, все в прорехах. И пока он объяснял, что чувствует себя не очень, но должен вернуться, потому что улей лежит разобранный, в парадную дверь постучали, и, открыв, я увидела одну из наших соседок, славившуюся своей вежливостью — ей крайне неприятно беспокоить нас, сказала она, но ее ужалила наша пчела.

В голову, сказала она. Когда она заворачивала за угол. Не буду ли я так добра извлечь пчелу из ее волос?

Волосы у нее оказались очень густые, и я не сумела найти чертово насекомое. Кинулась назад в дом, схватила в ванной полотенце и терла ей голову как бешеная, пока пчела не выпала, а тогда выдернула жало и полила укушенное место раствором соды, которым лечила Чарльза.

Потом извинилась — мы сейчас в некоторой запарке, и она ушла, а из-за угла выскочил Чарльз, говоря, что Должен вернуться к своим Пчелам, и тут… честное слово, это была настоящая сцена из древнегреческой трагедии! Он неожиданно опустился на колени и растянулся поперек крыльца.

Естественно, это было результатом множественных пчелиных укусов. На некоторых людей они действуют сильнее, чем на других. Меня ни одна пчела не ужалила, но я все равно была уже в полуобмороке. Я помогла ему встать, почему-то считая, что обязательно должна отвести его на кухню, хотя почему мне так казалось, до сих пор не понимаю. И вот мы побрели вокруг коттеджа, словно пара раненых солдат. До кухни мы добрались, но это ничему не помогло, так как Чарльз немедленно испустил долгое «ууууу» и снова упал в обморок рядом с холодильником.

Кое-как я водворила его в кресло в гостиной, положила его ноги на стул и дала ему выпить виски. Я знала, что оно не слишком полезно для его язвы, но мне помнилось, что я где-то читала, как ковбоя укусила гремучая змея и его отпаивали виски, а кроме того, я читала, что пчелиный яд сродни змеиному. Однако победа осталась за язвой Чарльза — он тут же объявил, что его тошнит. А потому я поставила возле него ведро, увела Аннабель с обочины дороги, где она паслась, проверила, что стекла в машине подняты — там спали кошки, а к этому времени вокруг было полно раздраженных пчел, — и бросилась исполнять просьбу Чарльза найти кого-нибудь, кто мог бы собрать улей.

Нашла я его с четвертой попытки. Знакомый Чарльза отсутствовал. Другой пчеловод, до которого я дозвонилась, не имел машины… то есть он сказал, что у него ее нет. А человек, который в конце концов пришел, оказался председателем местной ассоциации пчеловодов, и, судя по тому, как изогнулись его губы, когда он увидел Чарльза, возлежащего на кресле с ведром под рукой, и выслушал историю его злоключений, нам несомненно предстояло в ближайшем будущем стать темой впечатляющей лекции о том, Как Не Быть Пчеловодом.

Я окончательно укрепилась в этом убеждении, когда он вернулся и возвестил, что пчелы вовсе не собирались роиться — никаких признаков маточников, больших ячеек для цариц. А затем осведомился, каким способом Чарльз зажигает дымарь? (Он подобрал это приспособление на своем пути туда и понял, что в нем крылась причина всех бед.)

Снизу, сообщил ему Чарльз умирающим голосом. Ну и, конечно, зажигать его полагалось сверху, но Чарльз купил дымарь вместе с пчелами, и никаких инструкций к нему приложено не было.

— Ну, в следующий раз все получится, — сказал специалист на прощание.

А когда он ушел, Чарльз сказал, что никакого следующего раза не будет. От пчел надо избавиться, и поскорее.

Однако в пчелах есть что-то такое-эдакое. К четырем часам, когда Чарльз поправился настолько, что смог выпить чашку чая, он решил пчел оставить — пусть опыляют фруктовые деревья, но подходить к ним он больше не собирается. К шести часам… ну, возможно, он иногда будет подниматься туда и наблюдать за ними, но к улью и на десять шагов не подойдет. К семи часам он уже собирался опять заняться пчеловодством всерьез, но только прежде побывает у врача, проверит, нет ли у него аллергии на пчелиные укусы.

Конечно, к врачу он не пошел. На следующий день он заявил, что в жизни не чувствовал себя так хорошо — укусы, очевидно, пошли ему на пользу. Вот почему на следующий день мы так перепугались, когда он был снова укушен.

Видимо, пока он в саду наблюдал за пчелами, одна заползла ему под рубашку, а оттуда под пояс брюк, а затем — через добрых десять минут после его благополучного возвращения, когда он собирался уже выпить чаю, — она провалилась в брюки и негодующе ужалила его в живот.

Тут он не сказал, что пчелиные укусы идут ему на пользу.

— Опять они до меня добрались! — закричал он, вылетая из кухни. — Быстрее, — это даже хуже, чем вчера!

Тут он ошибся. Укус был один-единственный. Правда, место оказалось очень болезненным. Но Чарльз прыгал и вопил, а меня охватила паника — что, если у него все-таки аллергия и этот укус окажется роковым? У меня возникло чувство, что беды гоняются за мной по пятам.

Выжить Чарльз выжил, но ведь прежде, чем счесть сезон благополучно завершенным, предстояло еще забрать мед, а, судя по тому, что я слышала, эта операция была самой рискованной.

Процедура такова: вечером в сумерках вы отправляетесь к улью, снимаете крышу, вынимаете (накрыв тряпкой, чтобы пчелы не вылезли) рамку или рамки, с которых хотите получить мед, а на их место кладете деревянную крышку со своего рода аварийным люком. Затем рамки водворяются на место, как и крыша, и вы удаляетесь на цыпочках. Идея заключается в том, что за ночь пчелы, работавшие в рамках, спустятся через люк в гнездовой корпус, где теоретически и останутся, поскольку люк открывается только вниз. И вот на следующий день вы сможете, если пчелы пойдут у вас на поводу, вынуть рамки (уже без пчел, но, будем надеяться, полные меда), отнести их домой и на досуге извлечь мед.

Но только, предупреждали нас друзья, извлечением следует заниматься в абсолютно пчелонепроницаемой комнате. А потом уничтожить все следы этой операции, не то пчелы накинутся на вас похуже ос. Вот они как-то извлекали мед на кухне. Закрыли все окна и двери, а также в оранжерее за кухней, и считали, что обезопасились вдвойне. Однако в одном стекле оранжереи была малюсенькая дырочка. Всего в дюйм в поперечнике высоко в углу, однако пчелы отыскали ее, точно индейцы-следопыты. И когда они оторвались от своего занятия, рассказывали наши друзья, им показалось — будто они в аквариуме. Тысячи пчел в оранжерее буквально плавали перед окном кухни, разъяренно поглядывали на них и искали хоть малюсенькую дырочку.

Ну, они-то со всем справились. Они же опытные пчеловоды. Укус-другой для них пустяки, да и пчелы у них спокойные. Ну, правда, не в тот момент. Однако, чтобы усмирить их, требовалось покурить дымом да выставить пустые рамки в сад — пчелы очистят их от всяких следов меда, улетят с ним в улей, и все вернется на круги своя.

У нас, однако, дело обстояло по-иному. Не только мы не были опытными пчеловодами (я, собственно говоря, принципиально вообще пчеловодом не была), но Чарльз подозревался в аллергии на пчелиные укусы, а наши пчелки были особо раздражительными. И не просто так считала я. Оказывается, пчелы разнятся в темпераменте в зависимости от места происхождения не хуже людей. Австрийские и кавказские пчелы, например, настолько покладисты, насколько возможно для пчел; черные, или английская разновидность, упорные работницы и вылетают даже в самые пасмурные летние дни… на их кротость полагаться можно не всегда, сообщает справочник, но в них нет злобности кипрской и сирийской разновидностей. Кипрские и сирийские действительно находятся у отрицательного полюса, а наши, как следовало из справочника (можно было бы заранее предвидеть!), были, несомненно, сирийскими. Черно-желтые полосы работают как бешеные, пока светит солнце, но, видимо, утрачивают желание работать в пасмурные дни в отличие от флегматичных английских черных (вот-то отличный материал для исследователей среды и наследственности!), а к тому же, как ни жаль, крайне раздражительны и трудны в обращении.