С востока на запад Цайдам тянется верст на восемьсот [241]; ширина же его, не переходящая сотни верст в восточной части, значительно увеличивается к средине. Вся эта страна, поднятая от 9 до 11 тысяч футов над уровнем моря, состоит из двух, довольно резко между собой различающихся частей: южной — к которой собственно и приурочено монгольское название Цайдам — несомненно бывшей недавно дном обширного соленого озера, а потому более низкой, совершенно ровной, изобилующей ключевыми болотами, почти сплошь покрытой солончаками, и северной — более возвышенной, состоящей из местностей гористых или из бесплодных глинистых, галечных и частью солончаковых пространств, изборожденных невысокими горами.
Местные монголы. За исключением небольшого числа танутов, обитающих в восточном Цайдаме, население этой страны составляют монголы, принадлежащие, подобно значительной части кукунорцев, к олютам, но ныне сильно утратившие свой родовой тип. Всего чаще здесь встречается помесь с тангутами, в особенности в восточном и южном Цайдаме; иногда перепадают и китайские физиономии.
Для одежды цайдамские монголы обыкновенно употребляют собственного приготовления войлоки. Из них шьют халаты, которые носят как мужчины, так и женщины. Рубашек и вообще нижнего белья ни те, ни другие не знают; тела никогда не моют; нечистоплотны до крайности… Панталоны из бараньих шкур носят только зимой; тогда же надевают и бараньи шубы. Голову покрывают зимой бараньей шапкой с отвороченными полями, а летом обвертывают красным кушаком наподобие чалмы. Сапоги носят китайские или самодельные, так называемые гутулы. Костюм женщин вообще не отличается от костюма мужчин. У тех и других обычай, перенятый, впрочем, от тангутов, спускать с правого плеча надетую шубу или халат, так что правая рука и часть груди остаются голыми. Делается это не только дома, но даже и во время пути, если не слишком холодно; в присутствии же старшего лица или при разговоре с ним подобной вольности не допускается.
Обычное занятие цайдамских монголов составляет скотоводство — разведение баранов, лошадей и рогатого скота; в меньшем количестве содержатся здесь яки и верблюды. Последние гораздо хуже верблюдов халхаских: мельче ростом и слабосильней. В Цайдаме для этих животных местность неблагоприятна, как по неимению в достаточном количестве пригодного корма, так и по обилию болот, на которых летом роятся тучи мошек, комаров и оводов, весьма вредных для скота вообще, а для верблюдов в особенности. Бараны цайдамские не курдючные или с весьма маленьким продолговатым курдюком, ростом невелики. Рогатый скот довольно хорош. Лошадей здесь много, но порода малорослая, некрасивая. Все стада летом обыкновенно угоняются в горы, как северные, так и южные. Здесь животным прохладнее и нет муки от насекомых, зато корм большей частью скудный. Осенью стада возвращаются в равнины на болотистые луга и откармливаются выросшей в течение лета травой.
Обитая вдали от культурных местностей Китая и не имея часто возможности, в особенности в период дунганского восстания, добывать себе хлеб покупкой от китайцев, цайдамские монголы сами кое-где начали заниматься земледелием. Таких местностей мы видели две: возле озера Курлык-нор и на р. Номохун-гол; кроме того слышали, что пашни есть на верховье р. Вулунгира. Способ обработки земли самый жалкий; занятие это ненавистно цайдамским монголам, как и всем номадам вообще. Притом же количество распаханной земли ничтожно: оно едва ли достигает сотни десятин во всем Цайдаме. Засевается ячмень с голым зерном, и, в меньшем количестве, пшеница; урожай бывает довольно хороший. Хлеб идет на приготовление дзамбы для собственного пропитания. Важной статьей в этом отношении служит хармык, ягоды которого едят свежими и сушат впрок. Затем обыденную пищу составляют: чай, молоко, масло и баранина; последняя, впрочем, не редкость лишь у зажиточных.
В административном отношении Цайдам подчинен кукунорскому вану [242]и разделяется на пять хошунов( 52): Курлык-бэйсе и Куку-бэйле — на севере, Барун-засак — на востоке, Дзун-засак — на юге и Тайджинер-хошун [243]— на западе. Узнать правду о количестве населения для нас было невозможно. Одни из рассказчиков (мне кажется это более вероятным) говорили, что во всех пяти хошунах Цайдама около тысячи юрт; другие же сообщали, что число этих юрт переходит за две тысячи. Но во всяком случае население крайне ничтожно сравнительно с обширностью страны.
Грабежи их оронгынами. Далеко не спокойно живут цайдамские монголы. Каждогодно они подвергаются, то в одном, то в другом хошуне, набегам хара-тангутов с верховьев Желтой реки и голыков [244], также тангутского племени, обитающих на р. Мур-усу в Северном Тибете. Те и другие разбойники слывут у цайдамцев под общим именем оронгын. В особенности страдает от них население южного Цайдама. Грабители приезжают сюда обыкновенно поздней осенью, партиями в несколько десятков человек, разыскивают стойбища монголов, отнимают у них скот, хлеб и разное имущество. Для защиты от подобных набегов цайдамцы выстроили в каждом хошуне по небольшой квадратной загороди, обнесенной глиняными стенами. Подобная постройка, примитивный образчик наших крепостей, носит громкое название хырма, т. е. крепость( 53). Сюда складываются лишние пожитки и хлеб, а при нападении оронгын, если успеют их во время заметить, загоняется скот. Притом в каждой хырме живут поочередно человек двадцать или тридцать защитников-монголов, вооруженных саблями, пиками и изредка фитильными ружьями. Для оронгын подобная хырма с тонкими глиняными стенами сажени три высотой, при длине сажен в тридцать каждого фаса, составляет преграду неодолимую. Разбойники обыкновенно и не думают заниматься штурмом или осадой, но едут далее, рассчитывая захватить где-нибудь врасплох.
Конечно, не все обитатели хошуна могут воспользоваться защитой хырмы, так как оронгыны появляются обыкновенно внезапно. Поэтому монголы, кочующие вдали от хошунной хырмы, зарывают хлеб, масло и лишние пожитки в землю. Сами же при появлении разбойников прячутся в зарослях тамариска и хармыка; сюда загоняют на время и стада. Но оронгыны имеют волчье чутье и нередко разыскивают спрятанное, в особенности скот, его забирают и гонят восвояси.
Сопротивление вооруженной силой разбойники почти никогда не встречают, во-первых вследствие трусости самих монголов, а во-вторых, потому, что за каждого убитого оронгына платится большой штраф его семейству. Такой порядок узаконен сининскими амбанями (губернаторами), с которыми разбойники, вероятно, делятся своей добычей ( 54).
Цайдамцы страшно ненавидят оронгын. Это слово служит здесь ругательством. Так, например, когда цайдамский монгол бранит свою лошадь, то взамен нашего пожелания в подобном случае быть съеденной волком, он обыкновенно говорит: "Чтоб тебя оронгын украл". Про дурную местность цайдамцы говорят: "Здесь жить только оронгынам"; маленьких детей пугают также оронгынами.
Северный Цайдам. Теперь более подробно о северном Цайдаме.
Южной границей обширной равнины Сыртынской служит горный хребет средней высоты (не имеющий общего названия у местных жителей), протянувшийся от южной оконечности снеговых гор Риттера к западу до оз. Хыйтун-нор, лежащего, как сообщали нам монголы, верстах в 60–70 западней оз. Ихэ-сыртын-нор. Туда же, т. е. к Хыйтун-нору, тянется и равнина Сыртынская, западное продолжение которой уходит еще далее на запад, но куда именно — сказать нам не могли. По уверению сыртынских монголов, в тех местах, крайне бесплодных, состоящих из голых глинистых площадей, никто не бывал, и места эти никому не принадлежат.
