Долина Хуан-хэ при устье р. Чурмын расширена версты на три и несет пустынный характер. Лесов здесь нет вовсе, только кое-где по берегу реки встречаются небольшие заросли лозы и облепихи, или одиноко торчит тополевое дерево. По самой же долине растут врассыпную: мелкая полынь, бударгана Reaumuria songarica [535], да изредка хармык и дырисун. Несмотря на страшную глубину ущелья Хуан-хэ, спуск сюда по нашему пути был весьма удобный и тянулся зигзагами на протяжении около пяти верст. Зато стоянка выпала незавидная, как раз на самом устье Чурмына, где мы отыскали несколько деревцов лозы и облепихи, под которыми приютилась наша палатка.

Местность близ ее истоков. Горы, лежавшие впереди нас на юге, насколько мы могли их видеть, стояли по обеим сторонам Желтой реки, перпендикулярно к ней. Главный гребень отстоял от устья р. Баа верст на 60. Хуан-хэ на всем этом пространстве имела почти прямое южное направление и ясно прорывала вышеупомянутый горный хребет, который в восточной своей части называется Дзун-мо-лун; название тех же гор на западной стороне Желтой реки узнать мы не могли. Лишь впоследствии расспросами добыли те скудные и, быть может, не совсем верные сведения, что вслед за прорывом описываемого поперечного хребта Желтая река (если следовать вверх по течению) уклоняется не надолго к юго-востоку для обхода вечноснеговых гор Амнэ-мачин или Амнэ-мусун. Эти горы и безымянный хребет на западном продолжении Дзун-мо-луна находятся в связи как с горами тибетской окраины к южному Цайдаму, так и со снеговой группой Угуту. Про самые истоки Хуан-хэ никаких расспросных сведений добыть мы не могли. Нам сказали только, что через эти истоки, т. е. через Одонь-тала, пролегает из Синина в Лхасу дорога, которая ныне почти заброшена.

На хребте Дзун-мо-лун виднелся местами снег, но тангуты говорили, что этот снег летом растаивает. Сами же горы, равно как их западная безымянная половина, высоки, дики и изборождены частыми глубокими ущельями. Скаты преимущественно луговые, но скал мало; в верхнем поясе россыпи. В ущельях, а также на северных горных склонах растут кустарники и изредка попадаются березовые рощи; в верхних частях тех же ущелий виднелись небольшие хвойные леса. Воды везде довольно. Пастбища хороши, но они в течение лета вытравливаются скотом хара-тангутов, кочующих везде по описываемым горам, даже в местностях самых недоступных.

Невозможность дальнейшего следования. На Хуан-хэ мы провели четверо суток в тщетных поисках переправы через эту реку. Брода на ней нигде не оказалось. Необходимо, следовательно, было выстроить плот, но для него, помимо большой потери времени и труда, не имелось достаточно материалов; да притом весьма сомнительна была безопасность подобной переправы с багажом и мулами при быстром течении и обилии здесь громадных камней в русле Желтой реки. Наконец местность на противоположной ее стороне не обещала ничего для нас хорошего, так как вся была изрезана ущельями, а с юга загромождена попрежнему высокими горами.

Таким образом со всех сторон явились препятствия неодолимые — дальнейший путь в прежнем направлении был невозможен. Исход из подобного положения представлялся двояким: или попытаться обойти с запада снеговую группу Угуту и мимо озера Тосо-нор пройти на истоки Хуан-хэ; или, отказавшись от этих истоков, направиться старым путем через Балекун-гоми в оазис Гуй-дуй, переправиться здесь через Желтую реку и заняться исследованием ближайших снеговых гор.

Первая попытка, при всей ее желательности, ставила неминуемые вопросы: возможно ли нам без проводника пробраться через несколько кряжей высоких гор и вынесут ли наши усталые мулы эту трудную дорогу? Откровенные ответы на подобные вопросы, в особенности на последний, могли быть только отрицательными. При таких же условиях слишком опрометчиво бы было рисковать временем, трудом и собранными уже коллекциями для цели, почти недостижимой. Правда, на те же истоки Хуан-хэ без особенного труда можно сходить из Цайдама по Тибетскому плато, но теперь для нас и это было невозможно по неимению верблюдов.

Так пришлось с горестью отказаться от заманчивого выполнения намеченной цели и посвятить наступавшее лето исследованию окрестностей оазиса Гуй-дуй, оз. Куку-нор и восточного Нань-шаня. В этих местностях мы нашли богатую естественно-историческую, в особенности ботаническую, добычу, которая, хотя отчасти, вознаградила нас за неудачную попытку пробраться на истоки Хуан-хэ( 140).

[536]

Порешив возврат от устья р. Чурмын в Валекун-гоми, мы завьючили после полудня 11 мая своих мулов и поднялись к вечеру из глубокой ямины Хуан-хэ на соседнее плато, где прошли еще немного и остановились ночевать; воду, которой нет в здешней степи, привезли с собой. Каким-то просторным казался теперь бивуак в широкой, степной равнине после долгого пребывания на дне узких, сумрачных ущелий. Зато там было тепло; здесь же, на высокой степи, мороз ночью грянул в –12,5°. Между тем в это время уже насчиталось, правда почти исключительно в ущельях, 117 видов цветущих растений. Однако и те цветы, которые кое-где встречались по степи, не погибли от подобного холода. Замороженные касатики (Iris songarica, Iris ensata) ломались в руках, словно стружки, но лишь только взошло и обогрело солнце — они цвели и красовались как ни в чем не бывало; не погибли также крупноцветная карагана (Garagana grandiflcra) и прелестно пахучая жимолость (Lonicera rupicola var.), растущая по здешним степям ползучим кустиком в два-три дюйма высотой, в ущельях же достигающая роста в 2 фута. Эту жимолость мы взяли теперь в свой гербарий. Для последнего на нынешнее лето оказалось у нас всего лишь около пятисот листов пропускной бумаги, привезенной еще из Петербурга; китайская же, купленная в Синине, была вся плохого качества [537]. Поэтому для экономии мы укладывали теперь собираемые растения не только в отдельные листы, но и в промежутки этих листов. При таком способе гербаризации выигрывается много относительно излишнего расходования бумаги и объема собранных пачек; следует только в промежутки листов класть растения, уже высушенные предварительно в листах цельных.

Прелестные здесь уголки. Спустившись в ущелье Бага-горги невдалеке от устья этой речки, там, где некогда стоял китайский пикет, теперь заброшенный, мы нашли здесь прелестное местечко с ключевой водой и отличным кормом. Громадные тополи футов 70–80 высотой, при диаметре ствола от 4 до 5 и даже до 6 футов, образовали здесь небольшую рощу, по которой, местами густым подлеском, росли облепиха и лоза. Весенней негой веяло в этом милом уголке; прохладный воздух дышал ароматом свежей зелени; всюду пели птицы, красовались цветы… Словом, было так хорошо, в особенности при контрасте с соседней местностью, что мы остались на дневку без особенной в том нужды. Но нам и дальше посчастливилось. Сделав небольшой переход вверх по той же Бага-горги, мы вновь встретили здесь местечко еще более обильное лесом и кустарниками [538], которые теперь цвели и красиво пестрили собой крутые боковые скаты ущелий. В тех же кустарниках попадались: цветущая земляника (fragaria elatior) и кардамина (cardamine macrophylla), а также начинали быстро развиваться могучие листья и цветовые стебли лекарственного ревеня. Их с жадностью пожирали медведи, которых однако добыть нам не удалось.