Между тем наступают сумерки и караванные животные пригоняются к бивуаку. Здесь их снова поят; затем лошадей привязывают на длинных арканах (для покормки) немного в стороне от бивуака; верблюдов же, расседланных днем, опять седлают и, уложив в два ряда, мордами друг к другу, привязывают бурундуками [102]к общей веревке. На кухне разводится потухший огонь и снова варится чай. Этим чаем, с приложением дзамбы и изжаренной дичины или, чаще, оставшейся от обеда баранины, мы ужинаем. Потом вывешивается для вечернего наблюдения термометр, и, в ожидании его показания, мы болтаем с казаками у огня. Наконец в нашей палатке зажигается стеариновая свеча [103], записываются по раз принятой форме метеорологические наблюдения — и тем оканчивается работа дня. Расстилаются один на другом два войлока, в изголовье кладутся кожаные подушки, и мы втроем ложимся рядом, покрывшись, если не жарко, своими одеялами. Казаки летом обыкновенно спали вне палатки, возле багажа; укладывались попарно, чтобы экономить для подстилки войлок, а в холодную погоду — для тепла. Каждую ночь наряжался дежурный казак, который спал, не раздеваясь. На его обязанности лежало: по временам осматривать бивуак, а утром вставать раньше всех и варить чай. В опасных от воров или разбойников местах, как например, в Тибете, на Желтой реке и на оз. Куку-норе, ночью поочередно дежурили на часах казаки, на две или на три смены, смотря по состоянию погоды и времени года. Но всегда, в течение всей экспедиции, мы и казаки спали, имея возле себя оружие. Так мною было заведено с самого начала путешествия по пословице, что "береженого и бог бережет". Мы же в большой части случаев не могли рассчитывать на доброжелательство местного населения.
После того как все улягутся, несколько времени еще слышатся разговоры и смех; но мало-помалу они стихают, и через полчаса все уже спят здоровым, крепким сном.
Двойные переходы, дневки. Когда предстоял большой безводный переход, что, впрочем, случалось довольно редко, тогда мы разделяли его пополам и в средине останавливались часа на два. Иногда же, чтобы избавиться от сильной жары или осенью при коротких днях, мы выступали с места после полудня и ночевали, пройдя половину пути или немного более; другая половина приходилась на следующий день. Воду брали с собою в запасных бочонках. Если же их оказывалось недостаточно, то запасали еще воду в бурдюках, сделанных из свежих шкур убитых для еды баранов.
На дневках или при более продолжительных остановках в удобных для естественно-исторических исследований местностях порядок нашей жизни несколько изменялся. Тогда, вставши с рассветом и напившись чаю, мы отправлялись на экскурсии или на охоту и проводили так время часов до десяти утра. Затем обедали; после обеда час или два отдыхали. Потом каждый принимался за свою работу до вечера, смотря, впрочем, по имевшимся материалам. На дневке обыкновенно окончательно укладывались препарированные птицы и высушенные растения, писались специальные заметки о том или о другом и вообще очищались все накопившиеся работы. Казаки на тех же дневках, помимо охоты, занимались починкою своей или нашей одежды и обуви, верблюжьих седел и вьючных принадлежностей; иногда подковывали и расковывали лошадей или подшивали кожею протершиеся пятки верблюдов. Одним словом, для казаков и для нас в течение всего путешествия вдоволь было работы.
Зимою процедура нашей походной жизни в общем оставалась та же, что и летом, только палатка заменялась войлочною юртою, да и то не для казаков, так как другой юрты негде было достать [104].
Вернемся снова к путешествию.
Баркульская равнина. Равнина, в которую мы вышли близ города Баркуля, лежит между восточною оконечностию Тянь-шаня и другим параллельным ему хребтом, который называется монголами Мачин-ула. Эти горы ниже Тянь-шаня, хотя все-таки довольно высоки, так как во второй половине мая еще были покрыты местами снегом, даже на южном склоне.
В восточной своей части Баркульская равнина, протянувшаяся верст на 100, значительно уже, нежели в западной половине, где лежит невдалеке от г. Баркуля обширное соленое озеро того же названия. Это озеро, по словам местных жителей, имеет в окружности около 50 верст. Берега его состоят из топких солончаков; в средине же залегает хорошая осадочная соль. С запада в названное озеро впадает небольшая речка Ирды-хэ, которая протекает большую часть описываемой равнины. Почва этой последней глинистая, частью солончаковая, но вообще плодородная, в особенности в западной половине. Здесь везде превосходные пастбища, живо напоминающие лучшие места центрального Тянь-шаня, как, например, Юлдус. Кроме того, в Баркульской равнине, несмотря на то, что она имеет больше 5 000 футов абсолютной высоты, хорошо родятся различные хлеба — ячмень, пшеница, просо и др., поэтому здесь прежде местами жило довольно много китайцев. Но магометанское или, как его обыкновенно называют, дунганское восстание, пронесшееся в начале шестидесятых годов ураганом по всему Западному Китаю [105], оставило и здесь памятные следы своего неумолимого разрушения. Все китайские деревни были разорены дотла инсургентами; уцелел лишь г. Баркуль. Ныне все это быстро восстанавливается, и окрестности названного города во время нашего посещения были уже достаточно заселены. Переселенцы являются сюда из Гань-су и других провинций Внутреннего Китая; нередко они приходят пешими с киркою в руках и мешком пожитков за плечами.
Город Баркуль. Самый Баркуль нам посетить не удалось. Туда послан был только переводчик Абдул Юсупов и с ним один из казаков сделать кой-какие покупки и предъявить наш пекинский паспорт для дальнейшего пути. Главным лицом в описываемом городе в это время был некий Чжен-тай, который принял наших посланцев не особенно дружелюбно, однако же согласился дать проводника до Хами. Покупок посланные сделали очень мало, так как дороговизна на все, в особенности на съестные продукты, стояла страшная. Она обусловливалась малым местным производством этих продуктов и большим на них спросом для китайских войск. Последних в Баркуле в это время было много — частью гарнизоны, частью отряды, направлявшиеся к Кульдже.
С места нашей стоянки возле деревни Сянто-хауза Баркуль был виден довольно хорошо. Расположен он под самым Тянь-шанем и весьма обширен. Состоит из двух частей: военной и торговой. Каждая из них обнесена высокою глиняною стеною; но внутри этих стен немало также пустырей и развалин. В торговом городе много лавок с товарами, привозимыми главным образом из Пекина. Основан Баркуль китайцами в 1731 году и до последнего дунганского восстания принадлежал в административном отношении, вместе со своим округом, к провинции Гань-су [106] [107].
Дальнейшее наше движение. На другой день после того, как наши посланные съездили в Баркуль, к нам явился проводник и шестеро солдат, назначенных провожать нас до Хами. Хотя нам и объяснили, что конвой из солдат означает почет, но для нас лично стократ покойнее и приятнее было бы следовать с одним только проводником. Солдаты составляли лишнюю обузу и невыносимо надседали свсим наглым любопытством и попрошайничеством. Притом, имея постоянно возле себя стольких соглядатаев, я не мог, как до сих пор при одном вожаке, делать съемку [108], которую необходимо производить секретно, гбо на это дело Еесьма подозрительно, даже враждебно, смотрят как китайцы, так и в особенности туземцы Центральной Азии.
Тронувшись в путь, мы сделали первый переход только в 12 верст по случаю сильного дождя, падавшего по временам со снегом. Температура в полдень упала до +8,8°; на Тянь-шане снег укрыл все горы до самой их подошвы. Высокое поднятие местности давало себя чувствовать и малым развитием растительной жизни: весенние посевы хлебов только что начинали зеленеть, а листья на тополях, несмотря на 20 мая, развернулись лишь в половину.
