Климат сентября. Вместе с окончанием первой половины вашего пути из Ала-шаня до Урги окончился и сентябрь месяц. Относительно своего климата он характеризовался: постоянно ясной погодой, частыми бурями в последней трети и, в общем, почти летней теплотой.
В Ала-шане и прилегающем к нему уголке земли уротов, в первых двух третях описываемого месяца, дневное тепло доходило до +27,5° в тени; по ночам также ни разу не было мороза. С переходом нашим за хребет Хурху, т. е. с поднятием более к северу, стало холодней, хотя все-таки днем термометр в тени поднимался до +20,2°. Первый ночной мороз (-4,5° по восходе солнца) случился 21 сентября; затем до начала октября считалось еще четыре таких мороза и наибольший из них был –8,3°. Слабые ночные ветры обыкновенно мешали охлаждению атмосферы и поднимали ртуть термометра выше точки замерзания. Погода в сентябре стояла почти постоянно ясная; иногда по нескольку суток сряду ни днем, ни ночью, не было видно ни малейшего облачка. Вполне облачных дней считалось только 3; кроме того, 4 дня были облачны наполовину. В продолжение всего месяца только трижды падал небольшой дождь, других водных осадков не было вовсе; сухость атмосферы, в особенности при ветре, стояла страшная.
В первых двух третях сентября ветры не имели преобладающего направления; бури были редки (всего 4); случались и затишья. С 20 же числа бури являлись почти каждый день (всего 9), исключительно с запада и северо-запада. Как обыкновенно в Центральной Азии, если такая буря начиналась с восходом солнца или продолжалась от ночи, то становилось холодно; если же буря поднималась около полудня, когда почва уже нагревалась солнечными лучами, то ветер был теплый. Впрочем, ночные бури случались редко (всего 3); в это время обыкновенно дули лишь слабые ветры. В Ала-шане бури всегда поднимали в воздух тучи пыли и песка; северней же гор Хурху, — где сыпучих песков очень мало, а почва покрыта галькой или травой, там и в сильную бурю атмосфера стояла ясной.
Степная полоса северной Гоби. Перейдя почтовую дорогу, которая ведет из Калгана в Улясутай [743], мы вступили в степную полосу северной Гоби. Взамен прежних волнистых и бесплодных равнин местность представляла теперь перепутанную сеть невысоких увалов и холмов, принадлежащих, по всему вероятию, расплывшейся восточной части Хангая. Далее же к северу появились выровненные, хотя и невысокие, хребты, которые составляют крайние юго-западные отроги Кэнтея. Абсолютная высота по нашему пути не превосходила 5 200 футов и не опускалась ниже 4 200 футов; на последнем уровне лежит сама Урга( 174). Галечная почва средней Гоби заменилась теперь почвой песчано-глинистой [744], покрытой прекрасной для корма скота травой. И чем далее подвигались мы к северу, тем лучше и лучше становились пастбища, по которым везде паслись многочисленные стада местных монголов. Эти последние, коренные халхасцы, выглядывали гораздо бодрее своих собратий, виденных нами в средней Гоби. Точно так же умножилась и животная жизнь: появились, местами в обилии, дзерены (Antilope gutturosa), всюду виднелись норы тарабаганов (Arctomys sp.), находившихся теперь в зимней спячке, весьма многочисленны были полевки (Arvicola sp.) и пищухи-оготоно (Lagomys ogotono); зимние запасы сена у нор последних местами, словно частые кочки, пестрили степь. Гнездившиеся птицы теперь уже улетели, а из оседлых чаще других попадались рогатые жаворонки (Otocoris albigula) и земляные вьюрки (Pyrgilauda davidiana).
Однако текучей воды попрежнему не имелось, лишь чаще стали попадаться ключи; колодцы также были нередки и вода в них встречалась большей частью хорошая. Несмотря на обилие пастбищ, местами корм был уже выеден дочиста, в особенности в ближайших окрестностях почтовой улясутайской дороги. От нее до Урги мы шли 12 суток, с одной в том числе дневкой. Попутной дороги, как и прежде, не было, хотя нередко попадались, обыкновенно ненадолго, тропинки, которыми степь перекрещивается во всевозможных направлениях.
Верст за сотню от Урги, немного южней ключа Хайрхын [745], мы вышли снова на покинутый в северном Ала-шане, близ кумирни Баян-тухум, путь халхаских богомольцев, следующих в Тибет. Тропинка явилась торная; по ней нередко встречались нам небольшие караваны богомольцев, направлявшихся в Ургу для поклонения тамошнему кутухте. С собой эти молельщики обыкновенно гонят скот, который они продают в Урге, а вырученные деньги отдают в кумирни и тратят на собственное содержание. В конце концов домой возвращаются ни с чем, "промаливаются", как объяснял наш казак-переводчик.
По мере того как мелькали дни октября, погода становилась суровей, и близилось время зимнее. Ночные морозы уже доходили до –13°, да и днем при ветре было довольно холодно; 12 октября моросил первый снег, а пять суток спустя на Гангы-дабане мы нашли снежный покров уже 2–3 дюйма глубиной.
Прибытие в Ургу. Следующий за Гангы-дабаном наш бивуак был на Бугук-голе, первой речке, встреченной нами от самого Нань-шаня. Один только переход отделял теперь нас от Урги, и под влиянием столь радостной мысли путь 19 октября длился невыносимо долго, в особенности в первой своей половине. Как нарочно, местность здесь холмистая, не открывающая далекого горизонта. Наконец с последнего перевала перед нами раскрылась широкая долина р. Толы, а в глубине этой долины, на белом фоне недавно выпавшего снега, чернелся грязной, безобразной кучей священный монгольский город Урга( 1?5). Еще два часа черепашьей ходьбы — и вдали замелькало красивое здание нашего консульства. Тут же и быстрая Тола струила свою светлую, еще незамерзшую воду; справа на горе Хан-ула, чернел густой, нетронутый лес. Обстановка пустыни круто изменялась. Попадали мы словно в иной мир. Близился конец девятнадцатимесячным трудам и многоразличным невзгодам. Родное, европейское чувствовалось уже недалеко. Нетерпение наше росло с каждым шагом; ежеминутно подгонялись усталые лошади и верблюды… Но вот мы, наконец, и в воротах знакомого дома, видим родные лица, слышим родную речь… Радушная встреча соотечественников, обоюдные расспросы, письма от друзей и родных, теплая комната, взамен грязной, холодной юрты, разнообразные яства, чистое белье и платье — все это сразу настолько обновило нас, что прошлое, даже весьма недавнее, казалось грезами обманчивого сна…
Город Урга лежит на правом берегу р. Толы и состоит из двух частей: монгольской, гораздо чаще называемой монголами Да-курень, или Богдо-курень [747], и китайской, находящейся отсюда в расстоянии пяти верст к востоку и именуемой китайцами Майма-чен [748]. В обоих городах до 30 000 жителей: в Майма-чене-главным образом торгующих китайцев, в Да-курени — монгольских лам. Здесь же в одной из кумирен имеет свое местопребывание великий кутухта всей Монголии [749], на поклонение которому стекается, в особенности к новому году [750], множество богомольцев. Кроме того, в Урге пребывают два амбаня (губернатора) [751], заведующие управлением как самой Урги, так и двух восточных аймаков Халхи — Тушету-хана и Цэцэнь-хана; два другие западные аймака той же Халхи — Джасакту-хана и Сэйн-нойна [746]находятся в подчинении китайскому дзянь-дзюню (начальник военного округа) в Улясутае.
В монгольском городе проживает несколько наших торговцев, занимающихся мелочной продажей русских товаров, главным же образом транспортировкой чая в Кяхту. Двухэтажный дом нашего консульства, с двумя флигелями и другими постройками, стоит в середине между китайским и монгольским городами на возвышении, недалеко от берега Толы.
