Внезапно шаги свернули в сторону и стихли. Она остановилась, чтобы перевести дух, огляделась, но никого не увидела. Медленно побрела она по дорожке и дошла почти до конца ее, как вдруг перед нею возникла та же фигура, выступившая из лесного мрака на тропу. Человек шел следом за нею и был уже близко. Он опять окликнул ее, но его голоса она не расслышала, потому что упала наземь без чувств. Минуло немало времени, прежде чем Аделина пришла в себя; когда сознание к ней вернулось, она почувствовала, что ее держат в объятиях, и попыталась высвободиться.

— Ничего не бойтесь, прелестная Аделина, — услышала она, — ничего не бойтесь. Вы в руках друга, который готов на все ради вас, который защитит вас, не пожалев и жизни. — Он нежно привлек ее к своему сердцу. — Так, значит, вы забыли меня? — продолжал он.

Аделина всмотрелась в него и убедилась, что это был Теодор. Ее первым чувством была радость, но она тотчас вспомнила, как неожиданно он уехал, покинув ее в минуту крайней опасности, вспомнила, что он друг маркиза, и тысячи чувств смешались в душе ее, вызвав недоверие, тревогу и разочарование.

Подняв ее с земли и поддерживая, Теодор сказал:

— Мы должны немедля бежать отсюда. Карета ждет нас, она отвезет вас, куда вы прикажете, отвезет к вашим друзьям.

Последняя фраза болью отозвалась в сердце Аделины.

— У меня нет друзей, — сказала она, — и я не знаю, куда мне ехать. Теодор обеими руками нежно сжал ее руку и с глубоким участием проговорил:

— В таком случае мои друзья станут вашими друзьями; позвольте мне проводить вас к ним. Но я дрожу за вас, покуда вы находитесь здесь. Покинем же поскорей это место.

Аделина хотела ответить, но в эту минуту среди деревьев послышались голоса, и Теодор, поддерживая ее одной рукой, увлек девушку по тропинке вперед. Они бежали до тех пор, пока Аделина, задохнувшись, не могла уже двигаться дальше.

Немного передохнув и не слыша за собой погони, они продолжили путь. Теодор знал, что они уже недалеко от парковой ограды, знал и то, что к этому месту ведет множество тропинок из разных частей парка на аллею, по которой ему придется идти и где люди маркиза могут увидеть его и перехватить. Однако он скрыл от Аделины свои опасения и постарался ободрить ее, поддержать ее дух.

Наконец они добрались до стены, и Теодор повел Аделину туда, где она была пониже и где стояла карета; но тут опять послышались голоса. Душевные и физические силы Аделины были на излете, но она, сделав последнее усилие, увидела наконец лесенку, с помощью которой Теодор перебрался в парк.

— Мужайтесь, Аделина, — сказал он, — еще одно усилие, и вы будете в безопасности.

Он придерживал лестницу, пока она поднималась по ней; стена наверху была широкой и ровной; взобравшись на нее, Аделина подождала, пока следом поднялся Теодор и перебросил лестницу на другую сторону.

Сойдя вниз, они увидели поджидавшую их карету, но без кучера. Звать его Теодор побоялся, чтобы не выдать себя. Поэтому он посадил Аделину в карету, сам же пошел искать возницу, которого обнаружил спящим неподалеку под деревом. Он разбудил его, и они вместе вернулись к экипажу, который тотчас и умчал их прочь. Аделина все еще не смела поверить, что она спасена, но после того, как они ехали довольно долго без всяких помех, ее сердце захлестнула радость, и она в самых пылких выражениях поблагодарила своего спасителя. Участие, какое слышалось в его голосе, и все его поведение свидетельствовали о том, что его радость по этому поводу была едва ли не равна ее собственной.

Но мало-помалу к ней вернулись невеселые мысли, и тревога подавила радость. В суматохе последних минут она не думала ни о чем, кроме побега, но теперь, осознав свое положение, стала молчалива и задумчива. Она не имела друзей, у которых могла бы укрыться, она ехала с молодым кавалером, почти ей незнакомым, неведомо куда. Аделина вспоминала, как часто бывала обманута и предана теми, кому доверялась, и совсем пала духом. Вспомнила она также о том внимании, какое оказывал ей Теодор, и испугалась, что его поступок мог быть продиктован эгоистической страстью. Она понимала всю вероятность этого, но отказывалась верить, что такое возможно, и чувствовала, что больших страданий, чем сомнение в порядочности Теодора, ничто причинить ей не может.

Он прервал ее размышления, напомнив о последних днях в аббатстве.

— Вероятно, вы были очень удивлены, — сказал он, — и, боюсь, оскорблены тем, что я не явился на условленную встречу в аббатстве после тех тревожных намеков, которые сделал во время нашего последнего разговора. Наверное, это повредило мне в ваших глазах, если я и имел когда-либо счастье пользоваться вашим уважением. Но мои планы были опрокинуты планами маркиза де Монталя, и, полагаю, я вправе сказать вам, что мое отчаяние из-за этого было по меньшей мере равно вашим опасениям.

Аделина сказала, что была чрезвычайно встревожена его намеками и тем, что он не мог дать ей дальнейших разъяснений относительно грозившей ей опасности, и к тому же… Тут она оборвала фразу, готовую сорваться с ее уст, так как поняла, что неосторожно выдавала, какое место он занимал в ее сердце. Последовало несколько минут молчания, причем обе стороны чувствовали себя неловко. Наконец Теодор возобновил беседу:

— Позвольте мне ознакомить вас с обстоятельствами, помешавшими мне прийти на свидание, о котором я умолял вас.

Не дожидаясь ее ответа, он рассказал, что маркиз, выведав каким-то необъяснимым способом или просто заподозрив, о чем они в последний раз говорили, и опасаясь, что его притязания могут встретить противодействие, предпринял решительный шаг, чтобы не позволить ей узнать о них подробнее. Аделина тотчас припомнила, что ее и Теодора видел в лесу Ла Мотт, который, без сомнения, заметил их возраставшую доверительность и позаботился уведомить маркиза о том, что у него может оказаться соперник в лице его друга.

— На другой день после того, как я в последний раз вас видел, — продолжал Теодор, — маркиз (он полковой командир мой) приказал мне возвратиться в полк и назначил мой отъезд на следующее утро. Неожиданный приказ несколько удивил меня, но мотивы его вскоре мне стали ясны. Слуга маркиза, давно мне преданный, вошел ко мне, как только я вернулся от маркиза, и, пожалев о внезапном моем отъезде, тут же обронил несколько слов, меня поразивших. Я стал его расспрашивать и уверился в своем подозрении, с некоторых пор у меня возникшем, о намерениях маркиза относительно вас.

Затем Жак сообщил мне, что о нашей последней встрече узнали и доложили маркизу. Он выведал это от своего приятеля-лакея; я был так встревожен, что тут же нанял его время от времени извещать меня о том, что предпринимает маркиз. Я ждал вечера, который позволит мне вновь увидеть вас, со всевозраставшим нетерпением, однако изобретательность маркиза решительно воспрепятствовала моим замыслам и желаниям. Он загодя договорился провести день на вилле некоего дворянина, расположенной в нескольких лье от его, и мне, несмотря на все отговорки, какие только удалось измыслить, пришлось сопровождать его. Принужденный, таким образом, повиноваться, я провел день в сильнейшем волнении и тревоге, каких не испытывал в жизни ни разу. Было уже за полночь, когда мы вернулись на виллу маркиза. Наутро я встал рано, чтобы пуститься в дорогу, решив непременно искать встречи с вами, прежде чем я покину эту провинцию.

Выйдя к завтраку, я был весьма удивлен, увидев маркиза уже в столовой; он стал распространяться о том, как красиво это утро, и объявил, что желает проводить меня до Шино. Так я был лишен моей последней надежды, и физиономия моя, надо полагать, вполне соответствовала моим чувствам, ибо в пронизывающем взгляде маркиза выражение искусственной беспечности тотчас сменилось недовольством. От Шино до аббатства по меньшей мере двенадцать лье, но я все же собирался вернуться оттуда, как только маркиз покинет меня, пока не осознал, сколь мало шансов увидеть вас одну; к тому же, если бы я попался на глаза Ла Мотту, это пробудило бы у него подозрения и насторожило против любых моих планов в будущем. Мне ничего не оставалось, как присоединиться к своему полку.