Джейн осталась в библиотеке. Она слышала, Как Аманта убрала ведро с тряпкой и ушла. Затем Джейн подождала еще немного и пошла в свою комнату принимать ванну, вспомнив о том, что Боб Уэзерби приедет за ней, чтобы увезти на ужин. Сейчас ей хотелось этого больше, чем когда-либо еще. Разговор Аманты об одержимости был, конечно, смешон, но все-таки она была им потрясена. В беспорядочном изложении женщины было зерно правды, которое прорастало с особой, упрямой настойчивостью. Аманта Колбурн говорила о странных силах, об астральных телах, об овладении, но во всем этом было еще много невысказанных вопросов, которые взывали к правде. Ей задавались вопросы, а она давала ответы, хотя глубоко в подсознании признавала, что они были далеки от истины. Почему она приехала сюда, в дом на Ястребином мысу, спрашивали ее, и теперь, раздеваясь, она сама задала себе этот вопрос. Почему она не поехала в Кейп-Код, где она не раз проводила лето? В ее распоряжении в любое время был коттедж Вильсона, и она часто жила в нем после окончания сезона массовых отпусков. Почему она не поехала в тишину Лейквью в Беркшире, где она много раз отдыхала в Рождество? Почему в ту ночь, когда она проснулась в своей квартире, ей не пришло в голову ни одно из этих названий? Почему название дома на Ястребином мысу звучало в ее мозгу настойчиво и повелительно, когда она, обнаженная, сидела на кровати? Ведь в этом месте она никогда не была, об этом месте она фактически забыла?
Она сказала себе, что ее поманила суровая и бескомпромиссная пустынность этой земли. И было ли это так на самом деле? Или была другая причина, которую она не могла объяснить и над которой не хотела задумываться? Когда она опустилась в ванну, то вспомнила о камнепаде и о свалившемся столбе, ведь смерть прошла буквально в дюйме от нее. Не из-за того ли, что ею кто-то овладел? Это слово было каким-то средневековым, оно заставило ее содрогнуться, и она разозлилась на себя за то, что позволила Аманте уйти без дальнейших расспросов. Загадочные суждения всегда волновали ее, а странные идеи из мрачного Средневековья, высказанные женщиной, цеплялись к ней и оставляли холодок в желудке. Она сердито отогнала эти мысли в сторону и сконцентрировалась на своем предстоящем наряде. Она надела темно-голубое платье с глубоким вырезом — модным и вместе с тем вызывающим. День подходил к концу, когда она стояла у окна, наблюдая за тем, как лилово-розовое небо сливалось с морем на горизонте. Боб должен был приехать не раньше чем через полчаса, и она хотела отвлечься от Аманты и высказанных ею странных идей. Придумав, чем ей заняться, она открыла своей чемоданчик и достала из него ручку и блокнот. Тед требовал ответных писем, хотя бы коротких. Она уселась за стол и принялась писать. Она писала быстро и рассказала обо всем, что случилось, включая высказывания Аманты, которые изложила легко и с юмором. Когда она запечатала письмо, она увидела фары приближающегося автомобиля и, накинув плащ, вышла на улицу навстречу Бобу. Он бросил оценивающий взгляд на ее привлекательный наряд и открыл перед ней дверцу машины. Сначала они ехали вдоль берега, потом, после часа пути, свернули в сторону от моря. Он остановил машину перед величественным строением, оказавшимся рестораном. Возле него она опустила письмо в почтовый ящик.
Боб Уэзерби был полной противоположностью этой бесплодной и хмурой земле. Он был внимателен, разговорчив, интересен, и он умел задавать вопросы так, что извлекал максимум информации. Джейн хотела провести вечер в свободной беседе и старалась вести себя соответствующим образом, однако ни на минуту не могла освободиться от того, что бродило внутри нее, и за ужином она услышала, что рассказывает Бобу обо всем, что случилось, — сначала о камнепаде, потом об обличительных речах Аманты, затем о рухнувшем столбе. Его глаза сузились, когда она закончила, будто он прокручивал в уме одновременно множество мыслей.
— Вы знаете, Джейн, — начал он медленно, — я рад тому, что вы остановились здесь, на Ястребином мысу, по каким-то очевидным причинам, которые, естественно, носят личный характер. Но возможно, это не самое подходящее для вас место. Может быть, вам лучше поехать куда-нибудь еще, чтобы уйти от того, от чего вы хотите уйти.
Заметил ли он ее мгновенно приоткрывшийся рот, подумала Джейн, и ее старание сдержать чуть было не вырвавшиеся слова. «Нет, я не могу уехать», — едва не сказала она, не успев подумать. Будто кто-то хотел ответить за нее, кто-то или что-то. Конечно, она могла поехать куда-нибудь еще, чтобы побыть в одиночестве. Но почему она немедленно захотела отказаться от этого? Боб продолжал, и она была рада тому, что он не мог видеть ее рук, плотно вцепившихся в колени.
— Соприкоснувшись с этими правами на рыбную ловлю и со всеми этими неприятностями, вы, вместо того чтобы расслабиться, получите дополнительную головную боль, — сказал он. — Отец будет управлять делами, как и всегда, а вы сможете приехать сюда в любой день после того, когда все уладится.
Он говорил разумно, Джейн понимала это, но сама мысль об отъезде даже не приходила ей в голову, и ей было удивительно, почему это было для нее настолько невообразимо. Она не нашла здесь тихого одиночества, которого искала, но нашла здесь суровую силу. Возможно, именно поэтому, сказала она себе и торопливо задала собственные вопросы.
— А где ваш отец нашел Аманту Колбурн? — спросила она. — Она сказала мне, что не общается с людьми из города.
— Она делала для нас кое-какую работу по дому, — ответил Боб. — И она была единственной, кого мы смогли быстро найти. Она живет на холме прямо к востоку от дома, в уединенном месте, окруженном скалами, на самой вершине. Она совершенная затворница.
— Жены рыбаков, я думаю, не отказались бы заработать немного лишних денег, — сказала Джейн. — Почему ни одна из них не пришла в мой дом? И почему никто не ездит на остров Рок-Айленд?
Боб засмеялся тихо и непринужденно, это его очень рассмешило.
— Я вижу, вы их наслушались, — сказал он. — У них есть множество старушечьих рассказов и легенд. В студеные зимние дни они этим и занимаются — садятся в кружок, рассказывают длинные сказки и приукрашивают новыми подробностями старые легенды. Я не знаю, почему они держатся подальше от острова или от дома, меня это всегда мало интересовало. Отец говорит, что они — глуповатые люди.
— Может быть, это так, но я узнала, какой опасностью грозит им рыбная ловля вдали от берега, — сказала Джейн. — И я хочу спросить, нельзя ли разрешить им рыбачить в бухте.
Глаза Боба Уэзерби, казалось, стали меньше, но на лице продолжала оставаться сердечная улыбка.
— Я думаю, вы должны сказать об этом моему отцу, — произнес он с ноткой удивления в голосе.
— Я знаю, что могу это сделать, — сказала Джейн. — Но только нет ли в этом деле какой-то другой стороны? Я хочу действовать законно.
— Конечно, вы так и будете действовать. Мы все так действуем, — сказал Боб. — Почему бы вам не рассказать обо всем случившемся моему отцу? Это будет самое лучшее, что вы сможете сделать. Вы, между прочим, уже получили свою долю сверхъестественных событий, которые с вами здесь произошли, и давайте теперь говорить о чем-либо другом, только не о старом доме и местных проблемах. Расскажите мне о Бостоне, а я расскажу вам о Галифаксе. Теперь настало время сравнять счет.
Джейн рассмеялась и позволила Бобу отвлечь ее от ее мрачных мыслей. Он не старался выяснить подробности ее жизни в Бостоне и не касался вопроса, почему она приехала сюда в поисках уединения, и она была благодарна ему за это. Он предоставил ей возможность говорить о том, о чем она хотела, а сам, в свою очередь, рассказывал о годах, проведенных в Галифаксе, с нескрываемым отвращением.
— Мне кажется, я мог бы многое сделать в жизни, а не быть прозябающим буквоедом-адвокатом, — сказал он. — Я не сильно смыслю в судебных разбирательствах.
Ужин — ароматный сырный соус и вареный лобстер, — закончившийся горячим яблочным пирогом, был очень вкусным, и к тому времени, когда они отправились в обратный путь, она почувствовала себя полностью расслабленной. Боб уверенно вел машину по продуваемой ветрами дороге одной рукой, а другую положил ей на руки. Но когда перед ними возникли темные и отталкивающие очертания дома, к ней моментально вернулось напряжение. Боб подождал, когда она зажжет две лампы-«молнии», и после этого, у двери, она почувствовала, что ее обнимают его руки.
