Современные ученые, проведя анализ античных письменных источников (55 греческих и 115 римских), обратили внимание, что ни греки, ни римляне не использовали в любовном акте позу «на боку». Связано ли это с ее табуированностью или с чем-то другим, авторам настоящей книги не известно. Зато этот анализ показал интересную закономерность. Греки предпочитали ту позу, которую рекомендовал римлянам Тит Лукреций Кар, — у эллинов она зафиксирована в 41,8 процента источников. Римляне, несмотря на советы автора поэмы «О природе вещей», применяли ее лишь в 15,5 процента случаев. Зато поза «женщина сверху» (не та ли, которая так возмутила наставника Нерона?) использовалась соответственно в 20 процентах случаев против 40,5.
Т. Н. Крупа в статье «Женщина в свете античной эротики: традиционные взгляды и реальность» отмечает, что в Греции «подавляющее большинство составляют примеры эротических поз, в которых женщине отведено подчиненное положение». Совсем иная ситуация сложилась в Риме. «Зарубежные исследователи объясняют это результатом более значимого, в социально-экономическом плане, положения женщины в древнеримском обществе. Юридическая защищенность римской матроны соответственно сказывалась и на ее степени сексуальной свободы».
Семейных, в том числе сексуальных, традиций и запретов касается Плутарх в своих «Римских вопросах» — книге, состоящей из вопросов автора по поводу римских нравов и обычаев и пространных ответов, которые он же попытался на них дать в форме новых риторических вопросов.
Один из вопросов сформулирован так: «Почему не принято жениться в мае?» И хотя многочисленные варианты ответов не проливают света на причины, факт остается фактом: жениться в мае у римлян было не принято.
Но тех, кто уже женился (в каком бы месяце это ни произошло), касался другой вопрос Плутарха: «Почему новобрачная и ее супруг соединяются в первый раз не на свету, а в темноте?» Ответ историка выглядит следующим образом:
«Стыд ли это перед супругой, которую муж до этого соединения с нею считает еще чужой? Или этот обычай учит быть стыдливым и перед собственной женой? А может быть, как Солон велел новобрачной перед входом в спальню мужа съесть кидонское яблоко (айву), чтобы первые ласки не были отталкивающими и неприятными, так и римский законодатель хотел, чтобы изъяны и недостатки в сложении невесты в темноте не были заметны? Или же в этом обычае заключено осуждение незаконных утех, раз и в законной любви присутствует нечто такое, чего следует стыдиться?»
Еще один вопрос, точнее, ответ на него проливает свет на запрет близкородственных браков: «Почему женщины, здороваясь с родственниками, целуют их?»
В числе прочих вариантов ответа историк предлагает и следующий:
«…Или же, так как родственникам не дозволено было вступать в брак, любовь у них простиралась лишь до поцелуя, и он остался знаком общности рода? Ведь в старину нельзя было жениться на кровных родственниках, как и теперь — на тетках и сестрах; лишь позднее даже двоюродным родственникам позволено было вступать в брак, и вот по какому случаю. Один человек, бедный, но весьма достойный и уважаемый народом не менее, чем всякий другой гражданин, взял в жены, как утверждали, двоюродную сестру — наследницу и благодаря этому разбогател; на него за это подали в суд, но народ, не разбирая дела, освободил его от обвинения и принял постановление, разрешавшее вступать в брак всем родственникам до второго колена, но не ближе».
И наконец, со слов Плутарха, в Риме существовал обычай, согласно которому, «когда мужья возвращаются из деревни или из путешествия, они посылают предупредить жен о своем прибытии». Наивный историк, в попытке найти объяснение этому обычаю, высказывает разные соображения:
«Может быть, это показывает, что муж не подозревает жену ни в каком легкомыслии, тогда как внезапное и неожиданное появление было бы похоже на попытку застичь ее врасплох? Или мужья спешат обрадовать доброй вестью о себе жен, которые тоскуют о них и ждут? Или, скорее, они сами жаждут узнать, живы ли дома их жены и тоскуют ли они о мужьях? Или, может быть, так как у жен в отсутствие мужей бывает много дел и забот по дому, много хлопот и беготни, оттого их и предупреждают, чтобы они, оставив все это, приняли возвращающегося мужа ласково и без суматохи?»
Но авторы настоящей книги позволят себе предложить другой ответ на этот вопрос. Видимо, римские мужья все-таки допускали, что их жены пользуются значительными свободами, но предпочитали закрывать глаза на их поведение. Недаром римская пословица гласила: «Qui vult decipi, decipiatur» — «Желающий быть обманутым да будет обманут».
Под эгидой «Камасутры». Индия
Индия — страна противоречивая. С одной стороны, это страна, где скульптуры, изображающие самые немыслимые виды совокуплений, выставлены для всеобщего обозрения в храмах, дабы смиренные богомольцы, взирая на них, приобщались к духовной жизни. Это страна, где существует культ лингама. Это страна, давшая миру «Камасутру». Страна, где, как и в Китае, мудрецы писали для своих неопытных учеников трактаты о сексуальных практиках. Причем если китайские наставники прежде всего сводили свои поучения к тому, как экономить сперму и как зачинать благополучных детей, то наставники индийские были немало озабочены тем, как получить максимум удовольствия от самого процесса. Если даосы не задавались вопросом, где найдет их ученик рекомендуемое количество женщин (подразумевалось, что они могут быть его законными наложницами или, на крайний случай, гетерами), то знаменитый Малланага Ватсьяяна, написавший «Камасутру» (предположительно в третьем-четвертом веках н. э.), уделяет немало внимания вопросу о том, как соблазнять чужих жен и проникать в чужие гаремы.
Может показаться, что Индия — это страна полной вседозволенности, и в книге о сексуальных ограничениях и запретах для нее не найдется места — разве что для маленькой главки, и та не о запретах, а о предписаниях… Но это совсем не так. Потому что, с другой стороны, Индия — это страна, где по сей день, несмотря на победное шествие по миру сексуальной революции, торжествуют семейные ценности. Торжествуют не столько под сенью религиозных запретов или строгих государственных законов, а сами по себе, в результате своей собственной значимости в глазах индийцев. Не только девушки, но даже юноши в Индии в основном сохраняют невинность до брака. Студенты и студентки в мегаполисах свободно общаются между собой, но во внебрачные связи не вступают. Они ждут человека, с которым соединят свою судьбу раз и навсегда. Человека этого, скорее всего, найдут для них родители, причем жених и невеста часто знакомятся только в день свадьбы. Правда, в наши дни, в эпоху торжества свободы личности и европейских ценностей, молодым людям обычно позволяют взглянуть друг на друга заранее, перед сговором. Они могут часок побеседовать под присмотром родственников, и если не покажутся друг другу уж очень противны, то свадьбе быть. И быть семье — нерасторжимой, ибо развод даже в современной Индии — величайшая редкость.
Этнограф Н. Гусева в своей книге «Многоликая Индия» пишет об индианках: «Они любят красиво одеться — для мужа. Они холят свою кожу, свои волосы, сурьмят глаза, окрашивают красной краской пробор в волосах, надевают украшения — для мужа. Они учатся петь и танцевать — для мужа. И если муж жив и здоров, если он предан семье — а это правило, исключения из которого очень редки, — женщина счастлива, она ничего больше не желает, ни к чему не стремится».
А «Камасутра» для того и нужна, чтобы неопытные новобрачные знали, как подойти к делу, а потом могли доставлять как можно больше удовольствия друг другу — и только друг другу, что бы ни писал автор о проникновении в чужие гаремы. Тем более что, подробно объяснив, как соблазнять чужих жен, Ватсьяяна далее скромно заключает: «Поскольку сказанное здесь применимо лишь в отдельных случаях, связано с очевидными опасностями и противоречит дхарме и артхе, пусть мужчина не общается с чужою женой».
