— Смелость, — произнесла она четко и ясно, наклонив свечу так, что прозрачный ручеек желтого воска потек на дорогу. Кэсси почувствовала чистый резкий аромат лимона и подумала, что это действительно запах Деборы, запах отваги. Пламя подсвечивало темные кудри Деборы и бешено вспыхивало на блестящей поверхности кожаной куртки.

— Хорошо, зеленая, — произнесла Диана, возвращая себе сумку.

— Можно мне? — попросила Мелани. Она сидела рядом с Кэсси, так что последней достаточно было просто наклониться, чтобы понюхать зеленую свечку. Она пахла лесом.

«Сосной, — подумала Кэсси. — Рождеством».

— Мудрость, — произнесла Мелани, направив немигающий взгляд прохладных серых глаз на фитиль. На секунду она втянула в себя аромат, потом установила зеленую свечу на положенную ей позицию. Четыре горящие свечи уже сформировали полукруг.

— Теперь синий, — продолжила Диана.

Кэсси занервничала, ей стало как-то не по себе. Она обожала синий и с самого начала хотела выбрать именно его, но не была уверена, что он предназначался ей. Но Диана с Лорел молчали, к тому же Кэсси вдруг вспомнила, что Лорел обожает аметисты и все фиолетовое, поэтому девушка прокашлялась и решительно провозгласила:

— Я возьму, — и протянула руку за бледно-синей свечой. Она так обрадовалась, что ей достался синий и что в шабаше она олицетворяет синий цвет, что начисто забыла об аспектах женственности. «А с чем ассоциируется синий? — спрашивала себя Кэсси, нюхая свечку, чтобы хоть как-то протянуть время. — Какие женские достоинства мне бы хотелось отметить?»

Слово не находилось, и аромат не поддавался определению: сладкий, но резкий, непонятный.

— Это гвоздика, — подсказала Мелани все еще принюхивающейся Кэсси. — Запах с историей. Все колонисты жгли гвоздичные свечи.

— Вот оно что! — Наверное, поэтому запах показался ей таким знакомым. Видимо, бабушка жгла гвоздичные свечи: она же любила все старообрядное. И Кэсси вдруг осенило, она поняла, какое женское качество ей хочется восславить. — Вдохновение, — произнесла она. — Это воображение… или что-то типа озарения. Когда бабушка помогала мне мастерить костюм музы для Хеллоуина, она сказала, что предназначение муз — дарить людям вдохновение, открывать им возможность мыслить по-новому, вдохновлять их на гениальные идеи. А музой может быть только женщина.

Речь оказалась вовсе не запланированной, поэтому, договорив, Кэсси смущенно потупила взор. «Я же спички не взяла», — вспомнила девушка, но неожиданно на нее снизошло вдохновение. Она сложила руки над фитилем домиком — так же, как до этого сделала Фэй, — и представила огонь, яркое пылающее пламя; потом подтолкнула сознание — так же, как до этого сделала с доберманом и Шоном. И опять почувствовала, как сила вышла из нее мощно и жарко, подобно ударной волне горячего воздуха, вышла и обступила маленький фитилек, из которого неожиданно высекся огонь такой силы, что ей пришлось отдернуть руку, чтобы не обжечься.

— Вот так — с помощью одной лишь идеи, — произнесла она в легком смятении от собственных фокусов, капнула воском на дорогу и установила синюю свечу. Подруги смотрели на нее, разинув рты и глаза, все, кроме Фэй, чьи глаза, напротив, прищурились и затуманились сильнее обычного.

Дебора ухмыльнулась:

— Похоже, у нас тут еще один поджигатель завелся, — сказала она.

Фэй эта история развлекала все меньше.

— Ух, фиолетовый, — слегка передернувшись, произнесла Диана и достала из мешка бледно-сиреневую красоту.

— Мой, мой. Кэсси, расскажешь потом, как ты это сделала? Ладно, продолжим ритуал. Просто хотелось бы понять, — прошелестела Лорел и посмотрела на свою свечку. — Не знаю, как вместить в одно слово то, что мне хочется выразить, — произнесла она. — Я хочу отметить осознанность при общении с окружающим миром: что-то типа взаимосвязанности всего земного. Мы — часть земли и должны заботиться обо всем, что тут есть.

— Может, сочувствие? — тихо предложила Мелани. — Мне кажется, это может подойти.

— Да, мне нравится. Сочувствие, — Лорел зажгла фиолетовую свечу.

— Чем она так пахнет? — тихо спросила Сюзан, когда Лорел вставила свою свечку между синей и красной, завершая тем самым круг радуги.

— У нее сладкий цветочный аромат, видимо, подразумевается гиацинт, — шепнула ей Лорел.

— Подождите, — опомнилась Кэсси. — Если фиолетовая свеча идет сюда, то куда же встанет Дианина свеча? У тебя что, не будет своей свечки?! — Она страшно расстроилась за подругу; ей хотелось, чтобы той тоже досталась свеча и место в круге.

— Конечно, будет. Белый идет в середину, и, кроме как мне, больше поставить его туда некому.

«Вот и прекрасно», — думала Кэсси, наблюдая за тем, как Диана достает из мешка белую свечу с ароматом ванили и берет ее в руку. Диана олицетворяла белый так же бесспорно, как Фэй — красный.

Белый воплотился и в слове, предложенном златовлаской.

— Чистота, — просто сказала она, зажгла свечу без выкрутасов — с помощью спички — и, вытянув руку, поставила ее в центр круга. Предложи это качество кто угодно другой, он рисковал бы показаться как минимум нелепым, но весь вид Дианы, казалось, олицетворял названную ею добродетель: она выглядела как земная инкарнация чистоты: красивое лицо в отблесках свечей, шелковистые пряди невообразимого цвета, ниспадающие на землю. Все ее существо дышало серьезностью и прямотой. И когда она сказала «чистота», она имела в виду именно ее, и никто, включая Фэй, не осмелился хихикнуть.

Круг свечей завораживал: семь язычков пламени танцевали в ночном воздухе, семь ароматов смешивались в одну потрясающе затейливую гамму. Маленькие легкие вихри, казалось, раскрывались нотками корицы, свежестью сосны, терпкостью лимона.

— Страсть, красота, смелость, мудрость, вдохновение, сочувствие и чистота, — перечислила Лорел, указывая по очереди на каждую свечку и называя качество, которое она олицетворяла.

— Пусть у всех у нас… — подсказала Диана, слегка подталкивая Фэй локтем.

— Пусть у всех у нас будут все они, — закончила Фэй. — Земля, вода, огонь, воздух, придите в свидетели. В принципе, они у нас и так все есть, — добавила черногривая, осматривая сияющий круг с удовлетворенной улыбкой. Лорел, отделенная от Кэсси пламенем свечей, подмигнула ей красно-желтыми огоньками, и Кэсси ответила ей тем же.

— Во всяком случае, если нас пересчитать, то получится, что они действительно у нас уже все имеются, — произнесла Дебора и улыбнулась. Диана тоже едва заметно улыбнулась. Потом начался радостный обмен искрящимися улыбками, заставивший Кэсси почувствовать, что все они являлись частью чего-то несоизмеримо большего. Каждая девушка внесла свой важный вклад в общее устремление, и вместе они олицетворяли намного больше, чем просто набор названных женских качеств.

— И так они должны гореть целую ночь, — произнесла Мелани, указывая на свечи.

— А что, если кто-нибудь на них наступит или наедет? — прагматично предположила Сюзан.

— Думаю, главное, чтобы это не случилось при нас, — решила Диана. — Постойте, я хотела, чтобы мы еще кое-что проделали. Это не часть ритуала Гекаты, но тоже древний греческий обряд, называемый арретофория. Он переводится как праздник доверия, — Златовласка снова взялась за белую сумку. — Этот обряд совершался жрицами Афины. Проходит он так: один из старших членов группы — в данном случае я — передает ларчик самому юному члену группы — в данном случае тебе, Кэсси. Ты должна пойти и схоронить шкатулку, не заглядывая внутрь. По замыслу ты должна пройти темный путь, полный тревог и опасностей, но, думаю, Ник прав, и лучше сделать это где-нибудь поблизости. Просто сойди с дороги и закопай ее.

— И все? — Кэсси взглянула на ларчик, полученный ею из рук Дианы. По светлой деревянной поверхности шла искусная резьба в виде крохотных пчел, медведей и рыб. В шкатулке что-то позвякивало. — Просто закопать?

— Просто закопать, — подтвердила Диана и передала Кэсси последний предмет из прежде богатого содержимого белой холщовой сумки: им оказался маленький совок. — Суть обряда заключается в том, чтобы ты не открывала шкатулку. Поэтому-то он и называется «праздник доверия»: так древнегреческие жрицы воспевали доверие, ответственность и дружбу. Настанет день, мы вернемся и отроем наш клад.