Йенс заметил, как удивленно расширились глаза Валентины.
— Как интересно!
Но мать нахмурилась.
Капитан бросил на Йенса сердитый взгляд.
— Для юной барышни не слишком подходящее развлечение.
— А любоваться, как мужчины делают вид, что рубят друг друга, — повашему, подходящее? — вставила Валентина.
— Я не сомневаюсь, что вы не захотите расстраивать государя, — обратился Йенс к Елизавете. — Он был очарован игрой вашей дочери на концерте в институте. Для вас это большая честь.
Она заколебалась.
— Разумеется, Валентине Николаевне нужно быть с компаньонкой.
Йенс ясно услышал, как Валентина затаила дыхание.
— Ну что ж, хорошо, — неохотно уступила супруга министра. — Придется ей подождать другого случая, чтобы полюбоваться фехтовальным мастерством наших гусар. Но идемте, господин Чернов, муж ждет вас. Была рада встрече, — прибавила она, повернувшись к Йенсу, тоном, указывающим на то, что ему пора уходить.
Вместе с мужчинами она направилась к выходу, но, прежде чем дверь закрылась за ними, из голубого салона раздался веселый смех.
Стоя на тротуаре, Валентина восхищенно рассматривала фасад госпиталя Святой Елизаветы. Он оказался больше, чем она ожидала, и его белые каменные стены от возраста почернели и рассохлись, как кожа старика. Высокие окна здания были перекрыты ржавыми железными прутьями, но это не смутило девушку.
Мороз стоял крепчайший, и Валентина спрятала руки в муфту.
«Чтобы стать санитаркой, нужно быть сильным человеком».
Так он сказал. Валентина расправила плечи, толкнула дверь и вошла в большой вестибюль, в котором пахло дезинфицирующими средствами и еще чемто, чемто неприятным, отчего у нее закрутило в желудке. Переднее помещение было просторным, но мрачным, потому что стены здесь были выкрашены коричневой краской. Несколько коридоров выходили из вестибюля, и, куда они вели, Валентина не могла даже представить. Слева от двери находилась конторка со стеклянным окошком, за которым сидела сестрарегистратор. Подойдя, Валентина увидела, что женщина играет монетой, ловко заставляя металлический кружок перекатываться по пальцам, от указательного к мизинцу и обратно.
— Добрый день, — поздоровалась Валентина и улыбнулась. Ответной улыбки не последовало. — Я бы хотела поговорить с кемнибудь насчет обучения санитарок.
— Хотите нанять санитарку?
— Нет, хочу узнать, что нужно для того, чтобы стать санитаркой.
— Вам нужно будет прислать сюда того, кто собирается учиться. Наша медсестра должна будет поговорить с ней.
— Я для себя спрашиваю, — пояснила Валентина. — Это я хочу стать санитаркой.
— Вы хотите стать санитаркой?
— Да.
Женщина отвернулась и склонилась над какимито бумагами. Валентина сперва решила, что она ищет какойнибудь бланк, но потом увидела, что узкие плечи женщины затряслись. Щеки у девушки вспыхнули.
— С кем мне поговорить?
— По этому коридору третья дверь налево. Медсестра Гордянская.
— Спасибо.
— Хотите совет, барышня?
— Да.
— Не тратьте зря время. Ни свое, ни Гордянской.
— Фамилия и имя?
— Иванова Валентина.
— Возраст?
— Восемнадцать.
— Разрешение от родителей есть?
— Да.
— Опыт работы санитаркой имеется?
— Да.
— Какого рода?
— Моя сестра парализована. Я помогаю за ней ухаживать.
— Прежде на какойнибудь службе состояли?
— Да.
— Чем занимались?
— Работала в конторе.
— Почему ушли?
— Показалось скучным.
— Вы полагаете, работать санитаркой будет веселее?
— Я думаю, это интереснее, чем весь день перебирать бумаги.
Медсестра Маргарита Гордянская бросила перо на стол, откинулась грузным телом на спинку стула, отчего его дерево скрипнуло, и так прищурилась, что глаза ее едва не скрылись за мясистыми щеками.
— Уходите, — отрубила она зычным голосом, наполнившим небольшое помещение.
Но Валентину это не смутило.
— Почему? Вам разве не нужны санитарки?
— Нужны, конечно. Очень нужны. Но не такие, как вы.
— А чем я вас не устраиваю?
— Всем. Поэтому уходите.
— Пожалуйста, скажите: почему?
Узкие глаза неожиданно широко раскрылись. Они были какогото темноватого оттенка, не то серые, не то карие.
— Начнем с того, что вы лжете. Из того, что вы мне тут наговорили, правда только ваше имя и то, что у вас больная сестра.
— Я быстро учусь.
— Нет.
— Да что же со мной не так?
Медсестра покачала головой, отчего складки жира под подбородком пошли волнами.
— Да вы на себя посмотрите. Вы — знатная женщина. Наверное, у вас слишком много свободного времени и вам нечем себя занять? Вам эта работа надоест через пять минут. Так что, пожалуйста, не отнимайте у меня время.
Собираясь в госпиталь, Валентина надела самое простое платье и самое старое пальто.
— Не надоест.
— У нас денег и без того не хватает. Я не могу позволить себе тратить их на обучение таких, как вы. — Гордянская поднялась со стула. Ее накрахмаленная форменная блузка на какойто миг вступила в схватку с внушительным бюстом, но сдержала натиск. — Последний раз вам говорю: пожалуйста, покиньте мой кабинет и выбросьте из головы свои фантазии. Думайте лучше о дорогих нарядах.
Валентина опустила глаза на соболью муфту, увидела свои пальцы, сжатые на ней, и, не сказав ни слова, вышла.
Аркин лежал на животе и внимательно следил за горизонтом. Земля под ним была сырой, куртка его вся пропиталась влагой. Он привел с собой трех молодых подмастерьев из литейного цеха Распова. Все трое бойкие, энергичные, словно молодые псы. Один прихватил с собой ручную тележку. Аркин был рад их компании. Работа предстояла несложная, но опасная. Поезд для разгрузки должен был остановиться в точно назначенном месте, иначе их раскроют. Виктор выбрал самый прямой участок путей, чтобы никто из находящихся в переднем вагоне не мог случайно увидеть хвост поезда. К тому же лес здесь подступал к рельсам почти вплотную и за толстыми стволами сосен было легко укрыться. Ветер кружился в ветвях над головами, то и дело сбивая большие сосульки, которые падали в снег с глухим шумом, от которого все люди вздрагивали.
Над горизонтом показалось облако дыма. Аркин почувствовал, как учащенно забилось сердце. Младший из подмастерьев поднял голову и усмехнулся. Аркин толкнул его локтем.
— Пригнись. Терпение, Карл, терпение.
— Если там сменили кочегара, он не сможет остановить поезд.
— Все устроено, можешь не сомневаться.
Карл кивнул, но нахмурился. Это был мальчишка шестнадцати лет от роду, с песочной гривой волос. Его отец был машинистом на этом поезде. Его воодушевление было до того заразительным, что Аркин похлопал его по угловатому мальчишескому плечу и добавил:
— Не беспокойся, твой отец справится.
— Конечно, справится.
Шум приближающегося паровоза сотряс морозный воздух, вспугнув с сосен стайку ворон. Их отрывистое карканье прозвучало недобрым предвестием, и на какойто миг сердце Аркина наполнилось страхом. Птицы как будто кричали: «Карл, Карл!» Нет. На знамения обращают внимание только слабоумные.
Лязг стальных колес и непрерывный грохот поршней становился все громче и громче, потом неожиданно показался и сам паровоз. Исторгая клубы дыма, он несся по рельсам в их сторону. Аркин повернул голову и бросил взгляд на остальных подмастерьев, которые прятались среди деревьев позади. Два бледных молодых лица в лесном полумраке… Виктор подал знак пригнуться. С лязгом и шипением состав начал останавливаться. Аркин почувствовал во рту привкус сажи. Медленно и тяжело поезд наконец замер. Не больше нескольких секунд ушло у Аркина на то, чтобы выскочить из укрытия, отодвинуть тяжелую дверь последнего вагона и схватить небольшой деревянный ящик, который выдвинули ему из темноты.
Карл поглядывал по сторонам. Ему было поручено следить, не выйдет ли ктонибудь слишком любопытный из поезда посмотреть, что происходит. Ящик взвалили на тележку, и двое подмастерьев тут же утащили ее в безопасную глубь леса. Дверь вагона встала на место, поезд снова пришел в движение. И лишь в последнюю секунду, прежде чем Аркин успел рывком оттащить Карла от путей, окно предпоследнего вагона открылось и выплюнуло однуединственную ружейную пулю. Они бросились бежать к деревьям. На дорожке их следов в снегу точно распустились кровавые цветы.