— Все просто, командир. Снять неисправные коробки мы сможем, потому что они развалились надвое, а чтобы установить новые, нам потребуется вырезать отверстие в прочном корпусе размером минимум два на полтора метра. Сварочное оборудование для выполнения этой работы у меня есть, но в такую погоду на море мы не сможем этого сделать — мы камнем пойдем ко дну. Даже в порту не стоит этого делать, только на киль-блоках в сухом доке!
Шумков онемел. Он не подумал заранее о размерах коробок или о том, что они могут быть слишком большими для спуска вниз через главный люк или люки загрузки торпед. Он старательно разглядывал серые волны и такое же серое небо, едва различая горизонт, где встречались две стихии. Двое мужчин стояли рядом и смотрели вперед, ожидая появления буксира.
Когда они, наконец, увидели буксир, Шумкову стало легче, но ненадолго. Сеанс радиосвязи с «Памиром» вселял надежду на то, что они смогут произвести временный ремонт и вернуться к лодкам бригады, чтобы поддержать их в кажущейся нескончаемой битве с противолодочными силами США, теперь же надежда исчезла.
— Нет другого выхода, шеф, придется «Памиру» брать нас на буксир. — Такое решение было не совсем тем, что они предполагали, и все-таки прийти домой на буксире было для них гораздо лучшим вариантом, чем возвращаться своим ходом на скорости полтора узла и болтаться в море еще полтора месяца. Ранее им приказали встретиться с «Памиром», произвести требуемый ремонт и вернуться на юг для поддержки оставшихся там трех лодок бригады, но теперь об этом не могло быть речи. Сейчас Шумков знал истинную причину, не позволявшую им поменять коробки на неисправных дизелях, и сложившаяся ситуация показалась ему настолько забавной, что он едва не расхохотался, вовремя сдержав себя из-за стоявшего рядом механика.
— Надводный контакт прямо по курсу, — доложил снизу оператор РЛС. Это наверняка был «Памир».
— Понял, контакт. Гидролокатор, шумы отмечаете?
— Пока нет, товарищ командир, прием пассивным гидролокатором затруднен из-за сильной волны, но скоро мы их услышим.
Шумков ждал, вглядываясь усталыми глазами в брызги волн и дождь. Он чувствовал себя подавленным после всего, что произошло за последнее время — постоянная бдительность, близость противника, а теперь для них это кончилось, все! Теперь им предстоял только долгий путь домой. Через десять минут наблюдатель доложил о визуальном контакте прямо по курсу. Начинало темнеть, хотя до вечера было далеко.
— Товарищ командир, воздушный контакт с запада, приближается. Американский «Нептун» идет курсом на нас.
— Понял, — ответил Шумков. Какое это теперь имело значение? Они вышли из игры, никакой пользы от них не было, и они ни для кого не представляли угрозы.
— Товарищ командир, американский эсминец болтает с самолетом в общей противолодочной радиосети, они ждут нашей встречи с буксиром.
— Очень хорошо. — Ну, сейчас мы им покажем кино на открытом воздухе, если они смогут что-нибудь разглядеть в такую погоду, подумал Шумков. Нет смысла оставаться в режиме радиомолчания. — Пусть Чепраков даст мне радио с «Памиром», мне надо переговорить с его капитаном.
— Есть, товарищ командир, — ответил Воронов. Через несколько минут он доложил: — Капитан «Памира» на линии, шестой канал.
— Очень хорошо. — Шумков взял микрофон и установил переключатель, покрытый налетом соли, на шестой канал. Видимость немного улучшилась, и теперь он видел «Памир», который выполнял разворот, намереваясь занять место слева и сзади от них. Ну вот, подумал Шумков, у нас сейчас двое сопровождающих — по одному от нас и от них, плюс еще самолет. Ничего не скажешь — за нами действительно хорошо присматривают.
Шумков стал кричать в микрофон; радиосвязь была плохой, и голос с другого конца был едва различим. Шумков попробовал объяснить капитану буксира суть дела, а потом передал микрофон механику, вернувшемуся в рубку; механик стал обговаривать длину и толщину троса, нужного для буксировки лодки. Шумков всерьез сомневался, сможет ли буксир при такой погоде успешно тянуть лодку на тросе с малым провисом; чтобы волны трос не разорвали, его придется делать очень длинным. Это сулило долгий и утомительный путь домой.
После множества препирательств, ругательств и проклятий механик и капитан буксира договорились ждать улучшения погоды. Маленькая флотилия из трех судов продолжила движение с одинаковыми для всех курсом и скоростью вплоть до следующего дня, когда, после двух неудачных попыток, во время которых трос рвался, они все-таки успешно закрепили трехсотметровый трос, который, похоже, выдерживал нагрузку.
На восхитительной скорости в пять узлов они рванули домой. Когда буксир начинал их тянуть, лодка была в трехстах милях от Восточного побережья США; «Б-130» понадобилось три недели, чтобы добраться до Полярного. Они впервые увидели землю — это был Нордкап — третьего декабря.
Обойдя Нордкап, они воспрянули духом. Наступила полярная ночь, и они опять редко видели солнце, но их высокий настрой поддерживало сознание того, что они прибывают в родной порт. Еще два дня ушло у них на то, чтобы дойти до точки поворота и взять курс на юг, на Кольский полуостров. Капитан «Памира» договорился, что два портовых буксира встретят их в море у бакена, но Шумков воспротивился этому. Им удалось полностью зарядить свои батареи благодаря хитрому временному приспособлению, которое придумал механик, используя работавший не на полную мощность оставшийся дизель и некоторую помощь с «Памира». Шумков хотел освободиться от буксировки после прохождения морского бакена и двигаться дальше на собственном электрическом ходу. Поначалу у Шумкова были споры со штабом флотилии в Полярном, который решил было, что у него вообще не осталось ни одного исправного двигателя, чтобы дать ход, и настаивал на буксировке лодки двумя портовыми буксирами; штаб хотел также, чтобы караван замыкал «Памир», на борту которого были два больших агрегата для последующего ремонта лодки. Когда штаб флотилии опять начал отстаивать свою точку зрения, Шумков просто выключил на радиоприемнике громкость и сказал, что он не принял их последнего сообщении из-за атмосферных помех; он добавил, что они собираются зайти в порт на собственном ходу. Последнее слово оказалось за ним.
Шумков бросил буксировочный трос у бакена и своим ходом вошел в пролив. Была темная ночь, но видимость была значительно лучше, чем два месяца назад, в ночь их убытия. Шумкову было приказано первым делом зайти в бухту Сайда и выгрузить с лодки спецоружие. «Б-130» послушно повиновалась командам Шумкова, который привел ее к тому же пирсу, от которого они ушли 1 октября.
Когда они закончили швартовку, Шумков оглядел пирс и увидел одинокую штабную «Волгу» черного цвета; внутри машины было несколько человек, которых он не разглядел. Он знал, что церемонии встречи не будет, поскольку они, выполняя приказания, полученные через «Памир», запоздали с прибытием. Пелена секретности по-прежнему висела над ними, и Шумков не мог понять, в чем тут дело. Обычно при возвращении советской подводной лодки с патрулирования ее командир докладывал своему непосредственному начальнику; в их случае этим начальником должен был быть командир бригады Агафонов, однако он находился на борту «Б-4» вместе с Кетовым, все еще бог знает где в обширной Атлантике. При обычном возвращении лодки в дневное время ее командир должен сойти на берег и официально доложить «о завершении похода» своему начальнику и получить от него в подарок жареного поросенка — как знак успешного выполнения задачи. Все это обставлялось с большой помпой — с небольшим оркестром, собранным из музыкантов местной базы, — с медными трубами, украшенными вмятинами, и большим барабаном, и выстроенным на борту лодки ее экипажем, от старшего по званию до последнего матроса. Шумков всегда наслаждался своим возвращениям после долгого патрулирования; на этот раз, однако, было совсем не то, что раньше, поскольку их все считали и, видимо, продолжали считать выполняющими тайную операцию. Все, кроме американцев, которые уж точно знали, где они побывали, и, наверное, знают, где они находятся сейчас. Некоторые вещи просто не имеют никакого смысла, подумал Шумков.
