И, поклонившись королю и королеве Марии, кардинал сел, передав слово своим противникам, вернее противник — кардиналу де Берюлю.

Тот, заранее зная, что отвечать министру будет он, вопросительно взглянул на королеву-мать и после ее поощрительного знака поднялся, поклонился их величествам и сказал:

— Замысел вести войну в Италии, несмотря на кажущиеся убедительными доводы, приведенные господином кардиналом де Ришелье, представляется нам не только опасным, но неисполнимым. Почти вся Германия подчинена императору Фердинанду; она поставит ему неисчислимые армии, с какими вооруженные силы Франции не могут сравниться. Со своей стороны, его величество Филипп Четвертый, августейший брат королевы, найдет в рудниках Нового Света достаточно сокровищ, чтобы оплатить армии столь же многочисленные, как у древних персидских царей. В это время, вместо того чтобы думать об Италии, император занят лишь тем, чтобы подавить протестантов и вырвать из их рук епископства, монастыри и иные церковные имущества, которыми те незаконно завладели. С какой стати Франции, старшей дочери Церкви, противиться этому столь благородному и столь христианскому делу? Не лучше ли, наоборот, королю поддержать его и окончательно истребить ересь во Франции, пока император и испанский король трудятся над тем, чтобы победить ее в Германии и Нидерландах? Во исполнение химерических замыслов, прямо противоположных благу Церкви, господин де Ришелье ведет переговоры о мире с Англией и допускает мысль о союзе с еретическими государствами, что может навсегда запятнать славу его величества. Вместо того чтобы заключать мир с Англией, разве не можем мы, наоборот, надеяться, что, продолжая войну против короля Карла Первого, в конце концов заставим его дать Франции удовлетворение, призвав обратно придворных дам и слуг королевы, столь недостойно изгнанных в нарушение обязательств торжественного договора, и прекратить преследования английских католиков? Откуда мы знаем, что Господу не угодно восстановить истинную веру в Англии, когда ересь будет истреблена во Франции, в Германии и в Нидерландах? В убеждении, что я говорил в интересах Франции и трона, повергаю мое скромное мнение к стопам их величеств.

И кардинал в свою очередь сел, успев поймать взглядом знаки одобрения, открыто адресованные ему королевой Марией и членами ее совета, а исподтишка — хранителем печатей Марийаком, возвращенным в партию королев стараниями г-жи де Фаржи.

Король повернулся к кардиналу де Ришелье.

— Вы слышали, господин кардинал? — спросил он. — Если вам есть что ответить, отвечайте.

Ришелье встал.

— Я полагаю, — сказал он, — что мой почтенный коллега господин кардинал де Берюль плохо осведомлен о политическом положении Германии и о финансовом положении Испании. Власть императора Фердинанда, которую он нам представил такой грозной, не настолько тверда в Германии, чтобы ее нельзя было пошатнуть в тот день, когда — даже без необходимости заключить союз — мы натравим на императора северного льва, великого Густава Адольфа, кому для принятия этого великого решения не хватает лишь нескольких сот тысяч ливров, и в нужную минуту глаза его вспыхнут словно маяки, указывающие путь боевым кораблям. Министру его величества известно из достоверных источников, что армии Фердинанда — о них говорит господин кардинал де Берюль — внушают большие опасения баварскому герцогу Максимилиану, главе Католической лиги. Министр его величества использует все средства, чтобы в определенный момент поставить эти столь пугающие войска между протестантскими армиями Густава Адольфа и католическими армиями Максимилиана. Что касается воображаемых сокровищ короля Филиппа Четвертого, да будет позволено министру его величества свести их к фактической величине. Испанский король получает из Вест-Индии едва пятьсот тысяч экю в год; и два месяца назад мадридский кабинет пришел в немалое замешательство, узнав, что нидерландский адмирал Хейн пустил ко дну в Мексиканском заливе испанские галеоны с грузом, оцениваемым в двенадцать миллионов. Вследствие этой новости дела его величества испанского короля пришли в столь большой беспорядок, что он не смог послать императору Фердинанду обещанную субсидию в миллион. Далее, отвечал на вторую часть речи своего оппонента, министр короля позволяет себе покорнейше заметить, что честь его величества не позволяет терпеть давления на герцога Мантуанского, ибо, во-первых, король признал его, а во-вторых, посол короля господин де Сен-Шамон, благодаря своему влиянию на последнего герцога добился того, что господин де Невер был назван наследником престола. Его величеству следует не только защищать своих союзников в Италии, но и защитить этот прекрасный край Европы от Испании, постоянно стремящейся его поработить и еще весьма в нем сильной. Если мы не поддержим решительно герцога Мантуанского, то он, не имея сил противостоять Испании, вынужден будет согласиться обменять свои владения на другие вне Италии, что и предлагает ему сейчас испанский двор. Не забудьте, что уже покойный герцог Винченцо едва не согласился на подобную сделку, собираясь обменять Монферрат, чтобы досадить Карлу Эммануилу и дать ему соседей, способных остановить его постоянные притязания. Наконец, по мнению министра его величества, было бы не только предосудительно, но и постыдно оставить безнаказанной дерзость герцога Савойского, который вот уже более тридцати лет мутит воду в отношениях Франции с ее союзниками, плетет тысячу интриг вопреки действиям и интересам короля; руку герцога мы находим в заговоре Шале, как раньше обнаружили ее в заговоре Бирона; герцог был союзником англичан в их действиях против острова Ре и Ла-Рошели.

Повернувшись к королю и обращаясь непосредственно к нему, кардинал де Ришелье добавил:

— Взяв этот мятежный город, вы, государь, успешно выполнили замысел, прославивший вас и чрезвычайно полезный для вашего государства. Италия, вот уже год притесняемая войсками испанского короля и савойского герцога, взывает к помощи вашего победоносного оружия. Неужели вы откажетесь взять в свои руки дело ваших соседей и ваших союзников, кого хотят несправедливо лишить их наследия? Так вот, государь, я, ваш министр, смею обещать, что, если вы примете сегодня это благородное решение, вас ждет успех не меньший, чем при осаде Ла-Рошели. Я не пророк, — Ришелье с улыбкой посмотрел на своего коллегу кардинала де Берюля, — и не сын пророка, но я могу заверить ваше величество, что, если вы не станете терять время в осуществлении этого замысла, вы освободите Казаль и дадите мир Италии до конца мая. Вернувшись со своей армией в Лангедок, вы покончите с гугенотской партией в июле. И затем победоносный король сможет отдохнуть в Фонтенбло или где угодно еще, наслаждаясь прекрасными днями осени.

Одобрительный шепот послышался в группе дворян, приглашенных на заседание; заметно было, что наиболее горячо поддерживают мнение г-на де Ришелье герцог Ангулемский и особенно герцог де Гиз.

Слово взял король.

— Господин кардинал, — сказал он, — правильно поступил, называя себя во всех случаях, когда речь шла о нем и осуществляемой им политике, «министром короля», ибо эта политика проводилась по моим приказаниям, да, мы согласны с его мнением; да, война в Италии необходима; да, мы должны поддержать там наших союзников; да, мы должны отстаивать там наше верховенство, ограничивая, насколько это возможно, не только власть, но и влияние Испании. Это вопрос нашей чести.

Несмотря на почтение, какое следовало проявлять к королю, из группы друзей кардинала послышались рукоплескания, в то время как друзья королевы едва сдерживали недовольный ропот. Мария Медичи и кардинал де Берюль о чем-то оживленно и тихо говорили.

Лицо короля приняло суровое выражение. Он искоса и почти угрожающе взглянул в ту сторону, откуда доносился шепот, затем продолжал:

— Итак, нам предстоит сейчас заняться не вопросом «мир или война», ибо решено, что война будет; надо решить, когда начинать кампанию. Само собой разумеется, что, выслушав все мнения, окончательное решение мы оставляем за собой. Говорите, господин де Берюль: вы — нам это известно — являетесь выразителем воли, какую мы всегда уважаем, даже когда ей не следуем.