— Ваше величество, — произнес Бассомпьер с поклоном, — ваш покорный слуга последует за вами хоть на край света и даже на Луц, если вам будет угодно на нее взойти.

— Мы не собираемся столь далеко и высоко, господин маршал. В любом случае наша встреча состоится в Гренобле. Если что-либо помешает вам принять участие в походе, предупредите господина кардинала.

— Государь, — сказал Бассомпьер, — я непременно буду там, в особенности если ваше величество прикажет этому старому плуту Ла Вьёвилю выдать причитающееся мне жалованье генерал-полковника швейцарской гвардии.

Король рассмеялся и сказал:

— Если Ла Вьёвиль вам не платит, это сделает господин кардинал.

— В самом деле? — с сомнением спросил Бассомпьер.

— Это действительно так, господин маршал, — вмешался кардинал, — и если вы немедленно дадите мне расписку, то уйдете отсюда с деньгами, ибо время не терпит, ввиду того, что мы отбываем через три-четыре дня.

— Господин кардинал, — сказал Бассомпьер с достоинством вельможи, присущим ему как никому другому — я ношу при себе деньги, лишь когда иду к королю играть. Если угодно, я буду иметь честь оставить вам расписку и пришлю лакея за деньгами.

Когда король ушел, Бассомпьер вручил кардиналу расписку и на следующий день отправил слугу за жалованьем.

В тот же вечер, когда кардинал сказал Людовику XIII, что король всегда должен держать свое слово, тот распорядился выдать пятьдесят тысяч экю господину герцогу Орлеанскому, шестьдесят тысяч ливров королеве-матери и тридцать тысяч королеве Анне.

Л’Анжели тоже получил от самого Людовика тридцать тысяч ливров, а Сен-Симон — свидетельство о том, что он является конюшим короля с жалованьем в размере пятнадцати тысяч ливров в год.

Что касается Барада, то, как известно, он не ожидал денег, но приобрел тридцать тысяч ливров в тот самый день, когда король вручил ему ордер на получение денег на предъявителя.

После того как со всеми рассчитались, кардинал тоже принялся раздавать денежные пособия. Шарпантье, Россиньоль и Кавуа получили свою долю, но вознаграждение, пожалованное Кавуа, сколь бы щедрым оно ни было, не могло утешить его жену, которая надеялась, что кардинал скоро уйдет в отставку и ничто больше не потревожит сна ее мужа — спокойные ночи были средоточием всех помыслов этой женщины, и ее дети, как мы уже видели, не просили Бога ни о чем другом в своих молитвах. К сожалению, человек, склонный создавать себе личного Бога и возлагать на него бремя своих желаний, задает Всевышнему так много работы, что тот порой упускает из вида даже самые сокровенные и разумные просьбы, не успевал их исполнить.

Бедная г-жа Кавуа обратилась к Богу в одну из таких неподходящих минут, поэтому Кавуа, который должен был последовать за его высокопреосвященством, вновь собирался оставить жену вдовой; к счастью, он оставлял ее беременной.

Король сохранил за своим братом звание главного наместника, но, с тех пор как кардинал стал союзником его величества, было очевидно, что г-н де Ришелье возглавит армию, и пост главного наместника будет не более чем синекурой. Поэтому хотя Месье отправил свою свиту в Монтаржи, приказал слугам следовать за ним до самого Мулена, в Шаване он одумался и заявил Бассомпьеру, что, не желая мириться с нанесенным ему оскорблением, удаляется в свое княжество Домб, где будет ожидать новых распоряжений короля. Бассомпьер упорно пытался переубедить Месье, но не смог ничего добиться.

Данное решение никого не ввело в заблуждение: все отнесли мнимую щепетильность оскорбленного достоинства Месье на счет его трусости.

Король быстро миновал Лион, где свирепствовала чума, и остановился в Гренобле.

В понедельник, 19 февраля, он отправил маркиза де Туар во Вьен, где тот должен был присоединиться к нашей армии и подготовить переход артиллерии через горы.

Герцог де Монморанси, в свою очередь, доложил королю, что он проследует через Ним, Систерон, Гап и присоединится к его величеству в Бриансоне.

И тут начались серьезные осложнения.

Обе королевы отправились в путь, якобы опасаясь за здоровье короля, а в действительности, чтобы подорвать авторитет кардинала в его глазах; они должны были встретиться с королем в Гренобле, но получили предписание остановиться в Лионе и не посмели ослушаться королевского приказа. Тем не менее даже оттуда они строили всевозможные козни: затрудняли работу Креки, призванного обеспечить переход армии через горы, а также парализовали Гиза, который должен был привести флот. Однако ничто не могло сломить волю кардинала — пока ему удавалось управлять королем, это было его главным козырем; Ришелье надеялся, что присутствие короля и опасность, которой тот подвергался, переходя через Альпы зимой, заставят близлежащие провинции оказать французским войскам надлежащую помощь — так бы оно и было, если бы не интриги двух королев.

Прибыв в Бриансон, кардинал убедился, что распоряжения обеих королев исполняются неукоснительно, в результате чего в город не было доставлено ни продовольствия, ни мулов, ни двенадцати пушек, и почти совсем не поступали боеприпасы.

Прибавьте к этому двести тысяч франков, оставшихся в кассе от злополучных миллионов, взятых кардиналом в долг, которые продолжали растаскивать.

Вдобавок противник короля был одним из самых хитрых и коварных правителей той эпохи.

Все эти препятствия отнюдь не смущали кардинала: собрав самых искусных инженеров, он принялся искать вместе с ними способ перенести всю технику вручную. Карл VIII первым переправил пушки через Альпы, но тогда стояла хорошая пора; теперь же предстояло переходить зимой через практически недоступные даже летом горы. Артиллерийские орудия были подняты с помощью канатов и воротов, привязанных к лафетам канатами; одни солдаты поворачивали ворот, а другие тянули канаты руками. Ядра переносили в корзинах, а боеприпасы, порох и пули укладывали в бочки, привязывал их к спинам мулов, которых покупали на вес золота.

В течение шести дней весь этот караван преодолел перевал Монженевр и спустился к Ульсу. Кардинал продолжал двигаться в сторону Шомона, надеясь получить там новые сведения и проверить, точны ли донесения графа де Море.

Когда в Шомоне пересчитали оставшиеся патроны, оказалось, что на каждого солдата приходится всего лишь по семь штук.

— Не беда! — воскликнул кардинал. — Ведь Суза будет взята с пятого выстрела.

Между тем слухи об этих приготовлениях докатились до Карла Эммануила; в то время как принц Савойский полагал, что король с кардиналом все еще находятся в Лионе, они были уже в Бриансоне. Поэтому герцог послал своего сына Виктора Амедея подождать короля Людовика XIII в Гренобле, но, прибыв туда, Виктор Амедей узнал, что король уже был там и, очевидно, только что совершил переход через горы.

Виктор Амедей тотчас же устремился в погоню за королем и кардиналом; он прибыл в Ульс вслед за Людовиком XIII, когда последние артиллерийские орудия переваливали через горы, и попросил у короля аудиенции.

Людовик XIII принял посланца, но не пожелал выслушать то, что тот собирался ему сказать, и отослал его к кардиналу Виктор Амедей немедленно отправился в Шомон.

И туг принц Савойский, прошедший блестящую школу притворства, хотел было прибегнуть в отношении кардинала к средству, излюбленному им и его братом, но на этот раз хитрость столкнулась с гением, и змея оказалась перед пастью льва.

Из первых же слов принца кардинал понял, что герцог Савойский послал к нему сына с одной лишь целью — он старался выиграть время. Король в данном случае мог бы дать себя провести, но кардинал безошибочно разгадал намерения посредника.

Виктор Амедей приехал просить о том, чтобы его отцу предоставили отсрочку: тому надо было взять назад свое обещание губернатору Милана не пропускать французские войска через свои владения.

Однако прежде чем он успел изложить эту просьбу, кардинал перебил его.

— Простите, принц, — сказал он. — Его высочеству герцогу Савойскому требуется время, чтобы взять назад свое слово, которое, позвольте вам заметить, он не имел права давать.