Мы были на Мейн, 1800. Гейдж пристально смотрел на меня, словно ожидал, что я откажусь ночевать в его квартире. Я попыталась понять, как должна поступить, взвесить все последствия, но голова у меня напрочь отказывалась соображать. Из сумбура осаждавших меня мыслей выделялась лишь одна: этому мужчине плевать на то, что я не отказала Харди, и он никому не собирается уступать дорогу.

Со смокингом Гейджа, накинутым мне на плечи поверх платья, я пересекла вестибюль и вошла в лифт за Гейджем. Лифт взметнулся вверх с такой скоростью, что я покачнулась на своих каблуках. Гейдж обхватил меня и целовал до тех пор, пока я вся не раскраснелась и не стала задыхаться. Он потянул меня за собой из лифта, и я, последовав за ним, начала спотыкаться. Тогда Гейдж легким движением подхватил меня на руки и понес – в самом деле понес! – по коридору к себе в квартиру.

Мы сразу же оказались в ожидавшей нас тишине спальни. Я, не зажигая огня, разделась. Теперь, после торопливого секса в машине, настойчивая потребность перешла в нежность. Гейдж тенью двигался поверх меня, отыскивая самые отзывчивые места, самые чувствительные точки на моем теле. Чем больше он ласкал меня, тем больше я хотела его. Глубоко дыша, я подалась к нему, стремясь почувствовать твердость его плоти, упругость тела, черный как ночь шелк его волос. Его ласки, его губы и руки, нежно мучившие меня, заставили мое тело раскрыться перед ним, и оно потянулось ему навстречу, сотрясаясь от мольбы принять его в себя. Я не могла сдержать стонов каждый раз, как он проникал в меня. Снова и снова, пока не преодолел все преграды, во мне, в меня погруженный, обладающий и обладаемый мной.

Как говорят ковбои, не загоняй лошадь и не ставь ее в стойло в мыле. Так же и с девушками, особенно с теми, которые какое-то время жили без секса: им тоже требуется какое-то время, чтобы снова к нему привыкнуть. Даже не знаю, сколько раз этой ночью Гейдж овладевал мной. Проснувшись наутро, я чувствовала боль во всем теле, болели даже какие-то такие мышцы, о существовании которых я не подозревала, руки и ноги не разгибались. Гейдж проявил необыкновенную заботу – принес мне кофе в постель.

– Только не изображай раскаяние, – сказала я, подаваясь вперед, пока он подсовывал мне под спину еще одну подушку. – Это выражение тебе не идет.

– А я ни в чем не раскаиваюсь. – Одетый в черную футболку и джинсы, Гейдж присел на краешек кровати. – Наоборот, я всем доволен.

Я прикрыла грудь простыней и осторожно сделала глоток дымящегося кофе.

– Еще бы, – отозвалась я. – Особенно после последнего раза.

Мы посмотрели друг другу в глаза, и Гейдж положил мне руку на колено. Тепло его ладони проникло сквозь тонкую ткань простыни.

– Ты в порядке? – мягко спросил он меня.

Черт его побери, он обладал феноменальной способностью обезоруживать меня, демонстрируя заботу именно в те минуты, когда я ожидала от него надменности и командирского тона. Я внутренне напряглась. Мне было так хорошо с Гейджем, что я усомнилась, будто смогу отказаться от него, пусть даже ради человека, о котором всегда мечтала.

Я хотела было сказать, что со мной все в порядке, но вместо этого неожиданно для себе сказала правду:

– Я боюсь совершить ошибку, которая может сломать мне жизнь. И поэтому пытаюсь определить, что может стать ошибкой.

– Ты хочешь сказать, не что, а кто.

Его слова больно резанули меня по сердцу.

– Я знаю, тебе будет неприятно, если я увижусь с ним, но...

– Ничего подобного. Я даже хочу, чтобы ты с ним увиделась.

Я крепче сжала в руках горячую чашку.

– Правда?

– Совершенно очевидно, что, пока ситуация не разрешится, я не дождусь от тебя того, чего хочу. Тебе нужно выяснить, насколько живы ваши чувства друг к другу.

– Да. – Я подумала, что такое понимание с его стороны говорит о его передовых взглядах.

– Все нормально, я не против, – продолжал Гейдж, – но только пока ты не ложишься с ним в постель.

Хоть и с передовыми взглядами, а все равно техасец. Я улыбнулась ему насмешливо:

– Значит ли это, что тебе нет дела до того, что я чувствую по отношению к нему, если сексом занимаюсь с тобой?

– Это значит, – спокойно ответил Гейдж, – что сейчас я согласен на секс, а потом буду работать над тем, чтобы получить все остальное.

Вечер у Черчилля, как я потом узнала, сложился немногим удачнее, чем у меня. Они с Вивиан разругались вдрызг. Такой уж ревнивый характер, сказал Черчилль, он не виноват, что другие женщины проявляли к нему интерес.

– Вопрос в том, какого рода интерес проявляли к ним вы.

Черчилль, лежавший на диване с пультом управления в руке и переключавший каналы, сделал недовольное лицо.

– Я вот что скажу: до тех пор пока я прихожу обедать домой, не важно, что возбудит мой аппетит.

– Ничего себе! Надеюсь, вы не сказали этого Вивиан.

Молчание.

Я взяла поднос, на котором принесла завтрак.

– Не мудрено, что она вчера не осталась. – Черчиллю пора было в душ. Он достиг той стадии, когда мог управляться в ванной сам, без посторонней помощи. – Возникнут проблемы – дайте мне знать по рации, и я пришлю к вам садовника. – Я направилась к выходу.

– Либерти.

– Да, сэр?

– Я не имею привычки совать свой нос в чужие дела... – Заметив мой выразительный взгляд, Черчилль улыбнулся. – Но ты, случайно, ни о чем не хочешь со мной поговорить? Может, в твоей жизни произошли какие-либо перемены?

– Ровно ничего нового. Все по-старому, все как было.

– У тебя что-то происходит с моим сыном.

– Обсуждать с вами свою личную жизнь я не намерена.

– Почему? Ведь раньше обсуждала.

– Тогда вы не были моим боссом. И ваш сын не имел к моей жизни никакого отношения.

– Отлично, моего сына обсуждать не будем, – покладисто согласился он. – Давай поговорим о твоем старом знакомом, открывшем небольшое чудненькое предприятие по добыче нефти.

Я чуть не выронила поднос.

– Вы знаете, что Харди был там вчера?

– Узнал, когда нас представили друг другу. Как только услышал его имя, сразу же сообразил, кто это. – Во взгляде Черчилля было столько понимания, что я чуть не расплакалась.

Вместо этого я поставила поднос и направилась к ближайшему стулу.

– Деточка, что произошло? – послышался вопрос Черчилля.

Я уставилась в пол.

– Просто поговорили несколько минут, и все. Я с ним встречаюсь завтра. – Продолжительная пауза. – Гейдж от этого, конечно, не в восторге.

Черчилль невесело усмехнулся:

– Надо думать.

Я оторвала взгляд от пола, перевела его на Черчилля и, не в силах устоять перед искушением, задала вопрос:

– И что вы думаете о Харди?

– Перспективный парень. Толковый, с хорошими манерами. Он еще покажет себя в этой жизни. Ты пригласила его в дом?

– Конечно же, нет! Мы пойдем куда-нибудь, поговорим.

– Можете остаться здесь, если хочешь. Это и твой дом тоже.

– Спасибо вам, но... – Я отрицательно покачала головой.

– Жалеешь, что завязала отношения с Гейджем?

– Нет, – без колебаний ответила я. – О чем я должна жалеть, не понимаю? Просто... Харди всегда оставался для меня тем, кто, как я думала, предназначен мне судьбой. Он был моей заветной мечтой и объектом желаний. Но почему, почему, черт возьми, надо такому случиться, что он появился, когда я уже было решила, что переболела им.

– Есть люди, которыми нельзя переболеть.

Я посмотрела на него сквозь соленую пелену слез.

– Вы об Аве?

– Мне всегда будет ее не хватать. Но сейчас я имел в виду другую женщину.

– Тогда, значит, вашу первую жену.

– И не ее.

Я промокнула уголки глаз рукавом. Мне показалось, что Черчилль хочет что-то сказать. Но для меня на тот момент лимит откровений был исчерпан. Я поднялась и откашлялась.

– Мне нужно идти вниз готовить завтрак Каррингтон. – Повернувшись, я собралась уйти.

– Либерти.

– Да?