Он по-собачьи потряс головой, забинтованной рукой придерживая очки. Что же послужило толчком — запах, вид открытого шкафа? Он вытащил стекло из ладони, воспоминание должно было исчезнуть! Но ощущения никуда не делись, просто затаились где-то в глубине, как щука — на дне пруда, и ждали удобного случая, чтобы впиться в его пошатнувшуюся волю. Чань перевел взгляд на открытую стеклянную дверь: все слуги внезапно застыли на месте.

Из сада раздался пистолетный выстрел, а следом — ужасный вопль.

Чань протиснулся в сад. Здесь тоже случился пожар, но совсем уже неистовый. Сад обрушился на соборный зал под ним, образовался громадный провал, из которого все еще поднимались дым и зловонные пары. У края ямы стояли Франсис Ксонк и миссис Марчмур — два неестественных изваяния среди побуревшей зелени. Ксонк пытался освободиться — два пальца стеклянной женщины кинжалом вонзились в его грудь. На траве рядом лежали два человека. Одного Чань узнал по седым волосам и синему поясу — герцог Сталмерский. Другой, с окровавленной головой, видимо, был мелкой министерской сошкой. Прямо перед Чанем, лицом к саду, стоял другой министерский чиновник, с дымящимся пистолетом в вытянутой руке. Он опасался стрелять еще раз, потому что миссис Марчмур и Франсис Ксонк никак не могли расцепиться.

Чань, не столь разборчивый, с силой ткнул чиновника тростью в спину. Тот согнулся пополам от боли, и Чань мигом выхватил у него пистолет, а потом ударил ногой в подколенную впадину, и тот свалился в траву. Шагнув к миссис Марчмур и Ксонку, Чань выстрелил — отдача отбросила руку назад. Пуля пролетела между ними (то ли Чань опасался незнакомого оружия, то ли не мог решить, кого убить первым), попала Маргарет Хук в запястье и отколола кусок стекла — к ладони побежала светлая трещина. Ксонк охнул от боли и дернулся, сильнее надавливая на поврежденную руку женщины. Чань прицелился еще раз, и тут запястье стало раскалываться — из трещин поднялись клубы синего дыма. Ксонк высвободился с душераздирающим криком, рука откололась, из рваной культи хлынули стеклянные брызги, словно пар из носика закипающего чайника.

Ноги у Чаня подогнулись, словно от воздействия сильной ударной волны. Он оглянулся. Харшмортские слуги все как один стояли на коленях, от боли обхватив голову руками. Ничего не слыша, Чань повернулся к миссис Марчмур — та, нетвердо стоя на ногах, размахивала покалеченной рукой, как дымящейся веткой. Ксонк лежал на спине, пытаясь вытащить из груди застрявшие там стеклянные пальцы. Почему бесшумный взрыв страданий Маргарет Хук, уложив всех на землю, пощадил Чаня?

Он поднял пистолет, собираясь выстрелить еще раз. Анжелика… снова это ощущение ее плоти каждой клеткой тела… нет, только не сейчас… Чань тряхнул головой… не сейчас и вообще никогда, это невыносимо… как она могла быть в нем?… ведь она не любила его — он не питал иллюзий. Чань моргнул, ничего не видя, не в силах сбросить с себя это наваждение, и выстрелил вслепую — в женщину, а потом в Ксонка. Анжелика не покидала его. Чань мотал головой, как бык, которому досаждают слепни, вот только слепни были все у него под кожей. Он застонал, осознавая полный идиотизм своего положения, а потом беспомощно свалился на колени. Разум его сдался при касании шелковой пижамы.

Доктор Свенсон секунды три рассматривал багряный камень в раскрытой руке железнодорожника — за это время все стоящие вокруг успели оценить его молчание, бледность и написанное на лице удивление. Левой рукой он взял камень, а в правой держал пистолет мистера Поттса. Говоривший с ним человек все еще показывал рукой на первый вагон. Не сказав ни слова, Свенсон пошел к вагону, ускоряя шаг. В два прыжка он преодолел пять ступенек железной лестницы, а потом — слишком быстро, как ему показалось, — остановился перед открытыми дверями купе.

Элоиза в черном платье лежала, подогнув под себя одну руку, другая была неловко закинута за голову. Доктор положил револьвер на ближайшее сиденье и опустился на колени, шепча ее имя. У себя за спиной в коридоре он услышал чье-то шарканье. Свенсон повернулся, чувствуя, что лицо его пылает, а голос вот-вот сорвется.

— Отправьте людей на поиски! На поиски убийц! Они могут быть где угодно!

Свенсон подвинулся вперед, сунул багряный камушек в карман брюк и снова прошептал как заклинание имя Элоизы. Он приложил два пальца к ее шее, пытаясь нащупать пульс. Кожа все еще была теплой… но остывала… Пульса не было… но вдруг… едва ощутимая дрожь. Неужели? Нет, это дрожали его собственные руки… он был неспособен сделать простейший осмотр, нервы — как у зеленого студента. Если бы он пришел чуточку раньше, хоть на несколько минут! Под ногами что-то неприятно захрустело. Доктор посмотрел вниз и увидел сверкающую пыль — мелкие брызги синего стекла на полированном полу.

Франсис Ксонк. Если бы Свенсон не оказался таким беспомощным и бессильным на шахте… если бы там вместо него был Чань… Элоиза, возможно, была бы жива.

Он осторожно перекатил Элоизу на спину, нахмурился, увидев, как безжизненно наклонилась голова… у основания грудины виднелся темный кружок, размером меньше стеклышка монокля, напитавший черную материю и ясно различимый в свете фонарей… кровь. Крови сравнительно немного — значит, рана глубокая и может стать смертельной. Доктор снова прикоснулся к пятну, чтобы понять, как давно все случилось.

Пятно уже затвердело и напоминало сверкающую черную монету, вделанную в платье. Свенсон постучал ногтем — раздался характерный звук. Это было стекло.

— Нож… поострее… быстро!

Все стали обшаривать карманы. Повернувшись к ним, доктор щелкнул пальцами, понимая, что опять пытается похоронить скорбь под грудой бесполезных усилий. Он посмотрел на мертвенно-бледное лицо Элоизы… Доктор Свенсон и затаил дыхание. Или это лишь игра света? Доктор тут же лихорадочно полез в карман мундира. К нему подошел человек с ножом.

— Не сейчас — не сейчас! — воскликнул Свенсон.

Вытащив свой серебряный портсигар, доктор яростно потер его о брючину, наклонился над Элоизой и, приподняв голову женщины, поднес сверкающую крышку к ее приоткрытым губам. Он ждал… ждал… до крови прикусив губу… и вдруг — о счастье! — поверхность чуть-чуть, едва заметно затуманилась.

— Она жива! — воскликнул он. — Горячая вода! Чистая простыня — что найдете! Только скорее!

Свенсон стянул с себя жуткий заскорузлый мундир, снова щелкнул пальцами и, повернувшись, выхватил у человека нож — старый перочинный ножик, с тонким лезвием, увы, не слишком острым. Он еще раз приложил руку к горлу Элоизы и к холодному, влажному лбу, потом расстегнул черное платье там, где стеклянный кружок, казалось, впаялся в кожу. Осторожно приподняв ткань, доктор быстро вырезал в ней кусок вокруг стекла. Удар пришелся в область нижнего ребра, прямо в хрящ. Остановился ли кинжал Ксонка там или проник глубже и поразил жизненно важные органы? Если поразил, ничего нельзя было бы сделать даже в лучшей операционной.

Доктор бережно прощупал белую кожу вокруг темного стеклянного ромба — не затвердели ли ткани под ней? Это означало бы, что стекло проникло вглубь. Кожа вокруг раны была холоднее, чем в других местах. Губы Элоизы потемнели за те несколько секунд, что она пролежала на спине.

Свенсон свирепо напустился на людей, сгрудившихся в дверях.

— Где вода? Она умрет без воды!

К нему приблизился человек в синей форме и, откашлявшись, сказал:

— Поезд, сэр… расписание…

— Наплевать мне на ваше расписание! — воскликнул Свенсон.

По брюшине Элоизы на его глазах расползалось синее пятно. Он не мог ждать, когда принесут воду, и, натянув кожу пальцами левой руки, подвел нож под стеклянный диск. Острый осколок вышел легко, в ране осталось лишь несколько маленьких. Элоиза издала вздох. Но, судя по ее лицу, сознание пока не возвратилось. Хуже того — часть раны снова остекленела. Оставшееся отверстие было небольшим, шириной едва ли в полдюйма. А глубиной? У доктора не было кровоостанавливающих средств, а потому он не мог расширить рану. И затем, кровь может свертываться, превращаясь в синее стекло, — тогда Элоизе станет только хуже. Свенсон был уверен, что ее убивает содержащийся в стекле яд, а не сама рана. Он вспомнил поврежденные легкие Чаня. Оранжевая жидкость — вот бы сейчас ее сюда! — растворила стекло, которое вдохнул Чань, и тому удалось все выхаркать в виде желеобразной мокроты, какая бывает при простудах. Врачебная практика не знала еще таких способов удаления мокроты из организма. А когда это произошло, силы стали возвращаться к Чаню с поразительной быстротой.