Но еще до всего этого Чань, нанятый Аспичем, разработал детальный план тайного проникновения в дом Траппинга, чтобы при необходимости уничтожить полковника прямо в постели. Он так и не воспользовался этим планом, а вместо этого последовал за полковником в Харшморт, в особняк Роберта Вандаариффа, и там кто-то опередил Чаня, прикончив полковника. Но теперь… теперь Чань думал о вдове Траппинга: непричастная ко всей этой интриге, она могла знать кое-что о том, что произошло за неделю, пока Чань болтался на севере. Если повезет, пара добрых слов о пропавшей воспитательнице ее детей обеспечит Чаня чистой кроватью и завтраком… но, конечно, сначала женщина должна прийти в себя после его неожиданного появления.

Как он выяснил, ни Артур, ни Шарлотта Траппинг не были особо заботливыми родителями; в такое время дети должны уже спать в своих комнатах (прямо под Чанем), а их мать — удалиться в свою спальню на третьем этаже. Свет внизу зажгли слуги — одни убирают после ужина, другие готовят еду и белье на завтра. Чань тихонько подошел к лестнице. Держась поближе к стене и перешагивая через три ступеньки, он поднялся на следующую площадку, замедлив движение только для того, чтобы заглянуть за угол. И ничего не услышал. Справа находилась спальня полковника, слева — свежеиспеченной вдовы. Из-под двери лился желтоватый свет. Чань легонько взялся за дверную ручку из слоновой кости. Изнутри раздался приглушенный скрип… кто-то открывал шкаф. Миссис Траппинг? Как она стоит — спиной к двери? Вот если бы войти так, чтобы она не закричала…

Чань повернул ручку с вымученной медлительностью человека, поглаживающего ногу женщины во время церковной службы, но вдруг механизм щелкнул, и раздался щелчок и гулко разнесся по коридору. Он широко распахнул дверь. Аккуратный человек в длинном черном плаще испуганно оторвался от заваленного бумагами письменного стола, рот его был раскрыт, глаза расширились от ужаса. Лет ему было примерно столько же, сколько Чаню; волосы прилизаны, на щеках — бакенбарды. Чань сильно ударил его по лицу тыльной стороной ладони — тот пролетел мимо стола на окаймленный кисточками турецкий ковер, где и замер. Чань повернулся к открытой двери, прислушался — не поднялась ли тревога, ничего не услышал и тихонько закрыл дверь.

Шарлотты Траппинг в комнате не было.

Ящики всех шкафов и сундука были выдвинуты, их содержимое разложено стопками, постельное белье грудой лежало на полу, а бумаги вдовы приготовлены для тщательного изучения. Человек (один из чиновников Дворца, о которых говорил Сапп) лежал на полу без чувств. Чань поднял со стола письмо — судя по подписи, от полковника Траппинга — и перевернул в поисках даты отправления.

Нахмурившись, он положил письмо, просмотрел еще три, потом отложил их и оглядел комнату.

Она была довольно большой, с таким же громадным зеркалом, что и в спальне главы семейства на другом конце коридора. Чань вошел в просторный гардероб. Запертая дверь внутри вела, безусловно, в такой же гардероб, примыкающий к покоям самого Траппинга, — так и должно быть у современных супругов. Он посмотрел на одежду — ничего сверхроскошного, но обращало на себя внимание знакомое Чаню (явно свежевыстиранное — его недавно носили) скромное светлое платье. Чань видел его издали в Харшморте, в вечер обручения Лидии Вандаарифф… в тот вечер, когда все это и началось, меньше чем за полчаса до отравления полковника.

Чань вернулся в спальню и встал над неподвижным человеком. Все в этой комнате принадлежало Элоизе Дуджонг.

Проснувшись после первого сна, которому предшествовала целая ночь отчаянной борьбы за жизнь мисс Темпл, доктор Свенсон наконец заснул. А проснувшись, испытал необъяснимую легкость в сердце, настолько незнакомую, что даже засомневался — уж не стал ли и он жертвой лихорадки. Спал он в мастерской рядом с кухней, на груде приготовленного для стирки белья, спал, пока жена Сорджа не разбудила его грохотом кастрюль. Свенсон потер лицо, пощупал заросший подбородок и по-собачьи потряс головой. Он поднялся, разгладил свою стального цвета форменную рубашку — от которой все еще пахло морской водой, — закатал по локоть рукава и надел сапоги. Зачесав назад свои светлые волосы пятерней, доктор улыбнулся. Все они могут умереть до конца дня, но какая разница? Ведь пока им удавалось выживать.

Для сна удалось урвать всего несколько часов. Получив сладкий чай с молоком, принесенный дочерью Сорджа, горячую воду для бритья и сложенный вдвое ломоть черного хлеба с маслом, в который была всунута соленая треска, доктор снова принялся за работу — стал обрабатывать многочисленные порезы и царапины мисс Темпл бальзамом, который приготовил из местных трав. Жар у нее не прошел, а выбор лекарственных средств здесь был ничтожно мал — может быть, стоило заварить еще один травяной сбор. Дверь к мисс Темпл открылась, и появилась Бетт с новой стопкой полотенец. Свенсон пока не видел Элоизы. Наверняка она еще спала.

Им еще не удалось толком поговорить после гибели дирижабля, да и вообще ни разу, если не считать того взволнованного разговора в Тарр-Маноре. И все же Элоиза поцеловала его — или он ее? Разве это имело значение? Разве это к чему-нибудь вело?

Доктор в очередной раз приложил влажные, прохладные полотенца к телу мисс Темпл.

За ночь ей стало хуже. Надо было ей остаться на дирижабле, пока не удалось бы найти лодку в деревне. Впрочем, дирижабль мог уйти на дно еще до прибытия лодки, так что смысла в этом особого не было, но Свенсон корил себя, что не рассмотрел такой вариант, что совсем не понимал грозящей опасности.

Он вернулся на кухню, надеясь найти там Элоизу, но увидел только озабоченные лица Лины и Бетт, обеспокоенных судьбой этой бедняжки — молодой леди. Свенсон попотчевал их привычной ложью — все идет хорошо — и, извинившись, вышел на веранду, где у перил с чашкой чая стоял Кардинал Чань. Доктор предложил Чаню взять его бальзам, чтобы смазать собственные многочисленные порезы и ссадины, но, еще не закончив фразы, понял, что тот не воспользуется советом. Оба погрузились в молчание, разглядывая слякотный двор и три низенькие постройки: одна для кур, вторая для сушки рыбы, третья для сетей и капканов. Дальше простирался лес, большей частью березовый — черные отметины на белой коре, влажные от тумана провисшие ветви.

— Вы не видели миссис Дуджонг? — спросил Свенсон.

— Она пошла прогуляться. — Чань кивнул в сторону деревьев. — Хотя никаких достопримечательностей здесь нет.

Свенсон не ответил. Эти глухие леса и тяжелое небо казались ему великолепными.

— Как Селеста? — спросил Чань.

Неважно. — Свенсон инстинктивно постучал себя по карману в поисках сигарет, хотя и знал, что их там не было. — Горячка усилилась. Но она — энергичная молодая женщина, а сила характера тут может быть очень важна.

— Но что можете сделать вы?

— Буду по-прежнему оказывать помощь.

Чань сплюнул через перила.

— Значит, невозможно сказать, надолго ли мы здесь застряли?

Чань скользнул глазами по двери у него за спиной, потом опять перевел взгляд на болотистый лес — заперт на этой веранде, как тигр в клетке.

— Пожалуй, я тоже прогуляюсь, — тихим голосом сказал Свенсон.

Доктор не помнил, какие сапожки были на Элоизе, и удивлялся теперь, что не обратил внимания. Но на болотистой тропинке, ведущей к берегу, виднелись свежие следы небольших острокаблучных башмачков — вряд ли они принадлежали какому-нибудь рыбаку. Впереди сверкала и кипела полоса прибоя — между черной морской водой и серыми небесами, тяжело нависшими над морем. Ярдах в пятидесяти от доктора, вплотную к набегающим волнам, стояла Элоиза.

Она повернулась, увидела, что Свенсон идет к ней, помахала ему. Улыбнувшись, доктор помахал в ответ и отпрыгнул от внезапно накатившей на ноги волны. Щеки у Элоизы были красны от холода, а руки — в перчатках, но из тонкой шерсти — засунуты под мышки. На голове был простой чепец, взятый у жены Сорджа; несколько прядей волос выбились, и ветер неистово трепал их за спиной у женщины. Свенсону захотелось обнять ее — при виде Элоизы им овладели вполне плотские желания, — но он просто кивнул и, перекрикивая шум прибоя, заговорил: