Ее радость явно не разделяли оба мужчины, выглядевшие довольно мрачными. Только присутствие Элен удерживало их от выяснения отношений. Шон чувствовал, что пора откланяться, но опасался оставлять Милли наедине с Кеном. Однако нельзя же торчать в доме вечно, особенно когда хозяин смотрит на тебя волком. Поэтому, найдя благовидный предлог, он поднялся и подал руку Элен. Той волей-неволей пришлось попрощаться.

Посадив ее в машину, Шон извинился и вернулся в дом якобы за забытыми очками от солнца. Войдя в гостиную, он решительно сказал другу:

— Милли ни в чем не виновата, просто плакалась мне в жилетку, а я утешал. Хотя не стану отрицать, что она мне очень нравится. К сожалению, мои чувства безответны. Понял? Если обидишь ее, будешь иметь дело со мной!

Кен еще хмурился, но уже был убежден в искренности друга. И то, что Шон не отрицал своих чувств к Милли, делало его слова убедительнее. Кен вздохнул и протянул ему руку. Тот пожал ее и покинул дом почти успокоенный. Кен повернулся к жене, но ее уже не было в гостиной. Наверное, снова заперлась у себя.

Кену пришло в голову, что лучше бы они вообще не встречались с Элен. Если бы не она, не произошло бы этой безобразной сцены. Почему ее присутствие провоцирует их на скандал? Ответа не нашлось. Расстроенный Кен прошел в кабинет и погрузился в работу, спасаясь от неприятных мыслей.

Еще одна неделя прошла тоскливо и уныло. Оба негодовали друг на друга, хотя и по разным причинам. Одновременно их мучило чувство вины за свое поведение. Но если днем в потоке дел еще можно было отвлечься, то ночами, положив головы на подушки, они, вместо того чтобы погрузиться в сладкие сны, предавались мыслям о том, что могло бы происходить в их общей постели. От заманчивых образов их потом всю ночь терзали видения, после которых можно было проснуться только совершенно разбитым.

К уик-энду будущее стало выглядеть непроглядно мрачным. Поэтому, когда позвонила Лидия и пригласила Кена с женой на барбекю, оба с радостью согласились. К тому же приехал отец Кена, и Милли представилась возможность с ним познакомиться.

В доме Лидии было шумно и весело. Без особых церемоний она познакомила Милли с отцом Кена. Тот очень понравился молодой женщине. Внешностью он немного походил на ее отца, они быстро нашли общий язык и явно симпатизировали друг другу. Старший Джордан одобрительно хлопал сына по плечу, поздравляя с отличным выбором. Милли было весело и легко с ним. Сэм рассказывал байки о своей службе в полиции.

Даже Лидия подобрела и обращалась с ней дружелюбнее, чем при первой встрече. В какой-то момент она даже обняла невестку и поцеловала. Кен удивленно поднял брови при виде такого проявления родственных чувств, но решил, что этих женщин сам черт не разберет.

К вечеру Милли очень устала, но была довольна и тем, как провела время, и наладившимися отношениями с Лидией. Кен тоже повеселел. Он не признавался самому себе, но похвала отца за выбор жены согрела его сердце; Кен весь день присматривался к Милли, и в нем даже шевельнулась мысль, что он был излишне жесток с ней. Но он не знал, как исправить ситуацию, не поступаясь собственной гордостью, и решил отложить примирение на потом.

Дома каждый направился к себе, собираясь сразу же лечь и уснуть, но оба долго еще мечтали об одном и том же. На следующее утро Кен почувствовал себя неважно. Встревоженная Милли предложила вызвать врача, но он успокоил ее, сказав, что скорее всего это от острого чили, которым он злоупотребил накануне. Каждый раз Кен давал зарок больше не притрагиваться к нему, но удержаться было выше его сил. Теперь весь день он будет расплачиваться за свое легкомыслие и чревоугодие.

К вечеру Кен совершенно оправился и почувствовал сильный голод. Перед ним встала проблема: или и дальше оставаться в спальне, выдерживая характер, или спустится вниз и соорудить себе некое подобие обеда. Он открыл дверь и учуял восхитительный аромат, который мог доноситься только из кухни. Ноги сами понесли его туда.

К сожалению, там находилась и Милли. Она не дала ему времени развернуться и гордо уйти, а взяла за руку и усадила за стол. Кен нахмурился, но не успел возмутиться, так как перед ним оказалась тарелка с тушеным мясом и овощами.

Он искоса посмотрел на Милли. Никаких упреков по поводу его поведения, никаких слез и криков. Тогда он решил сдаться и взял в руки нож и вилку. Лицо Милли сразу просветлело. Похоже, им все же удастся найти общий язык. Муж не произнес ни слова, он был слишком занят едой. Но атмосфера в кухне ощутимо улучшилась. Выждав, пока Кен насытится, Милли присела к столу и спросила первое, что пришло в голову:

— Ты не мог бы дать мне какую-нибудь книгу по истории архитектуры?

Кен удивленно поднял голову от тарелки. Что это? С какой стати она заинтересовалась архитектурой? Пытается подлизаться?

— Зачем тебе это?

— Ну, живем бок о бок, а я ничего не знаю о том, что для тебя важнее всего. Это как-то неправильно. И потом я заметила, что ты много печатаешь на компьютере. Я могла бы тебе помочь. Это даже естественно для жены. Ты не находишь? — Предлагая ему помощь, Милли очень надеялась, что он не откажется от нее. — Ты сэкономил бы время, а я расширила бы кругозор.

В ее словах был смысл, хоть Кену и не хотелось признавать это. Но Милли предлагала перемирие, и, если он действительно желает спокойствия в доме, придется уступить.

— Ладно, выберу для тебя книгу. — Увидев, как просияло лицо жены, он предупреждающе выставил вперед руку. — Но только не сейчас.

В ответ Милли, не сказав ни слова, подошла и прижала его голову к своей груди. Кен блаженно закрыл глаза и вдохнул запах ее тела. Не хотелось ни шевелиться, ни говорить, так успокаивающе и ласково скользили по его волосам теплые пальцы.

Он замер, так как в голову неожиданно пришло воспоминание об их последнем объятии. Тогда он хотел лишь проучить ее, но сам попал в плен желания. Не стоит начинать все сначала, пока она сама не сделает первого шага. Так он убеждал самого себя, а руки тем временем сами собой потянулись к Милли, обвили ее тело, привлекли к нему на колени. Она не противилась.

А то, что он прочел в ее взгляде, заставило Кена прижаться ртом к нежной шее и застонать, признавая свое поражение. Он уже не помнил об их размолвке.

Постепенно движения их становились все лихорадочней, они обменивались поцелуями и ласками, постепенно раздевая друг друга. Больше ничто на свете не интересовало их. Да и что могло быть важней этого? Кен целовал плечи Милли, постепенно спуская с них блузку, а она в сладкой истоме подставляла ему обнажающиеся участки тела. Он нашел чувствительное местечко на ее шее и упоенно исследовал его, возбуждаясь сам и наслаждаясь реакцией жены на его прикосновения. Милли прогнулась, невольно подставляя грудь под властную мужскую ладонь.

Кен искусно вел наступление на ее чувства, продолжая одновременно ласкать ее плечи губами и языком и нежно сжимая пальцами напрягшиеся соски. Жаркая волна, побежавшая от груди вниз, заставила Милли немного раздвинуть бедра.

Она хотела его, в этом не было никаких сомнений. Кен издал торжествующий возглас, рука его переместилась с груди на горячее и гладкое женское бедро. Он наслаждался каждым мгновением, скользя рукой вверх по бедру. Не встречая сопротивления, пальцы мягко накрыли пушистый холмик, даже сквозь кружево Кен чувствовал жар, сжигающий ее изнутри.

Губы их слились, язык проник во влажное тепло ее рта и ритмично задвигался. Милли бессознательно прижималась к его ладони. Он притянул ее ближе к себе, и она ощутила, как напряжена его плоть. Это еще сильнее возбудило Милли. Она прикусила губу, чтобы не застонать, и дотронулась рукой до выпуклости под брюками.

Это прикосновение заставило Кена замереть от блаженства. Он собирался расстегнуть пояс брюк, но какой-то шум вернул его к действительности. Милли тоже что-то услышала и отдернула руку. Оказалось, что у соседнего дома остановилась машина. Облегченно вздохнув, Кен хотел было вернуться к прерванному занятию.