Вильгельм воспринимал все это без особого энтузиазма, весьма сдержанно. Он приказал своим отрядам продолжать карательные рейды и собрал совет. Итак, англосаксы по доброй воле предлагают ему корону. Это дело требовало особой осмотрительности. Герцог чувствовал, как нарастает враждебность населения, и предполагал, что сопротивление будет усиливаться по мере продвижения вглубь английской территории. Не лучше ли было бы оставить до весны предложение англосаксов без ответа, опираясь исключительно на силу, и посмотреть, как дальше пойдут дела? Вильгельм заявил своим баронам, что Матильде следовало бы принять участие в таком важном государственном акте, как коронация. Однако герцогиня находилась в Нормандии, и не могло быть даже речи о том, чтобы плыть по морю в середине декабря. Было ли это простым предлогом, скрывавшим глубинные политические интересы, или же свидетельством любви и уважения к своей супруге, проявленным в решающий момент их совместной жизни? Члены совета склонны были незамедлительно принять предложение англосаксов, однако аргументация Вильгельма уже поколебала их, когда выступил с речью некий виконт де Туар из Аквитании, упрямый человек и хороший говорун, доказывая, что незамедлительное принятие английской короны принесет большую выгоду: престиж королевского титула сам собой прекратит какое-либо сопротивление.

Вильгельм направил специальный отряд, чтобы принять капитуляцию Лондона и обеспечить обладание им. Он в принципе уже определил свою позицию: рассматривая предложение англосаксов как простое признание его законных прав, он принимает королевское достоинство в силу собственного родства с Эдуардом и оставленного им завещания. Об избрании не может быть и речи, зато англосаксонской церкви предоставляется привилегия коронации нового короля.

Для совершения обряда коронации и помазания Вильгельм, отказавшись от участия герцогини Матильды, выбрал Вестминстерское аббатство, а датой — 25 декабря. Выбор был вдвойне знаменателен, учитывая, что Рождество, будучи большим народным праздником у англосаксов и скандинавов, вместе с тем в Нормандии считалось началом гражданского года (у англосаксов год начинался с Пасхи). Тем временем в Лондоне народ тщетно пытался выражать свое недовольство капитуляцией, о которой неизвестно кто договорился за их спиной. Эмиссары герцога Нормандского оккупировали город и начали подготовку церемонии, которая должна была совершиться через несколько дней. Что же до Вильгельма, то он преспокойно отправился на охоту в Хертфордшир.

Накануне дня коронации он, возвращаясь с охоты, окинул взором открывшийся перед ним город, отыскивая Вестминстерское аббатство и королевский дворец, отныне принадлежавший ему. Маленький бастард из Нормандии через несколько часов станет королем. Две недели тому назад от яда, подсыпанного дворцовой прислугой, умер, не оставив наследника, его последний противник на континенте — герцог Бретани Конан II. В настоящий момент для Вильгельма не имели значения скрытые угрозы и хрупкость его вновь обретенной власти. Скоро он войдет в круг помазанников Божьих. Вопреки все еще раздававшимся время от времени протестам со стороны духовенства, общественное мнение видело в короле священное лицо, наделенное, именно благодаря совершению обряда помазания, чудесными свойствами. Крестьяне, видя проезжавшего мимо короля, норовили притронуться к краю его одежды, веря, что тем самым они обеспечивают плодородие своих полей.

Ранним утром 25 декабря процессия встречала герцога Нормандского у его дворца. Во главе процессии шли Стиганд и Элдред со своими епископами. Вильгельм потребовал, чтобы обряд совершал Элдред, желая тем самым показать, что не считает отлученного от церкви архиепископа Стиганда законно занимающим свою должность, хотя тот и покорился ему. Храм был заполнен наполовину нормандцами, наполовину англичанами. Снаружи здание было окружено (до того опасались беспорядков!) многочисленной охраной, во всеоружии и верхом на конях. Прежде чем свершатся коронация и помазание, Вильгельм пожелал обратиться к народу с речью. Затем по его требованию выступили Элдред и Жоффруа де Монбрэ, один — по-английски, а другой — по-французски, призывая присутствующих признать своим королем герцога Вильгельма. Дважды в ответ на эти призывы прозвучали продолжительные возгласы одобрения. Находившаяся снаружи охрана, услышав доносившиеся из храма крики, насторожилась. Шум в храме не стихал. Не иначе как в церкви поднялся мятеж! Нервы воинов после стольких бессонных ночей, насилия, разрушений и убийств были на пределе и внезапно сдали. Они бросились к стоявшим поблизости деревянным домам, выламывая двери и поджигая соломенные крыши. Все вокруг них пылало. Свет пожара отразился в окнах церкви, битком набитой людьми, началась давка, и все, кто мог, кинулись на улицу. Паника охватила и тех, кто был снаружи: кто-то бежал к реке, кто-то пытался тушить пожар, а обезумевшая солдатня, словно ничего не замечая, была занята лишь поисками поживы.

У подножия алтаря остались только епископы, несколько перепуганных клириков и Вильгельм. Ужас и ощущение какого-то страшного предзнаменования словно парализовали участников внезапно прерванного обряда коронации. Однако Вильгельм сумел взять себя в руки, произнеся «в традиционных выражениях» (то есть на англосаксонском языке, которого он не знал и, соответственно, не понимал смысл произносимых слов) клятвенное обещание защищать церковь, править справедливо, соблюдать добрые обычаи и воздерживаться от насилия. Его голос гулко отзывался в пустом храме. Затем, не обращая внимания на усиливавшийся за стенами церкви шум, Элдред помазал лоб Вильгельма елеем, тем самым введя его в сонм помазанников Божьих.

Вильгельм истолковал беспорядки во время коронации как свидетельство хрупкости своей слишком быстро одержанной победы. Короновавшись, он тут же удалился в Эссекс, в Баркинг.

Он, феодал, по воспитанию и образу жизни мало отличавшийся от селян, впервые лицом к лицу столкнулся с компактной, подспудно внушавшей страх группой обитателей большого города, образ жизни которых казался ему необычным, а сами они выглядели с точки зрения сельского жителя заносчивыми гордецами и (самый страшный упрек!) поборниками новизны. За последние десятилетия лондонцы не раз выражали, смело и без конформизма, свое мнение. Полвека тому назад они избрали королем Эдмонда Железнобокого в пику Кнуту, возведенному на престол витенагемотом; они приняли и поддержали Эдуарда; Гарольд в значительной мере был обязан им своим избранием. Можно ли было править Англией, игнорируя их мнение?

Перемежая благие обещания с угрозами, Вильгельм добился возведения нескольких цитаделей как в самом Лондоне, так и в его окрестностях, взамен пожаловав гражданам города хартию, гарантировавшую им неприкосновенность их обычаев и собственности. Подпись под этим документом свидетельствует, что прежний шериф из числа англосаксов уже тогда был заменен неким Жоффруа — вероятно, нормандцем Жоффруа де Мандевилем. Вильгельм, видимо, понимал, что в большей мере, чем недовольство населения, причинами беспорядков, случившихся 25 декабря, послужили усталость и нервозность нормандского войска. Моральное состояние праздного воинства, подорванное легкой добычей, азартными играми, пьянством, блудницами, не выдерживало испытания этим обманчивым миром. Дабы пресечь зло, король издал полицейский регламент, содержание которого в общих чертах изложил Гильом из Пуатье: вступительное обращение напоминает нормандцам и их союзникам, что все люди равны перед Богом, поэтому победители не должны безмерно угнетать побежденных: незаконные поборы и вымогательства провоцируют пострадавших на бунт и пачкают славу тех, кто позволяет себе это. Поэтому отныне предусматривались суровые наказания за насилие, убийство, кражу, драки, пьянство и общение с падшими женщинами. Учреждались специальные суды для рассмотрения этих правонарушений.