Во избежание вмешательства со стороны сеньоров Бернон отдал земли своего аббатства под покровительство Святого престола, и отныне даже в мирских делах оно не подчинялось никому, кроме римского понтифика; впоследствии и в духовном отношении Клюнийское аббатство вышло из-под юрисдикции епископов. Гуго Капет признал за клюнийскими монахами исключительное право выбирать своих аббатов. Находясь под управлением подряд нескольких выдающихся деятелей — Одона, Майеля, Одилона и Гуго, — Клюнийское аббатство процветало: к 1000 году оно насчитывало на территории современной Франции 15 своих обителей, число которых к 1050 году выросло до 30 и почти до 60 во второй половине XI века. Его влияние вскоре распространилось на всю Европу. Практикуя наиболее чистую форму монастырской жизни, оно вводило новые церковные праздники, например День Всех Святых, отмечаемый 1 ноября. Узы взаимопомощи связывали Клюнийское аббатство со многими королевскими и княжескими домами, которым оно помогало в установлении эффективной политической власти. Являясь очагами интеллектуальной работы, клюнийские обители вместе с тем содействовали, благодаря лучшему управлению и обмену практическим опытом, экономическому развитию регионов, в которых они находились, а тем самым — и повышению доходов местных сеньоров. В моральном плане клюнийская реформа, пропитанная рыцарским духом, отвечала основной тенденции своего времени, возбуждая энтузиазм в народных массах и тем самым еще крепче привязывая их к церкви.

Лишь позднее, в XI веке, папство под натиском обстоятельств предприняло первую попытку реформировать епископат. На протяжении всего этого столетия наблюдались спорадические мятежи, инициаторами которых были крестьяне и низшее духовенство. Агиографический идеал «святого бедняка» (sanctuspauper), служивший для официальной Церкви средством маскировки ее стремления к господству, вновь был подхвачен и сделался орудием борьбы. В 1022 году в Орлеане состоялся первый громкий процесс, завершившийся сожжением на костре 13 еретиков. Хронисты-современники тех событий утверждали, что все духовенство города впало в грех «манихейства». В последующие годы (1025, 1040, 1050) в экономически наиболее развитых регионах Франции прошли аналогичные процессы. В течение века крупные сеньоры, желая поправить дела в принадлежавших им церквах, всё чаще возводили на епископские кафедры монахов из реформированных монастырей.

Направления перегруппировки

Наряду с политической раздробленностью и многообразием местных разновидностей обычного права наблюдалось и большое разнообразие условий обитания людей. Климат, образ жизни и территориальные особенности не меньше, чем самые различные обычаи, втиснутые в рамки римской общины, франкского или галльского племени, порождали региональное своеобразие, которое тут и там подчеркивалось своеобразием личности местного господина.

Отсутствие крупных политических образований придавало особое значение этому разнообразию. Германские короли возродили в X веке императорский титул, но он оставался всего лишь титулом. Мечта Оттона III о всемирной империи, которой он предавался около 1000 года, не имела будущего. Воспоминания о славных временах Карла Великого, породивших множество легенд, ничего не давали для решения актуальных проблем. Папство, долгое время поддерживавшее угасавшую Римскую империю и даже пытавшееся в IX веке подменить ее собой, в период с 950 по 1000 год само оказалось под властью германских королей, после чего стало вотчиной графов Тускуланских. На территориях бывшей Западной Римской империи еще хранили память о существовавшем с VI века «королевстве франков», которое с X века стало называться Французским королевством, передавая из поколения в поколение ощущение реальной, а не просто декларируемой связи между королем и страной. Однако даже если люди знали о существовании этого «короля», освященного Церковью, престиж которого заключал в себе нечто магическое, кто когда-нибудь видел его, помимо его непосредственных вассалов? Кому сумел он предоставить свою помощь? Его авторитет — пустая рамка, а королевство — бесформенная субстанция.

Тем не менее слабость короля, которой бароны пользовались в полной мере, никогда не вызывала иронии: со смешанным чувством смирения и высокомерия феодалы признавали в нем представителя власти, по природе своей отличной от их собственного господства. Возможно, это был единственный момент, когда влияние высшего духовенства могло затормозить политическую эволюцию в наметившемся направлении. Однако Церковь оказывала свое покровительство только новым королевствам, возникшим на периферии христианского мира у языческих народов, недавно принявших крещение (или, как в Испании, на отвоеванных у мусульман землях). Так, к 1000 году оформилось Польское королевство; Харальд Прекрасноволосый основал Норвежское королевство, Горм Старый — Датское, а Эрик Упсальский — Шведское, тогда как викинги, не желавшие подчиняться новой власти, заселили Исландию и вскоре добрались до Гренландии и Лабрадора. Другие скандинавы под именем варягов создали на Востоке Европы Киевскую Русь [7]. Тогда же оформилось Венгерское королевство, которое, соперничая с Венецией и Византией, распространило свое влияние вплоть до Хорватии и Далмации. К началу XI века этот процесс завершился, и очертания средневековой Европы приобрели завершенный вид.

Около 1000 года для Европы закончился продолжительный период отступления под натиском ислама и азиатских народов. Она перешла в наступление. На всех фронтах было остановлено продвижение ислама: в Испании, Южной Италии и с большим трудом на Востоке. В 1015 году пизанцы освободили от мавров (сарацин) Сардинию; в 1034 году они овладели Аннабой в Северной Африке и в течение некоторого времени тревожили, прибегая к помощи генуэзцев и моряков из Амальфи, портовые города Магриба. В 1091 году была отвоевана Корсика. Эпоха иноземных вторжений окончательно завершилась. Позже монголы и турки разбились о Европу, не сумев глубоко проникнуть в ее пределы. Эта экстраординарная стойкость, сохраняющаяся на протяжении вот уже десяти веков, несомненно, послужила одной из главных причин взлета европейской цивилизации, потеснившей, начиная с эпохи Великих географических открытий, прочие культуры.

В недрах самого христианского мира центробежные тенденции, распылявшие политическую власть и суверенные права, шли рука об руку с региональными перегруппировками. Психологической основой этого, видимо, служило некое еще весьма смутное этническое и, возможно, языковое самосознание. Географическое положение и экономические связи также сдерживали в пределах весьма обширных регионов процесс дробления, как, например, во Фландрии. Иногда какой-нибудь каролингской герцогской или графской династии удавалось распространить свое влияние на несколько сеньорий, и тогда возникало то, что получило название «территориальное княжество»: маленькое государство, более или менее искусственное, наложившееся на феодальный порядок, но не слившееся с ним.

Наиболее обширным среди таких государств во Франции было герцогство (латинские документы именуют его «монархией») Аквитания, сложившееся в начале X века. Оно представляло собой довольно рыхлое объединение под властью графа Пуатье сеньорий на территории, протянувшейся от Берри до Сентонжа и от Луары до Севенн. Предком этих герцогов был граф Гильом, женившийся в 935 году на дочери Роллона и тем связавший себя узами дальнего родства с семейством герцогов Нормандских. Самым могущественным около 1000 года было графство Фландрия, правители которого по женской линии происходили от каролингских императоров [8]. Обособленное по причине своего кельтского языка и крайне грубых нравов, герцогство Бретань всегда существовало на периферии Французского королевства, по ту сторону спорной пограничной полосы, время от времени подвергавшейся опустошительным набегам. Во второй половине X века род графов Блуа создал княжество, которому суждено было великое будущее: породнившись несколькими браками с королями Франции и даже потомками самого Карла Великого, этот амбициозный род приобрел ряд графств в регионе Труа, Mo и Провена, из которых сложилось графство Шампань, ставшее в XI веке одним из главных центров французской культуры. Оно включало в себя города Блуа и Шартр и соседствовало с графством Анжу — еще одной поднимавшейся феодальной державой.