— Конечно, я его хорошо помню, — ответила Йенни. — Тоби дружил с моим братом и часто бывал у нас дома. — Она вздохнула и покачала головой. — И все-таки ему лучше было не возвращаться сюда.

— Почему?

— Ну, сама подумай — каково Манфреду и Андреа каждый день видеть убийцу их дочери!

Амели вытирала первые вымытые бокалы и полировала их до зеркального блеска.

— А что тогда вообще произошло? — спросила она с наигранным равнодушием, но ее шефине не требовалось никакой дополнительной мотивации, поскольку она и сама была расположена поболтать.

— Тоби сначала ходил с Лаурой, потом со Штефани. Та как раз недавно появилась в Альтенхайне. В тот день, когда они обе пропали, был Кирмес. Вся деревня собралась на площади в шатре. Мне тогда было четырнадцать, и я радовалась, что мне разрешили на весь вечер остаться на празднике. Честно говоря, я в тот вечер и не знала, что произошло. Только на следующее утро, когда появилась полиция с собаками и вертолетами, я услышала, что Лаура и Штефани пропали.

— В жизни бы не подумала, что такое может случиться в этой дыре! — сказала Амели.

— Да… — откликнулась Йенни, задумчиво глядя на сигарету, дымящуюся между ее толстых пальцев. — Страсти тут кипели еще те… Но с тех пор в деревне все изменилось. Раньше все были друзьями. Не то что теперь. Отец Тобиаса был хозяином «Золотого петуха». Вот где было веселье! Каждый вечер. С нами не сравнить. У них был огромный зал. По праздникам там такое творилось! «Черного коня» тогда еще и в помине не было. Мой муж раньше работал в «Золотом петухе» поваром.

Она умолкла и задумалась. Амели подсунула ей пепельницу.

— Помню, полиция часами допрашивала Йорга и его друзей… — продолжила Иенни после паузы. — Никто ничего не знал. А потом вдруг говорят: Тоби убил девчонок. В его машине нашли кровь Лауры, а под кроватью — вещи Штефани. А домкрат, которым он убил Штефани, валялся в навозной яме Сарториусов.

— Обалдеть!.. А вы знали Лауру и Штефани?

— Лауру знала. Она же была в одной компании с моим братом, Феликсом, Михой, Тоби, Натали и Ларсом.

— Натали? Ларс?

— Терлинден. А Натали Унгер стала знаменитой актрисой. Ее теперь зовут Надя фон Бредо. Ты наверняка видела ее по телевизору. — Йенни опять замолчала и задумалась. — Да, эти двое высоко взлетели. Ларс теперь, говорят, шишка в каком-то банке. Толком никто ничего не знает. Он больше сюда и не показывался. Да… Я тоже когда-то мечтала о красивой жизни. Но не всегда получается так, как хочешь…

Амели трудно было представить себе толстую, вечно недовольную шефиню веселой четырнадцатилетней девочкой. Может, она потому и злится на весь свет, что застряла в этом зачуханном Альтенхайне с тремя маленькими, вечно ноющими детьми и мужем, который на людях презрительно называет ее Мадам Мишлен, намекая на ее фигуру?

— А Штефани? — спросила она, видя, что Йенни опять «зависла», погрузившись в воспоминания. — Какая она была?

— Хм. — Йенни несколько секунд смотрела невидящим взглядом в пустоту. — Красивая она была… Белая, как снег, румяная, как кровь, с черными как смоль кудрями…

Она перевела взгляд на Амели. Светлые глаза с белыми ресницами придавали ее лицу едва заметное сходство со свиным рыльцем.

— Ты, кстати, немного на нее похожа.

Это прозвучало не как комплимент.

— Правда? — Амели на секунду застыла с полотенцем в руках.

— Штефани была совсем не такая, как другие девчонки в деревне, — продолжала Йенни. — Она как раз только что переехала сюда со своими родителями, и Тоби сразу же втрескался в нее и бросил Лауру. — Йенни презрительно хихикнула. — Так что у моего братца появился шанс… Все мальчишки бегали за Лаурой, как собачонки. Он была такая хорошенькая. Но капризная. Как она бесилась, когда Мисс Кирмес выбрали не ее, а Штефани!

— А почему Шнеебергеры уехали отсюда?

— А ты на их месте осталась бы? Там, где с твоей дочерью такое приключилось? Они прожили здесь еще месяца три, а потом уехали.

— Хм… А Тоби? Что он за парень?

— Ах, в него были влюблены все девчонки. И я тоже… — Йенни грустно улыбнулась при воспоминании о тех временах, когда она была юной, стройной и полной грез. — Он выглядел сногсшибательно и был… просто супер. И при этом никогда не задирал нос, как другие парни. Когда они ездили в бассейн, он никогда не был против, чтобы я поехала вместе с ними. Другие ныли, мол, что мы будем таскаться с этой мелкой, пусть сидит дома Нет, что ни говори, он был классным парнем. И умным в придачу. Все были уверены, что уж ему-то точно предстоит большое будущее. Н-да… И вдруг на тебе! Правда, алкоголь меняет человека. Стоило Тоби выпить, как он становился другим…

Открылась дверь, вошли двое мужчин, и Йенни торопливо потушила сигарету. Амели убрала вымытые бокалы, подошла к гостям, протянула им меню. На обратном пути она взяла со стола оставленную кем-то газету. Ее взгляд упал на рубрику «Региональные новости». Полиция искала мужчину, сбросившего с моста мать Тобиаса.

— Бли-ин!.. — пробормотала Амели и раскрыла от изумления глаза.

Несмотря на плохое качество снимка, она сразу же узнала этого человека.

Боденштайн со страхом ждал вечера, когда, вернувшись домой, он увидит Козиму, и потому, как мог, оттягивал этот момент, сидя в своем кабинете и тяжело перемалывая мрачные мысли.

Когда он вошел в дом, она была наверху и, судя по плеску воды, принимала ванну. Он прошел в кухню, постоял с минуту, безвольно опустив руки, потом взгляд его упал на ее сумку, висевшую на спинке стула. Еще ни разу в жизни он не обыскивал сумку своей жены. И рыться у нее на столе ему тоже никогда не пришло бы в голову, потому что он всегда доверял ей и не мог даже представить себе, что она что-то от него скрывает. Теперь все стало по-другому. Несколько секунд он боролся с собой, потом схватил сумку и, порывшись в ней, достал ее мобильный телефон. Сердце билось уже у самого горла, когда он открыл его. Козима не выключила его. Боденштайн знал, что это крайняя степень вероломства с его стороны, но он не мог иначе. Он открыл папку «Сообщения» и пролистал принятые эсэмэски. Вчера вечером, в 21.48, она получила от неизвестного отправителя письменное сообщение: «Завтра в 9.30? На том же месте?» И уже через минуту ему ответила. Где же он был в это время? Почему ничего не заметил? Козима писала: «Да. Я так рада!!!» Три восклицательных знака. У Боденштайна засосало под ложечкой. Опасения, мучившие его целый день, похоже, оправдались. Эти восклицательные знаки исключали такие безобидные поводы, как, скажем, визит к врачу или парикмахеру, которые вряд ли могли стать поводом для подобной радости без десяти десять вечера, в понедельник.

Боденштайн с опаской прислушался к звукам, доносившимся из ванной, и продолжил изучение содержимого папки «Сообщения», но больше ничего не обнаружил. Козима, по-видимому, совсем недавно удалила другие эсэмэски. Он достал свой мобильник и сохранил в нем номер неизвестного, который сегодня в половине десятого утра — судя по всему, уже не в первый раз — встречался с его женой. Он захлопнул мобильный телефон Козимы и положил его обратно в сумку. Ему стало худо. Мысль о том, что Козима обманывала его, изменяла ему, была невыносима. Сам он за все двадцать пять лет их супружеской жизни ни разу не солгал ей. Прямолинейность и честность иногда очень усложняли жизнь, но ложь и заведомо невыполнимые обещания глубоко противоречили его характеру и строгому воспитанию. Что же делать? Подняться наверх и рассказать ей о своих подозрениях? Спросить, почему она соврала? Боденштайн провел обеими руками по волосам и глубоко вздохнул. Нет, он ничего ей не скажет. Еще какое-то время он будет вести себя как ни в чем не бывало. Может, это и трусость, но он просто не в силах взять и собственными руками разрушить свою жизнь. У него еще теплилась крохотная надежда, что это было совсем не то, о чем он подумал.

Они приходили по двое или маленькими группками, их впускали через заднюю дверь, после того как они называли пароль. Приглашение было сделано каждому в устной форме, и пароль был необходим, потому что он хотел быть на сто процентов уверенным в том, что здесь собрались только свои. Прошло одиннадцать лет, с тех пор как он устроил такое же тайное собрание и тем самым предотвратил еще большее несчастье, чем уже произошло. Теперь опять пора было принимать меры, пока ситуация не вышла из-под контроля. Он стоял на хорах, рядом с органом, спрятавшись за деревянной балкой, и с растущим волнением наблюдал, как постепенно заполняются ряды скамей. Несколько свечей, горевшие в алтаре, отбрасывали причудливые тени на стены и сводчатый потолок. Электрический свет мог бы привлечь внимание с улицы, поскольку даже густой туман, окутавший окрестности, не скрыл бы ярко освещенные окна церкви.