Природа в избытке наделила Калиостро даром извлекать выгоду из всего пространства вымысла своей эпохи, заставить работать на себя институты и знания, и незнания. Набиравшая силу наука в то время еще была загадочна как магия, ибо мало кто представлял, где проходит граница науки, за которой начинался вымысел. Дойдя до своего предела, знание плавно перетекало в фантазию, мистика превращалась в товар повышенного спроса, а Калиостро обладал поистине чудесной способностью мгновенно откликаться на этот спрос. Ибо век Просвещения нес свет не только философии, но и внутреннего прозрения, что быстро повлекло за собой возрождение алхимии и прочих тайных наук. На фоне упадка авторитета Церкви, роста индивидуального самосознания, размытости границ между эмпирическим и оккультным люди устремились на поиски истины и чуда, ибо и первое, и второе зачастую представлялось явлениями одного порядка. Газетчики с равной убежденностью и восторгом писали и о полетах первых монгольфьеров, и об испытаниях костюмов для пребывания под водой, и о ясновидцах, видящих сквозь землю, и о говорящих собаках. Подписка на создание специальных сапог для хождения по воде (что-то вроде калош-мокроступов) прошла с потрясающим успехом, а в числе подписавшихся значился герой борьбы за независимость Американских штатов маркиз де Лафайет. «Эликсиры молодости» шли нарасхват: Сен-Жермен и Калиостро снабжали ими высший свет, горожанки и селянки довольствовались зельями местных знахарей. Локальным чудотворцам, подобным Розенфельду, Гасснеру или Леону Ле Жюифу, было несть числа. По свидетельству баронессы Оберкирх, никогда еще в светских салонах «розенкрейцеры, адепты, пророки и все, кто к ним относятся, не были столь многочисленны и не имели столь много слушателей. Беседы шли только о тонких материях; они занимали все головы, поражали воображение… оглядевшись вокруг, мы видели лишь колдунов, адептов, некромантов и пророков» ³. Прекрасно чувствуя «свою» аудиторию, Калиостро с присушим ему размахом, используя театральные эффекты и богатый арсенал фокусников, ставил магические спектакли, вызывал стихийных духов, а в случае провала мгновенно списывал неудачу на действие злых сил и всевозможной нечисти. И ему верили, и приходили снова — в надежде услышать заветные слова, познать непознаваемое, проникнуть в тайну, обрести уверенность и смысл жизни. Ибо в своих действах он соединял и магию, и религию, и франкмасонство, то есть сразу три сферы тогдашней духовной жизни. Времена надвигались тревожные, воздух был насыщен электричеством приближавшейся революционной грозы. Низшие сословия глухо роптали, глядя на роскошь и праздность аристократов. Безнравственность уверенно вытеснила из дворцов и салонов нормы традиционной морали. Одни утверждают, что первым грядущую революцию предсказал Калиостро, другие отдают пальму первенства Казотту, а третьи записывают Калиостро в число тех, кто готовил революцию…

Внешне Калиостро производил впечатление человека очень состоятельного: его жилища, кареты и одежда отличались пышностью, лекарства страждущим он раздавал даром, а так как в правильности его денег не сомневался никто, есть основания полагать, что выходили они не из атанора или тигля, а из государственного казначейства и скорее всего вручались графу его состоятельными поклонниками и почитателями. И видимо, дары поклонников, равно как и выручка от продажи всевозможных снадобий, во много раз превосходили стоимость простых составов и небольшой милостыни. Еще одним источником дохода для графа Калиостро являлось Египетское масонство, основателем которого и Великим магистром был он сам, а следовательно, к нему поступали взносы принятых вложу братьев. Предполагают также, что Калиостро тайно получал средства от вольных каменщиков за исполнение неких поручений, связанных с разъездами по Европе, объединить которую стремились тогдашние масоны. Словом, граф ослеплял не только сиянием драгоценных металлов в тиглях, но и роскошью карет, расшитого золотом костюма, сверкающими пряжками, цепочками и перстнями…

Масон и алхимик, маги целитель, принимавший в день едва ли не до сотни больных. Кумир сотен людей, внимавших его бессвязным, но выразительным речам, оставшимся незапечатленными на бумаге, что дало повод утверждать, будто граф был неграмотен… Адепт тайны и одновременно персонаж, растиражированный газетами, слухами и поставщиками новостей, он не вступал в полемику, даже когда из-под пера журналистов выходили не слишком правдоподобные истории его жизни. Внеся солидную лепту в конструирование собственной легенды, он понимал, что любой вымысел способствует укреплению ее фундамента. Побывал во множестве городов Европы, снискал бесчисленное число сторонников и столько же врагов. Говорят, был тайным агентом то ли масонов, то ли иллюминатов, а может, и вовсе иезуитов… Увы, «говорят», «по слухам», «возможно» — все эти слова так и вьются вокруг имени Калиостро…

Джузеппе Бальзамо или граф Калиостро? Авантюрист и шарлатан или носитель тайного знания, известного лишь избранным? Вряд ли на этот вопрос когда-нибудь будет дан точный ответ, ибо там, где есть тайна, всегда найдется простор для фантазии, которую нельзя ни принять, ни опровергнуть… А тайна, окружавшая графа, оказалась столь притягательной, что большая часть литературы, посвященной ему, не только не приближает нас к истине, но, напротив, уводит от нее все дальше, погружая в мир вымысла и заведомо недоказуемых постулатов. Но так как большую часть своей жизни магистр жил вымыслом, то фантазии на тему Калиостро органично вписываются в его биографию.

«Калиостро, непостижимая смесь достоинства и коварства, образованности и невежества, впрочем, великодушный, одаренный увлекательным, хотя и варварским красноречием, способный на энтузиазм, представлявший, наконец, нечто среднее между миссионером и авантюристом» ⁴. Но за кого бы ни выдавал себя Джузеппе Бальзамо, прославившийся под именем графа Алессандро Калиостро, была в нем некая притягательная чертовщинка. Обладая уверенностью во всем, что он делает и говорит, он энергично наступал на собеседника и, сверкая черными глазами, гнул свое, так что с ним можно было только соглашаться. Наверное, иногда он и сам верил, что наделен даром вечной молодости, что встречался с Христом…

Харизматичный персонаж, к которому всегда относились неоднозначно и никогда — равнодушно: его либо обожествляли, либо ненавидели. Биографы Калиостро разделились на апологетов, отрицающих его идентичность с Бальзамо и готовых поверить в его магические способности, и на критиков, признающих идентичность Бальзамо и Калиостро и отказывающих герою в магическом даре. Впрочем, чтобы оставить свой след в истории, не обязательно становиться магом и волшебником. Джузеппе Бальзамо, назвавшийся графом Алессандро Калиостро, был человеком своего времени, переломного, кризисного. В обществе незримо вызревали перемены, и Бальзамо, как никто иной, инстинктивно чувствовал смятение той части общества, которая, не желая возврата к прошлому, но не удовлетворенная учением философов и энциклопедистов, пыталась отыскать свой путь или хотя бы за что-нибудь зацепиться. Среди поклонников Калиостро насчитывалось немало женщин; недовольные тем, что общество по-прежнему отводило им кухонно-альковную роль, дамы с восторгом вступали в Египетскую масонскую ложу, принимали участие в магических сеансах и трепетно созерцали процесс превращения свинца в золото. Но Калиостро не только играл на слабостях и пороках своего времени. Уверенный, что его эликсиры являются панацеей от всех болезней, он наделял ими страждущих и страшно возмущался, когда его методы лечения пытались опровергнуть. Раздавая неимущим пациентам деньги, он снискал прозвище Друг человечества. Импульсивный, непредсказуемый, ревнивый, гневный, благодушный, доверчивый Джузеппе Бальзамо, он же граф Калиостро, иллюзионист и фокусник, целитель и алхимик. Неподражаемый актер и режиссер театра одного актера, в век рационализма он поддерживал веру в чудо…