Миловидная брюнетка, стоявшая напротив доски объявлений Колумбийского университета, была настолько поглощена их изучением, что не заметила свою лучшую подругу Миранду.

— Привет, Робин! Как дела? Выбираешь, куда отправиться на летние каникулы?

Брюнетка, одетая в обтягивающие темно-синие джинсы и тонкий трикотажный джемпер, вздрогнула всем телом и резко обернулась на знакомый голос.

— Извини, — опешила ненароком испугавшая ее Миранда. — Ты такая нервная.

— Привет, — растерянно похлопав длинными пушистыми ресницами, ответила Робин. — О чем ты говоришь? Похоже, я опять все лето буду вкалывать в фастфуде.

— Робин, ты ведь лучшая студентка курса! — не без гордости за достижения подруги воскликнула Миранда.

— И единственная студентка, получающая стипендию, — невесело добавила Робин.

Она лучше многих знала, что название университета, который человек окончил — во всяком случае в США, — имеет даже большее значение, чем полученная в результате обучения специальность. Герб Принстона или Йеля на дипломе свидетельствует не только о качестве образования, но и о принадлежности к определенному социальному слою.

Правда, из каждого правила бывают исключения. Взять хотя бы ее, Робин Голдвей. Дочь биржевого маклера и учительницы рисования, погибших в автокатастрофе много лет назад, Робин была белой вороной, или лучше сказать серой мышкой, среди своих однокурсников. Большинство из них — отпрыски богатых, влиятельных и аристократических семей Америки. Отец лучшей подруги Робин Миранды, к примеру, был видным политическим деятелем.

Робин же относилась к числу тех счастливчиков, самородков из простого народа, которым удалось поступить в старейший и престижнейший вуз Америки самостоятельно. Да еще и получать стипендию. Правда, денег едва-едва хватало, чтобы сводить концы с концами в чужом городе.

С блеском пройдя вступительные испытания и набрав тысячу триста пятьдесят пять баллов за экзамен SAT-1 [1], Робин проявляла феноменальные способности по абсолютному большинству предметов учебного цикла вплоть до нынешнего момента. А ведь до окончания четвертого года обучения оставались считанные недели.

— Мы с ребятами никак не можем определиться, куда податься, — с преувеличенно глубоким вздохом произнесла Миранда, опершись одним плечом на косяк двери.

Мне бы ваши проблемы, мелькнуло в голове Робин. Однако вслух она вежливо и по возможности приветливо поинтересовалось:

— Какие варианты?

— Тринидад и Тобаго или Европа.

Робин удивленно вскинула брови.

— Все равно что выбирать между селедкой и мороженым. Вы определитесь для начала, что хотите получить от отдыха, ровный золотистый загар или общение с достижениями европейской культуры.

— Ты бы уж точно выбрала старушку Европу, — с ироничной усмешкой сказала Миранда.

— Конечно, — ни секунды не размышляя, подтвердила Робин. — Я мечтаю побывать в Париже и в Риме. Боюсь, я еще долго не смогу себе этого позволить.

— Ничего интересного там нет.

Робин недоверчиво покосилась на столь категоричную подругу.

— Я была там много раз. Сначала с родителями, которые из кожи вон лезли, чтобы прослыть просвещенными и энциклопедически образованными людьми. — Миранда скептически хмыкнула. — Почему к политикам такое предвзятое отношение в обществе? Мои родители и в самом деле очень, очень культурные люди. По-моему, они даже перегнули палку. Мама так хотела вырастить из меня гения, что с пеленок пичкала шедеврами Ренессанса, таскала в оперу и музеи. Наверное, поэтому я теперь и предпочитаю отдыхать среди дикарей с шоколадной кожей и белоснежными улыбками. Нет, подруга, скажу тебе честно: я предпочитаю лениво-тюлений отдых.

Робин вздохнула. Жалобы Миранды совпадали с ее мечтами! Родителям Робин некогда было ходить по театрам и картинным галереям. Однако Робин никогда бы не осмелилась обвинить их в чем-либо. Самое главное, что они научили ее читать, когда малышке едва исполнилось четыре года. С тех пор Робин не расставалась с книгами. А после трагической гибели родителей книги и вовсе стали ее единственными друзьями и советчиками.

— Неужели ты собираешься проторчать все лето в Нью-Йорке, Робин? Зной и жара сведут тебя с ума, точно тебе говорю. В топке мегаполиса даже кондиционеры не спасают.

— Не преувеличивай. Все прошлое лето я простояла за кассой в «Макдоналдсе» и, как видишь, сохранила здравый рассудок.

— Что по поводу твоих планов думает Джеймс?

Робин пожала плечами.

— Джеймсу и самому придется этим летом нелегко. Он заканчивает университет и…

— Не беспокойся, папочка устроит его управляющим какого-нибудь из своих банковских филиалов. Кстати, вы сможете наконец пожениться.

— Миранда, мне кажется, еще слишком рано думать об этом.

— Рано? Вы с Джеймсом встречаетесь уже два года! Он через месяц заканчивает учебу. Не удивлюсь, если Джеймс сделает тебе предложение прямо на выпускном балу. Это будет очень романтично. — Миранда мечтательно закатила глаза.

Робин вымученно улыбнулась. К сожалению, Джеймс не отличался особой романтичностью. Да и откуда она могла появиться у сына банкира и адвокатши? Джеймс был воплощением рационализма и прагматизма. Робин поначалу раздражала его манера заранее все планировать. Будь то поход в магазин — с неизменными списками продуктов! — или планы на следующие десять лет жизни.

— В любом случае мне нужно на что-то жить… хотя бы до того счастливого момента, когда Джеймс сделает мне предложение.

— Робин! — Миранда резко развернула подругу к себе и заглянула в ее темные глаза. — Ты любишь Джеймса?

— Разумеется, — сухо ответила Робин. Заметив во взгляде подруги сомнение, она добавила голосу чуть больше эмоциональности: — Он очень… надежный.

— Надежный?! — Миранда от возмущения поперхнулась воздухом. — Это все, что ты можешь сказать о будущем муже?

— Он пока мне не муж.

— Пока, — поймала ее на слове Миранда. — Однако явно собирается им стать. Джеймс любит тебя.

— Я знаю.

— Поверь мне, ему через многое пришлось пройти, чтобы отстоять перед родителями свое право на самостоятельный выбор невесты, уж я-то знаю.

— Да уж.

Робин поморщилась, вспомнив обстоятельства своего знакомства с родителями Джеймса. К тому моменту, когда ее официально пригласили на семейный ужин в дом Филлингов, они с Джеймсом встречались уже полгода. В их отношениях никогда не было особого пыла или буйства страстей. Они не рвали друг на друге одежду и не сбегали с лекций ради поцелуев в темных углах кампуса. Робин всегда казалось, что она обрела в Джеймсе не столько любовника, сколько брата, такими ровными и теплыми были их отношения. Каждое свидание начиналось и заканчивалось полуцеломудренным поцелуем в щеку или в уголок губ, а любовные признания заменяли разговоры об экономике или социальных проблемах современной Америки. Робин и Джеймс могли говорить часами обо всем на свете… кроме своих отношений. Однако каким-то шестым чувством Робин осознавала, что они с Джеймсом медленно, но верно двигаются к алтарю.

Наверное, это и есть любовь, подумала тогда с осадком разочарования Робин. Никаких переживаний, волнений и бессонных ночей. Многие об этом могли только мечтать. Она любила Джеймса. Джеймс любил ее. Даже его родители со временем смирились с выбором сына и приняли Робин в семью. Пусть она не принадлежит к богатому и знатному роду, но благодаря своему уму и трудолюбию Робин Голдвей многого добьется.

— Робин, ты ведь такая умная! — с легким налетом зависти воскликнула Миранда и перешла на заговорщический шепот: — Скажу тебе по секрету. Мне об этом стало известно от человека, приближенного к правлению… Так вот мистер Брэддок всерьез подумывает о том, чтобы предложить тебе место преподавателя французской литературы.