– Дом разрушен, – произнесла она, поворачивая голову и глядя на Рурка. – Все кончено.

Парень с камерой, возможно фотограф какой-то газеты, стоял в кузове своего автомобиля и наводил огромный объектив на горящий дом.

Рурк еще крепче сжал Дженни в объятиях.

– Прости, Дженни. Хотел бы я сказать, что ты не права.

– И что теперь?

– Расследование происшествия, – ответил Рурк, – выплаты по страховке, опись имущества.

– Я имею в виду прямо сейчас. Следующие двадцать минут. Следующий час. Огонь потушат, а дальше что? Я вернусь в пекарню и буду спать под своим письменным столом?

Рурк наклонил голову. Его губы находились у самого уха Дженни, чтобы она могла слышать его сквозь шум улицы.

– Не волнуйся об этом, – сказал Рурк. – Я защищу тебя.

Конечно, Дженни ему поверила. На то были веские основания. Ведь она знала Рурка Макнайта почти всю свою жизнь. Несмотря на все дрязги между ними, несмотря на чувство вины и боль, которую они причинили друг другу, и несмотря на огромную пропасть, что между ними возникла, Дженни всегда знала: она может рассчитывать на Рурка.

Что-то вырвало Дженни из объятий тяжелого, мучительного сна, и она открыла глаза. Сердце колотилось в бешеном темпе, легким не хватало воздуха, а мысли слегка путались. В голове прокручивался страшный сон о том, как издатель берет написанные ею страницы и одну за другой скармливает огромной тестомешалке.

Дженни лежала на спине, раскинув руки и ноги, словно кровать была плотом, а она – единственным спасшимся с потонувшего корабля. Некоторое время Дженни бессмысленно смотрела в потолок, с которого свисала чужая люстра, потом осторожно села.

На ней была серая футболка в тонкую белую полоску – настолько большого размера, что соскальзывала с плеча, – и пара толстых хлопчатобумажных носков, тоже больших. А еще… Дженни подняла вверх край футболки… мужские боксеры в клетку.

Она сидела посреди кровати Рурка Макнайта – его огромной кровати, застеленной ужасно дорогим постельным бельем. Дженни посмотрела на ярлычок подушки. Кто бы мог подумать, что Рурк Макнайт так любит комфорт?

В дверь тихо постучали и, не дожидаясь приглашения, вошли. Рурк нес по кружке кофе в каждой руке и утреннюю газету под мышкой. Он был одет в линялые джинсы и обтягивающую футболку с надписью. У ног Рурка крутились три лохматых пса.

– Мы попали на первую полосу, – сообщил он, поставив кружки с кофе на столик возле кровати, и развернул «Авалонский трубадур».

Дженни туда не смотрела. Не сейчас. Она все еще пребывала в растерянности и в плену сна, удивляясь, почему же она так быстро проснулась?

– Который час? – спросила она.

– Чуть больше семи. Я старался не шуметь, чтобы дать тебе поспать.

– Я удивлена, что вообще заснула.

– А я нет. Черт, ну и длинный вчера выдался денек.

Это еще мягко сказано. Полдня Дженни смотрела, как пожарные борются с пламенем, до самого последнего уголька. Стоя под тяжестью серого зимнего неба, она наблюдала за тем, как ее родной дом превращается в черную груду обуглившегося дерева, разрушенных труб, креплений и сгоревших вещей.

Посреди обломков стоял камин, единственный выживший при пожаре предмет. Кто-то объяснил Дженни, что, как только следствием будет установлена причина пожара и работник страховой службы съездит на место происшествия, члены спасательного общества разберут руины и найдут сохранившиеся вещи. Потом обломки будут утилизированы. Дженни дали пакет с формами, которые необходимо будет заполнить, и попросили оценить стоимость сгоревшего имущества. К формам она так и не прикоснулась. Разве непонятно, что самое ценное не может быть измерено деньгами?

Дженни просто стояла там с Рурком, слишком потрясенная произошедшим, чтобы что-то говорить или планировать. Дрожащей рукой она подписала несколько бумаг. Ближе к вечеру Рурк заявил, что везет ее к себе домой. У Дженни не было сил даже возразить. Рурк накормил ее куриным супом быстрого приготовления, крекерами и предложил лечь спать. По крайней мере, это у Дженни, которая валилась с ног от усталости, получилось легко.

Теперь Рурк сидел на краю кровати, и его профиль очерчивал слабый утренний свет, пробивающийся сквозь полупрозрачные белые занавески на окне. Рурк еще не побрился, и золотистая щетина сглаживала линии его нижней челюсти. Футболка, истончившаяся и выцветшая от многолетней стирки, четко обрисовывала мускулистую грудь.

Собаки лохматой кучей плюхнулись на пол. А Дженни показалось, что во всей этой ситуации есть что-то нереальное. Она сидела на кровати Рурка. В его комнате. Рурк принес ей кофе. Читал с ней газету. Что-то здесь не так.

Ах да, вспомнила Дженни. Они же спали вместе.

По сравнению с тем, что вообще произошло, эта мысль показалась Дженни маловажной. У нее умерла бабушка, сгорел дом. Пусть она спала с Рурком в одной постели, сейчас это не самое главное. Но все окончилось лишь дурным сном, и это казалось Дженни нечестным.

«Ну-ка, посмотрим». Она потянулась к газете, придвигаясь к Рурку. Так обычно вели себя влюбленные: сидели вместе на кровати и, попивая кофе, читали газету. Только потом Дженни увидела перед глазами эту фотографию. Большую, цветную, на первой полосе. «О боже, – подумала Дженни. – Мы смотримся…»

Как пара. Дженни никак не могла отделаться от этой мысли. Фотограф поймал тот момент, когда Рурк обнял ее сзади и приблизил губы к уху, как будто наклонился прошептать что-то. Пылающий огонь сзади добавлял драматичности. На самом же деле в этот момент Дженни била такая дрожь, что у нее стучали зубы, а Рурк шептал ей на ухо вовсе не нежности, а просто объяснял, что теперь у нее нет дома.

Дженни ничего не сказала, надеясь, что романтичность снимка – это всего лишь плод ее фантазии. Она отпила кофе и просмотрела статью.

– Поврежденная электропроводка? – удивилась Дженни. – Откуда им известно, что это из-за поврежденной электропроводки?

– Это лишь предположение. Мы все узнаем после расследования.

– И почему у тебя такой прекрасный кофе? – спросила Дженни. – Он же просто великолепен.

– Ты что-то имеешь против?

– Я и представить не могла, что ты так хорошо варишь кофе. – Дженни сделала очередной глоток, наслаждаясь вкусом.

– У меня много талантов. Некоторые люди обладают даром хорошо варить кофе, – добавил Рурк шутливо-серьезным тоном. – Они известны как кофейные маги.

– А как ты узнал, что мне нравится, когда в кофе добавляют много сливок?

– Я изучил все твои вкусы, начиная с того, как ты пьешь кофе, какими полотенцами вытираешься после душа и заканчивая твоей любимой радиостанцией. – Рурк сидел уперев локти в колени и держал в руках кружку.

– Ах-хах! Отличная шутка, Макнайт!

– А я думал, тебе понравится. – Он допил свой кофе.

Дженни подтянула колени к груди и натянула на них футболку.

– Я знаю, это просто слова, но чашка хорошего кофе делает самые тяжелые жизненные ситуации не столь ужасными. – Закрыв глаза, Дженни отпила еще, наслаждаясь приятным вкусом и стараясь как следует прочувствовать настоящий момент. Учитывая все произошедшее, это было единственное безопасное место. Здесь. С Рурком. На его кровати.

– Что смешного? – спросил он.

Дженни открыла глаза. Только сейчас она поняла, что смеется.

– Я всегда думала, каково это – провести ночь в твоей постели.

– Ну и каково?

– Ну… – Дженни поставила кружку на столик. – Постельное белье из разных комплектов, но ткань чудесная. И все чистое. Не просто постиранное, а чистое. Такое бывает, когда белье меняют часто, а не раз в год. Четыре подушки и очень удобный матрас. Что же еще нужно?

– Спасибо.

– Я не уверена, что это был комплимент, – предупредила Дженни.

– Тебе понравилась моя кровать: постельное белье чистое, матрас удобный. Как же это может не быть комплиментом?

– Потому что я не могу решить, как это тебя характеризует. Как замечательного человека, который ценит хороший ночной сон, или как мужчину, который привык водить домой женщин, поэтому много внимания уделяет кровати.