– Нет, моя девочка. – Она склонила голову набок. – Как ты, уверена, знаешь, в Новом свете женщин-докторов нет. Я – целитель.

– А какая разница?

Она снова пробежала пальцами по лбу.

– И в самом деле, какая разница? – Уронила руки на колени и уставилась на них. – Хоть мы тут и заперты, слухи добираются и до нас. Слухи о том, что мужчин по всему городу отделили от женщин. Об армии, которая прибудет, возможно, прямо сегодня. О резне, которая придет с холмов и заберет наши жизни. Все, без разбору, невзирая на то, как хорошо мы сдались.

Она подняла на меня ставший твердым взгляд.

– И тут появляешься ты.

Я отвела глаза.

– Я ничего особенного собой не представляю.

– Да неужто? – Кажется, я не слишком ее убедила. – Девочка, ради которой пришлось расчистить целый город? Чью жизнь мне велено спасать даже ценой моей собственной? Девочка, – тут она наклонилась ко мне, словно желая заставить меня слушать, – только-только из великого черного ничто?

Я аж дышать на мгновение перестала и только понадеялась, что она не заметила.

– С чего вы это взяли?

Она улыбнулась, совсем не зло.

– Я – целитель. Первым делом я вижу кожу – и, поверь, знаю ее хорошо. Кожа рассказывает историю человека: где он был, что он ел, кто он такой. На твоей есть поверхностные следы погоды – там, где она была открыта миру, но вся остальная – нежнейшая и белейшая, какую я только видела за двадцать лет работы. Хорошей работы. Слишком нежная и белая для планеты, населенной фермерами.

Я все еще на нее не смотрела.

– Ну, и слухи, опять же. Их приносили беженцы… о том, что грядут новые поселенцы и их будет еще больше. Тысячи.

– Пожалуйста… – В глазах опять поднялась вода, которую я тщетно пыталась остановить.

– И ни одна девочка из Нового света не спросила бы женщину, доктор ли она.

Я сглотнула. Закрыла рот рукой. Где же он? Плевать мне на все это, потому что… где же он?

– Я знаю, что тебе страшно, – сказала мистрис Койл. – Но сейчас мы все в этом городе страдаем от слишком большого, небывалого страха, и с этим я ничего не могу поделать. – Она протянула загрубелую руку и коснулась моей. – Но, возможно, с этим что-то сумеешь поделать ты. Чтобы помочь нам.

Я еще раз сглотнула, но ничего не сказала.

Есть только один человек на свете, которому я могу доверять.

И он не здесь.

Мистрис Койл откинулась в кресле.

– Но, по крайней мере, мы спасли тебе жизнь. Маленькое знание подчас несет большое утешение.

Я глубоко вздохнула, обвела глазами комнату. В окно лился солнечный свет, а само оно глядело на деревья, на реку, ту самую реку, вдоль которой мы бежали к… к тому, что обещало безопасность. Казалось немыслимым, что в такой сияющий день где-то могло твориться что-то плохое… что на пороге может поджидать опасность, что идет какая-то армия.

Но армия и правда шла.

Армия есть!

И с мистрис Койл она дружить не станет, что бы там ни случилось с…

Мне стало больно.

Но я все равно набрала воздуху…

…и начала говорить.

– Меня зовут Виола Ид.

– Новые поселенцы, говоришь? – с улыбкой проговорила Мэдди.

Я лежала на боку; она разматывала длинные бинты у меня вокруг туловища. Снизу они оказались пропитаны кровью; кожа пыльная и цвета ржавчины там, где кровь высохла. В животе дырка, затянутая тонкой ниткой.

– Почему не болит? – пробормотала я.

– Потому что джефферов корень на повязке, – объяснила она. – Природный опиат. Боли не будет, но и в туалет ты месяц ходить не сможешь. Зато уже через пять минут будешь дрыхнуть.

Я очень-очень осторожно потрогала кожу вокруг огнестрельной раны. На спине должна быть еще одна – там, где пуля вошла.

– Почему я не умерла?

– А ты бы предпочла умереть? – Она снова улыбнулась, потом нахмурилась, но это была самая улыбчивая хмурь, какую я в жизни видела. – Не стоит мне шутковать. Мистрис Койл всегда говорит, для правильного целителя мне не хватает серьезности.

Она намочила тряпку в миске горячей воды и принялась обмывать раны.

– Ты не умерла, потому что мистрис Койл – лучший целитель во всем Убежище. Лучше любых так называемых докторов, какие есть в этом городе. Даже плохие парни это знают. Почему, думаешь, они тебя сюда принесли, а не в клинику?

На ней был такой же длинный белый халат, как на мистрис Койл, но еще – короткий белый чепец с синей протянутой ладонью: она сказала, такой носят ученицы. Вряд ли ей было намного больше моего – ну, год или два, как бы они там ни меряли возраст на этой планете, но руки у нее были уверенные, ласковые и твердые.

– Ну, – голос прозвучал обманчиво легко, – и насколько же плохи эти плохие парни?

Дверь отворилась. Низенькая девочка, тоже в ученическом чепце, молоденькая, как Мэдди, но с темно-коричневой кожей и тучей на челе, просунулась внутрь.

– Мистрис Койл говорит, заканчивай тут.

Мэдди даже глаз от моих новых пластырей не подняла.

– Мистрис Койл знает, что у меня было время только на половину процедуры.

– Нас вызывают, – пискнула девочка.

– У тебя нас все время куда-то вызывают, Коринн.

Пластыри были почти такие же хорошие, как у меня на корабле: у меня от них уже холодило живот, а веки тяжелели и опускались. Мэдди закончила спереди и пошла отрезать еще, для спины.

– Не видишь – я занята?

– Там мужчина пришел, с ружьем, – выдала Коринн.

Руки Мэдди замерли в воздухе.

– Всем велели прийти на городскую площадь. И тебе, Мэдди Пул, чем бы ты там ни занималась. – Коринн вызывающе скрестила руки на груди. – Бьюсь об заклад, это идет армия.

Мэдди посмотрела мне в глаза. Я отвела взгляд.

– И увидим мы конец мира и свой, – провозгласила Коринн.

– Веселая ты у нас. – Мэдди закатила глаза. – Скажешь мистрис Койл, я буду через две секунды.

Коринн кисло посмотрела на нее, но убралась. Мэдди доделала повязку на спине. Я к этому времени уже почти уплыла.

– Теперь давай спи, – сказала Мэдди. – Все будет хорошо, вот увидишь. С чего бы им тебя спасать, если они все равно хотят…

Она не договорила. Только поджала губы, но потом все равно улыбнулась.

– Я всегда говорила, у Коринн серьезности хватает на всех нас вместе взятых.

Эта улыбка и была последним, што я увидела, прежде чем провалиться в сон.

– ТОДД!

Я проснулась рывком. Кошмар уже уносило прочь. Тодд ускользал от меня, исчезал…

Что-то стукнуло об пол. Книга свалилась у Мэдди с колен, а сама она терла глаза и зевала в кресле у кровати. Стояла ночь, в комнате было темно: только маленькая лампа горела на столике, за которым Мэдди полагалось читать.

– Кто такой Тодд? – Она снова зевнула, но уже сквозь улыбку. – Твой парень?

Но увидав выражение на моей физиономии, она живо перестала дразниться.

– Он кто-то важный?

Я кивнула, все еще тяжело дыша после кошмара; волосы прилепило ко лбу от пота.

– Кто-то важный.

Она налила мне воды из кувшина.

– Что случилось? – Я отпила глоток. – Вас куда-то вызывали?

– А, да. – Она снова плюхнулась в кресло. – Это было интересно.

Она рассказала, как все в городе (даже больше не в Убежище – в Новом Прентисстауне; от этого имени у меня в животе все сжалось) собрались на площади и смотрели, как к ним входит армия и как новый мэр казнит старого.

– Ну, только он его не казнил, – покачала головой Мэдди. – Он его пощадил. Сказал, что и нас всех тоже пощадит. Что больше не даст нам лекарства от Шума, и мужчины этому сильно не обрадовались, потому что вообще-то это было очень здорово – не слышать его последние полгода, но мы все должны знать свое место и помнить, кто мы такие, и еще мы все вместе будем строить новый дом, готовясь к прибытию следующих поселенцев.

Она сделала большие глаза и подождала, пока я чего-нибудь скажу.

– Я и половины не поняла, – вздохнула я. – Так лекарство правда есть?