— Может, он сумел каким-то образом надавить на Каддафи?

— Каддафи — пожизненный президент. На такого не надавишь. Его и шантажировать-то нечем.

— Одну минуту. — Хуан прошел на мостик и снял со стены микрофон. Вахтенный в командном центре отозвался мгновенно. — Сделай одолжение, — попросил Хуан, — посмотри, не сообщали ли в прессе о преступлениях с участием граждан Ливии в течение месяца до седьмого февраля этого года.

— Вы что-то подозреваете? — поинтересовался дипломат, когда Хуан вернулся.

— Министром иностранных дел не назначат человека с улицы. — Кабрильо ужасно хотелось вызвать Оверхолта и потребовать, чтобы вице-президента не пускали вечером на прием. — Возможно, Гами и не связан с аль-Джамой, но я все равно ему не верю. Ни на йоту. Устроил тут дипломатическое шоу, превратил конференцию в дело всей своей жизни… — Хуан замолчал.

— Что?

— Время. Время и еще ваша должность. — Теперь он говорил увереннее. — Вы оказались в лагере у людей аль-Джамы. Это не совпадение. Уверен, аль-Джама так или иначе связан с Гами.

— Капитан, вы забываете, что речь идет о моей родине, хотя гордиться и нечем. Мы давали убежище террористам, разрешали строить тренировочные лагеря — в них всегда работали политические заключенные, тут нет ничего необычного.

— Но ведь Ливия осудила терроризм.

— Осудила, а в правительстве все равно нет единства. Например, у министра юстиции другое мнение. Я точно знаю: раньше он поддерживал аль-Джаму.

— Так вы думаете, Гами тут ни при чем?

— Вполне возможно, хоть мне и не хочется этого признавать. А уж у меня-то причин его не любить побольше, чем у многих. Он занял мой пост и даже живет в моем доме!

Рация на мостике затрещала. Хуан опять шагнул внутрь и нажал кнопку.

— Да?

— Если ты ожидал чего-то сногсшибательного, то, увы, разочарую. Двух ливийцев арестовали в Амстердаме за контрабанду героина, один погиб в Швейцарии в автокатастрофе — кроме него еще четыре трупа. В Венгрии гражданина Ливии арестовали за насилие в семье, еще одного — за покушение на убийство, но уже тут рядом, в Тунисе: не поделил что-то с продавцом.

— Спасибо. — Хуан вернулся к тунисцу. — Тупик.

— А что вы ожидали услышать?

— Если честно, не знаю.

Сорокаместный катер опустили со шлюпбалок. Бывшие заключенные поднимались на борт через проход в релинге. Пойдут с перегрузкой, иначе всех не забрать. Впрочем, катера полностью крытые, вдобавок особой конструкции — с повышенной остойчивостью, так что даже при урагане пассажирам ничего не грозит, разве только теснота.

Хуан еще раз пожал министру руку.

— Удачи.

Вот и последний ливиец благополучно взошел на борт. Хуан кивнул Грегу Чеффи. Тот очень расстроился, что приходится покидать корабль. Впрочем, Кабрильо тоже не прыгал от восторга, когда узнал, что Алана ускользнула с группой Линды без его разрешения.

Он помахал на прощание механику, который поведет судно, — тот нырнул в плексигласовый люк и задраил его за собой. Заработали лебедки: они опустили катер на воду у борта «Орегона». Стропы тут же отцепили изнутри, затарахтел мотор, и суденышко стало понемногу отходить от гигантского сухогруза.

Подошел второй катер, который спустили с левого борта. Они будут держаться вместе всю ночь и постараются вернуться как раз к завтраку.

На потайном лифте Хуан спустился в командный центр за рулевой рубкой и занял свое кресло. Он до сих пор не придумал, как подобраться к «Сидре» и как не топить фрегат после того, как госсекретарь будет спасена. В углу главного экрана светились показания радара. Ливийцы — а их детекторы значительно уступали в дальности современным системам «Орегона» — даже не подозревали, что за ними следят. Фрегат лениво полз на восток в какой-то миле от берега, едва делая восемь узлов. Кроме «Сидры» на экране виднелся только супертанкер, следующий параллельным курсом, скорее всего, к нефтяному терминалу в Аз-Завийе.

Кабрильо взглянул на часы. До начала приема в доме Гами оставалось чуть больше часа. Гости, наверное, уже в пути. Через два часа совсем стемнеет. Луна сегодня в первой четверти, выйдет только после полуночи — данное обстоятельство до предела сужает интервал для активных действий.

Хуан решил отвлечься, выбросить из головы проблемы — глядишь, вдохновение его и посетит. Он полез в Интернет посмотреть полицейские отчеты о происшествиях с ливийцами. Особенно жуткой оказалась автокатастрофа в Швейцарии. Три жертвы обгорели до неузнаваемости — их пришлось опознавать по зубам, — личность же водителя, ливийского студента, установили исключительно потому, что он управлял взятым в аренду автомобилем.

Проглядев еще пару отчетов, Кабрильо вспомнил недавний разговор на палубе и отыскал фотографию министра юстиции. С экрана смотрело отталкивающее, уродливое лицо: нос картошкой, глаза — узкие щелочки, кожа вся в оспинах. Мало того: у министра недоставало половины нижней челюсти, а пересаженная кожа была так туго натянута, что блестели многочисленные шрамы и шрамики. По официальной информации, министра ранило во время американской бомбежки Триполи в 1986 году, но, порывшись в базе данных ЦРУ, Кабрильо выяснил, что на самом деле его до полусмерти избил обманутый муж.

Хуан усмехнулся. То ли дело его новый знакомый — бывший министр иностранных дел. Вот кто держится молодцом — человека лишили поста, посадили в тюрьму, мучили непосильной работой, а он все равно отказывается обвинить во всем Гами. Ливийца куда больше волнует, что Гами занял его дом.

— Местечко, должно быть, первый класс, — пробормотал Хуан.

Отыскать в Интернете статью о жилище Али Гами оказалось нетрудно. Нашелся и адрес, по которому Хуан на специальном сайте легко определил координаты GPS и ввел их в Google Earth. Компьютер попытался приблизить изображение, так что оно на мгновение расплылось… А в следующее мгновение Кабрильо взвился со стула, чем перепугал всех, кто оказался в командном центре.

Он ткнул кнопку на подлокотнике кресла и бросил в микрофон:

— Макс, давай живо сюда! У нас проблемы.

Кабрильо вернулся к монитору. Дом, окруженный стеной, стоял посреди пустыни, за многие километры от населенных пунктов. Внутри подъездная дорожка, по которой автомобили подъезжают к парадному входу. Сбоку солярий со стеклянной крышей, а живые изгороди позади дома образуют настоящий лабиринт. На крыше спутниковая антенна.

Каких-то сорок восемь часов назад Кабрильо уже видел этот дом — правда, в качестве декорации.

Хуан мгновенно все понял. Нападение случится сегодня. Аль-Джама нанесет удар до конференции, он хочет показать, что никаких переговоров о мире не будет — нечего и пытаться. Учитывая пристрастие террориста к драматическим эффектам и к обезглавливанию неверных, нетрудно сообразить, что послужит сигналом. Кабрильо представил хрупкую шею Фионы Катаморы и возвышающуюся над ней фигуру с мечом.

Он закрыл глаза, и меч сверкающим полумесяцем ринулся вниз.

Палач придирчиво осмотрел помещение. Он был один. Свидетели — этих счастливчиков определил жребий — пока не пришли. Между тем именно для свидетелей предназначалась большая часть залы. Задник — кусок плотной черной материи — уже свисает с трубы. Проверенная камера закреплена на штативе. Связь в полном порядке. Пол застелен плотным полиэтиленом — так убирать легче.

Палач вспомнил, как впервые отсек человеку голову мечом. У жертвы оказалось повышенное давление, сердце бешено стучало — вот кровь и хлынула фонтаном. Ее было столько, что тогда, в Багдаде, они предпочли не отмывать полы и стены, а просто больше не появляться в этом доме.

Сегодня предстоит одиннадцатая казнь. Палач ждет ее с нетерпением. Раньше ему не доводилось убивать женщин, во всяком случае мечом. Десятки их погибли от взрывов, что он устраивал по всему свету, от Индонезии до Марокко. Это не считая жительниц Ирака и Афганистана, словивших шальную пулю в перестрелке с американцами.