Утром над рекой висел густой, словно пар, предрассветный туман, зацепившийся за полоску леса. Шаман вышел из дома и, обойдя надворную постройку, пошел помочиться в быстрый поток. Сквозь верхние границы тумана пробивался свет оранжевого диска, заставляя нижние слои ослепительно сиять. Мир был юн, и прохладен, и хорошо пах, и та часть реки и леса, которые он видел, соответствовала постоянной тишине у него в ушах. Если сегодня кто-то собирается ловить рыбу, подумал Шаман, то лучше это сделать пораньше.

Мальчик отвернулся от реки. По пути к дому была могила. Когда сквозь клочья тумана он разглядел там какую-то фигуру, то не почувствовал страха: в нем боролись недоверие и ошеломляющее, захлестывающее, сладчайшее счастье и признательность. «Дух, я вызываю тебя сегодня. Дух, я говорю с тобой сейчас».

— Маква! — радостно закричал он и бросился к ней.

— Шаман?

Когда он подбежал, то первым сокрушительным разочарованием стал тот факт, что это не Маква.

— Луна? — произнес он с вопросительной интонацией: она так плохо выглядела, что была сама на себя не похожа. На Луне было старое и грязное синее платье, порванное на правом плече, и туфли, как у белых.

Только теперь он увидел позади Луны двух мужчин. Первый, Каменный Пес, некогда работавший на Джея Гайгера, был раздет до пояса и носил штаны из оленьей кожи. Второго индейца он не знал. Незнакомец был одет в домотканые штаны и рваную рубаху. Оба мужчины были обуты в мокасины. В руках они держали знакомые Шаману предметы — головку сыра, копченый окорок, сырую баранью ногу, — и он понял, что они залезли в кладовку.

— Виски есть? — спросил Каменный Пес, двигаясь к дому, и Луна что-то резко произнесла на языке сауков и тяжело осела на землю.

— Луна, что с тобой? — спросил Шаман.

— Шаман. Такой большой. — Она удивленно смотрела на него. Он опустился рядом с ней на колени.

— Где ты была? Другие тоже пришли?

— Нет… другие в Канзасе. В резервации. Оставила там детей, но… — Она закрыла глаза.

— Я позову отца, — сказал он, и глаза открылись.

— Они причинили нам столько зла, Шаман, — прошептала она. Ее пальцы вцепились в его ладонь и не отпускали.

Шаман почувствовал, как что-то отделилось от ее тела и проникло в его ум. Словно к нему вернулся слух, и грянул гром, и он понял — непонятно как, но понял, — что с ней произойдет. В руках возникло покалывание. Он открыл рот, но не смог закричать, не смог предупредить ее. Он окаменел от страха, которого раньше никогда не испытывал, более сильного, чем ужас перед возвращением глухоты, намного хуже, чем все, что он испытал в своей жизни.

Наконец он смог разжать ее пальцы.

Он помчался к дому так, как будто это был его единственный шанс.

— Папа! — завопил он.

К тому, что его будят из-за срочного случая, Роб Джей уже привык, но из-за истерики сына ушло несколько минут на то, чтобы понять, в чем дело. Шаман не переставая лепетал, что Луна вернулась и что она умирает. Когда родители сумели убедить сына смотреть на их губы, чтобы задать ему вопросы, то наконец поняли, что Луна действительно вернулась и что она очень больна и лежит на земле у реки. Они выскочили из дома.

Туман быстро поднимался. Видимость улучшилась, и у них не возникло никаких сомнений: больше у реки никого не было. Родители потребовали, чтобы Шаман снова им все рассказал, в подробностях; и это повторилось несколько раз. Он настаивал, что действительно встретил Луну, и Каменного Пса, и еще одного саука. Он описал, что на них было надето, что они говорили, как выглядели.

Услышав о том, что было в руках у индейцев, Сара поспешно ушла, а когда возвратилась, ее лицо было искажено гневом: кладовку взломали и некоторые продукты, которые достались им с таким трудом, отсутствовали.

— Роберт Коул, — сердито спросила мать, — может, ты сам взял всю эту еду, из баловства, и выдумал историю о возвращении сауков?

Роб Джей прошел сначала вверх по течению, затем вниз, выкрикивая имя Луны, но ответа не получил. Шаман горько рыдал.

— Она умирает, папа.

— Да откуда тебе знать?

— Она взяла меня за руки… — Мальчик задрожал.

Роб Джей посмотрел на сына и вздохнул. Затем кивнул, подошел к Шаману, обнял его и крепко прижал к себе.

— He пугайся. Ты не виноват в том, что произошло с Луной. Я поговорю с тобой об этом и попытаюсь объяснить. Но прежде всего, думаю, я должен постараться найти ее, — заключил он.

Он оседлал лошадь и пустился на поиски. Все утро бродил по краю густого леса на берегу реки, потому что, если бы он сам сбежал и хотел бы спрятаться, то пошел бы именно в лес. Сначала он двинулся на север, к Висконсину, а затем вернулся и направился на юг. Время от времени он звал Луну по имени, но ответа так ни разу и не получил.

Возможно, во время поисков он проехал рядом с ними, просто не заметив беглецов. Три саука вполне могли спрятаться в соседнем подлеске, наблюдая, как мимо проезжает Роб Джей — вероятно, даже несколько раз. Вскоре после полудня он признался себе, что не знает, как мыслят беглые сауки, потому что он-то не беглый саук. Возможно, они сразу же ушли подальше от реки. Был конец августа, и прерию покрывали высокие травы, которые скроют продвижение трех человек, а кукурузные поля, где маис уже поднялся выше человеческого роста, обеспечивали прекрасное укрытие.

Наконец он сдался и отправился домой. Навстречу ему выбежал Шаман. Мальчик не смог скрыть разочарования, узнав, что поиски отца ни к чему не привели.

Роб уединился с сыном под деревом на берегу реки и рассказал ему о даре — о том, как он иногда появлялся у некоторых членов семьи Коулов, еще в глубине веков.

— Но дар приходит не ко всем. Иногда он пропускает поколение. У моего отца был дар, а у брата и дяди — нет. К некоторым Коулам он приходит в очень юном возрасте.

— А у тебя он есть, папа?

— Да.

— А сколько тебе было лет, когда…

— Впервые я ощутил его, когда был почти на пять лет старше тебя.

— Но что это? — тихо спросил мальчик.

— Понимаешь, Шаман… Я и сам не знаю. Я только знаю, что волшебство тут совершенно ни при чем. Думаю, это своего рода чувство, как зрение, или слух, или обоняние. Некоторые из нас могут взять человека за руки и сказать, умирает ли он. Я считаю, что это просто сильно развитая чувствительность — ну, как некоторые могут почувствовать пульс, касаясь различных частей тела. Иногда… — Он пожал плечами. — Иногда это просто сноровка, которая очень помогает, если ты врач.

Шаман, не переставая дрожать, кивнул.

— Думаю, он пригодится мне, когда я сам стану врачом.

Робу Джею пришлось смириться с тем, что, если его сын уже достаточно вырос, чтобы узнать о даре, то будет готов и узнать кое-что еще.

— Ты никогда не станешь врачом, Шаман, — мягко сказал он. — Врач обязательно должен слышать. Я пользуюсь слухом каждый день, когда лечу пациентов. Я слушаю их легкие, я слушаю их дыхание, я прислушиваюсь к звуку их голоса. Врач должен быть в состоянии услышать просьбу о помощи. Врачу нужны все пять чувств.

Взгляд сына больно резанул его.

— Тогда кем я стану, когда вырасту?

— У нас хорошая ферма. Вы со Старшим можете заниматься ею, — предложил Роб Джей, но мальчик покачал головой. — Ну, тогда ты можешь заняться коммерцией или, может быть, работать в магазине. Мисс Барнем говорит, что ты самый умный ученик, которого она когда-либо учила. Ты и сам мог бы стать учителем.

— Нет, я не хочу никого учить.

— Шаман, ты еще маленький. И у тебя есть еще несколько лет до того, как тебе придется принимать решение. А пока держи глаза открытыми. Присматривайся к людям, к их работе.

Существует масса способов заработать себе на хлеб. Ты можешь выбрать любой из них.

— Кроме одного, — заметил Шаман.

Роб Джей никогда не позволил бы себе подвергать своего сына ненужной душевной боли, позволяя ему и дальше мечтать о том, что, как он искренне верил, никогда не осуществится.