После ужина отец снова нагрел воды и стал тщательно мыть все тело пациента; остальные мужчины смотрели на него сначала с подозрением, а затем — со скукой. Они легли на пол и один за другим уснули, но Шаман не спал. Скоро он увидел, как больного сильно вырвало.

— Виски и эфир плохо сочетаются, — заметил его отец. — Ложись спать. Я обо всем позабочусь.

Шаман послушался и вскоре крепко спал. Пробудился оттого, что отец сильно тряс его. Он велел Шаману надевать верхнюю одежду. Через щели уже пробивался серый свет. Толстяк лежал на полу и смотрел на них.

— Рана будет болеть недели две или три, — сообщил ему отец Шамана. — Я оставлю вам немного морфия: его мало, но это все, что у меня есть с собой. Самое главное — рана должна быть чистой. Если начнется гангрена, вызовите меня, я тут же приеду.

Мужчина фыркнул.

— Ха, к тому времени, как ты вернешься сюда, нас уже здесь не будет.

— Ну, если что-то пойдет не так, пошлите за мной. Я приеду туда, куда надо.

Толстяк кивнул.

— Хорошенько заплати ему, — велел он мужчине с белой бородой, и тот достал из мешка пачку банкнот и протянул их врачу. Отец Шамана взял два долларовых банкнота, а остальные положил на одеяло.

— Полтора доллара за ночной вызов, пятьдесят центов за эфир. — Он пошел к двери, но остановился. — Вы, ребята, часом, не знаете что-нибудь о человеке по имени Элвуд Паттерсон? Иногда путешествует с человеком по имени Хэнк Кофф и мужчиной помоложе, по имени Ленни.

Они безучастно смотрели на него. Человек на полу покачал головой. Отец Шамана кивнул, и они вышли наружу, где пахло только деревьями.

На сей раз с ними поехал только мужчина, показывавший дорогу. Он подождал, пока они сядут в седло, после чего снова завязал им глаза платком. Роб Джей слышал, как часто задышал его сын, и пожалел, что не поговорил с мальчиком, пока тот видел его губы.

Его собственный слух напрягся изо всех сил. Их лошадь вели в поводу: он слышал, как впереди стучат копыта. Позади копыт не было. Впрочем, они легко могли бы оставить человека у дороги. Все, что ему нужно было бы сделать, это дать им проехать, наклониться вперед, поднять револьвер в нескольких дюймах от головы пленников и нажать на собачку.

Поездка оказалась долгой. Когда они наконец остановились, он понял: если в них должны выстрелить, это произойдет именно теперь. Но с них только лишь сняли повязки.

— Просто езжайте дальше вперед, ясно? И скоро окажетесь в знакомых местах.

Часто моргая, Роб Джей кивнул, не став признаваться, что уже понял, где они находятся. Они поехали в одном направлении, бандит — в противоположном.

Добравшись до рощицы, Роб Джей остановил лошадь, чтобы справить нужду и размять ноги.

— Шаман, — сказал он. — Ты вчера видел, как я говорил с тем парнем, раненым?

Мальчик удивленно посмотрел на него и кивнул.

— Сын, ты понял, о чем мы говорили?

Еще один кивок.

Роб Джей поверил ему.

— А теперь скажи мне, каким образом тебе удалось понять такой разговор? Может, кто-то тебе что-то рассказывал о… — Он не смог произнести «о твоей матери». — О твоем брате?

— Некоторые мальчики в школе…

Роб Джей вздохнул. Глаза старика — на таком юном лице, подумал он.

— Ладно, Шаман, вот что я тебе скажу. Я думаю, то, что случилось — что мы были с теми людьми, лечили того раненого, и особенно — о чем мы с ним разговаривали… Думаю, все это должно стать нашей с тобою тайной. Твоей и моей. Потому что, если мы расскажем твоему брату или маме, им может быть больно. Они будут волноваться.

— Ладно, папа.

Они снова забрались в седло. Подул теплый ветерок. Наконец-то пришла оттепель, подумал он. Через день-два уже везде побегут ручьи. Неожиданно Шаман заговорил, и Роб Джей испугался того, как напряженно звучит голос сына.

— Я хочу быть таким же, как ты, папа. Хочу быть хорошим врачом.

Робу Джею на глаза навернулись слезы. Мальчик не видел его лица, замерз, проголодался и устал, момент был совсем не подходящим, чтобы попытаться объяснить ему, что, если ты глухой, некоторые мечты осуществить невозможно. Ему пришлось ограничиться тем, что он протянул свои длинные руки за спину и прижал сына к себе. Он чувствовал, как Шаман упирается лбом ему в спину, и на какое-то время перестал терзаться и позволил себе ухватить маленький кусочек сна — как голодающий, боящийся проглотить сразу целую тарелку стряпни, — а лошадь тащилась вперед и везла их домой.

Уважаемый доктор Коул!

Мы получили ваш запрос относительно местонахождения и адреса преподобного Элвуда Паттерсона. С сожалением вынуждены сообщить, что мы не можем быть вам полезными в данном деле.

Как вам, должно быть, известно, наш институт служит и церквям, и американским рабочим Иллинойса, принося Божественную христианскую весть честным коренным мастеровым и ремесленникам данного штата. В прошлом году мистер Паттерсон связался с нами и вызвался помочь нам в нашем служении, что и привело к его посещению вашей общины и ее прекрасной церкви. Но с тех пор он переехал из Чикаго, и мы не обладаем никакой информацией относительно его местонахождения.

Будьте уверены: в случае если мы получим такую информацию, то непременно сообщим вам. Если у вас возникли вопросы, с которыми вам может помочь любой из других прекрасных проповедников, являющихся нашими партнерами, — или если ваш вопрос касается проблем теологии, по поводу которых я могу предоставить вам исчерпывающий ответ, обращайтесь непосредственно ко мне.

Остаюсь вашим братом во Христе,

(подпись)

Оливер Г. Прескотт, д-р богословия,

директор «Старз энд страйпс релиджиус инститьют»

Ответ был примерно таким, какого и ожидал Роб Джей. Он сразу же принялся составлять письма, в которых изложил перечень всех известных ему фактов касательно убийства Маква-иквы. Он написал и о присутствии трех незнакомцев в Холден-Кроссинге, и о том, что обнаружил частички человеческой кожи под тремя ногтями Маквы во время вскрытия трупа, а также о том, что при осмотре в день убийства доктор Барр видел на лице преподобного Элвуда Р. Паттерсона три глубокие царапины.

Он послал такие же письма губернатору Иллинойса в Спрингфилде и обоим его сенаторам в Вашингтоне. Затем заставил себя послать третью копию своему конгрессмену, обращаясь к Нику Холдену официально. Он попросил власти, используя свои возможности, определить местонахождение Паттерсона и двух его товарищей и установить связь между ними и смертью Женщины-Медведя.

В июньской встрече Медицинского общества участвовал гость, врач по имени Нейсмит, приехавший из Ганнибала, штат Миссури. В дружеской обстановке, перед началом деловой встречи, он рассказал о судебном процессе, начатом в Миссури рабом, подавшим иск с требованием признать его свободным человеком.

— Перед войной с Черным Ястребом на должность хирурга здесь, в Иллинойсе, а точнее — в Форт-Армстронге, назначили доктора Джона Эмерсона. У него был негр по имени Дред Скотт. Когда правительство открыло для заселения бывшие земли индейцев, он подал заявку на участок в месте, которое тогда называлось Стивенсон, а сейчас известно как Рок-Айленд. Раб построил на земле лачугу и прожил там несколько лет, достаточный срок, чтобы заявить о себе как о поселенце. Когда хирурга перевели в Висконсин, Дред Скотт переехал вместе с ним, а затем вернулся в Миссури, где доктор и умер. Негр попытался купить свободу себе, своей жене и двум дочерям у вдовы врача. Но, исходя из каких-то серьезных личных причин, миссис Эмерсон отказалась выполнить его просьбу. С тех самых пор этот вконец обнаглевший негр заваливает прошениями суды, утверждая, что в течение многих лет, проживая в Иллинойсе и Висконсине, он был свободным человеком.