Лисандр захромал в сторону боковой двери. Рядом с каждой кроватью высились горы доспехов, которые уставшие ученики сбросили с себя, вернувшись с равнин: нагрудники, помятые персидскими мечами, наручи, на которых запеклась кровь. От каждого предмета веяло смертью.
На небе ярко сияло зимнее солнце, однако воздух был холодным. Лисандр глубоко вздохнул и, щурясь, поднял глаза. По положению светила на небе он догадался, что утро наступило уже давно.
— Привет, Лисандр, — крикнул кто-то из учеников, протирая сонные глаза.
Многие уже вышли во двор. Им разрешили спать дольше обычного. Почему бы нет? Наверное, вся Спарта приходит в себя после битвы и празднеств, венчавших победу.
Лисандр прошел к общему колодцу, до которого от казармы было почти сто шагов, что по длине равнялось половине стадиона, опустил в него ведро — оно с шумом упало в воду — затем он вытащил его и поставил на выступ колодца.
Юноша разделся. От правой подмышечной впадины тянулся огромный синяк, который он заработал после падения во время испытания в горах. В середине тот уже приобрел зеленый цвет, ближе к краям становясь желтым. Руки и ноги Лисандра покрывали свежие шрамы и темно-багровые отметины, оставшиеся после битвы, в которой участвовали он и его товарищи по казарме.
Юноша снял с шеи фамильный амулет, Огонь Ареса. Что он значил для него сейчас? Наверно, именно амулет стал причиной несчастий, выпавших на его долю. Если бы не этот драгоценный камень, Лисандр не узнал бы о своем происхождении, а Тимеон все еще был бы жив. И Сарпедон никогда бы не принес себя в жертву.
«Раньше я гордился этой безделушкой, — с горечью подумал Лисандр. — Теперь она мне кажется проклятием».
Он бросил амулет на лежавший на земле плащ, и достал ведро.
Он лил воду на голову, промывая волосы, и, как мог, оттирал засохшие на теле кровь и грязь, заметив на ноге два почерневших ногтя — от щита, что персидский воин опустил ему на ногу.
— Выглядишь ужасно, — раздался голос позади.
Лисандр обернулся и заметил Демаратоса. С того самого момента, как Лисандр явился в казарму, Демаратос изводил его. Но теперь смертельный враг стал близким другом. Вместе они выжили в горах, бок о бок сражались против персов. Все это связало их крепкими узами доверия и крови.
— Ты ничуть не лучше, — ответил Лисандр.
Голову и ухо Демаратоса прочертил глубокий шрам, под глазом сиял синяк, а бедро, из которого стрела персидского воина вырвала кусок плоти, было перевязано грязной марлей.
Демаратос вытащил ведро с водой, встал на колени и начал мыть грудь и руки.
— Нам дали поспать, — рассмеялся он. — С такими дурными привычками мы раздадимся в талии, как афиняне.
Лисандр взял протянутую им губку.
— Помнишь, — сказал он, — как ты хотел сбросить меня в этот колодец?
Демаратос, сняв повязку, осторожно промывал рану. Ее кое-как зашили предыдущим вечером, но часть ниток, видно, ночью разошлась. Лисандр заметил, что через почерневшие места просвечивает ярко-красная плоть.
— Тебе повезло, — Демаратос широко улыбнулся. — Диокл успел поймать тебя.
Услышав имя бывшего наставника, Лисандр опустил глаза. Он видел, как тот умер на равнине к югу от города, сраженный в грудь двумя стрелами. Как раз после того, как спас Лисандру жизнь. В мирное время Диокл сделал существование Лисандра невыносимым, но в бою прикрыл его.
Несколько рабов суетились у двери казармы, таская воду и одежду усталым ученикам.
— Мой илот сказал, что в нашу честь устраивают пир, — сообщил Демаратос, стряхивая с волос капли воды. — Он состоится в Речном Камыше.
— В таверне для Избранных? — спросил Лисандр, завязывая тунику.
Демаратос кивнул и широко улыбнулся. Речным Камышом называли местность к востоку от города, где река Эврота сужалась и бежала по низким камням, сбивая воду в белую пену. Там у берегов реки стояли казармы для лучших пеших воинов спартанской армии. Они сражались с основными силами персов на севере, а Лисандр и Демаратос столкнулись со второй волной персов, наступавших со стороны Гефейона, расположенного на южном побережье.
— Ты идешь? — спросил Демаратос, направляясь к казарме и обернувшись на него через плечо.
Лисандр взглянул на Огонь Ареса, лежавший в пыли на его плаще. Это бремя для него стало невыносимым.
— Конечно, — откликнулся он. — Подожди немного.
Демаратос обернулся.
— В чем дело?
Из казармы выходили остальные, приближаясь к колодцу. Некоторые хромали, на многих были повязки, прикрывавшие раны, которыми они еще долго будут гордиться.
Лисандр взял амулет на кожаном ремешке и, подойдя к Демаратосу, тихо сказал:
— У меня не осталось сил носить его.
— Не говори глупостей, — ответил тот, нерешительно глядя то на драгоценный камень, то на Лисандра. — Амулет принадлежал твоему отцу. Забирая его в прошлый раз, я не догадывался, что он для тебя значит.
Верно, Демаратос отобрал у него амулет до того, как Лисандр пришел в казарму. Но теперь стычки между ними остались в далеком прошлом.
— Это было давно, — ответил он.
Раздался смех — ребята обливали друг друга водой. После гибели Диокла новый наставник еще не был назначен, и ученики наслаждались кратковременной свободой.
Лисандр взял руку Демаратоса и опустил Огонь Ареса ему на ладонь.
— Я даже сейчас не знаю, что он для меня значит, — сказал Лисандр. — Я бы хотел, чтобы этот камень находился у человека, которому я доверяю. Храни его для меня, хорошо?
Демаратос задумчиво кивнул.
— Если ты так хочешь.
Он опустил голову и завязал амулет у себя на шее. При виде амулета на груди друга, Лисандру немного полегчало.
— Перестань хмуриться, — сказал Демаратос. — Этот пир запомнится нам надолго.
Лисандр зашел в казарму и заметил Идаса, покорно ждущего его у постели.
— Я слышал, кое-кого пригласили в Речной Камыш, — одеваясь, сказал Леонид. — Поздравляю.
Только появившись в казарме, Лисандр не очень доверял Леониду, второму сыну Клеомена, спартанского царя. Он ошибочно принял нерешительность принца за трусость, но после сражения с персидским полководцем Вомисой его сомнения рассеялись. Заняв его место в первой фаланге, Леонид сражался как лев, получивший свое имя в честь этого хищника.
— Не спеши поздравлять его, — предупредил Прокл.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Лисандр.
— Видишь ли, — ответил Прокл, — я слышал, что Филарх Пелей не выносит глупцов и юнцов.
— Чушь, — возразил Леонид. — Он заслужил право сидеть рядом с самыми храбрыми воинами Спарты.
Стоя у кровати, Лисандр вытерся насухо и причесался расческой из слоновой кости. Когда Идас протянул ему тунику, юноша заметил, что у того трясутся руки.
— Тебе нечего бояться, — сказал он, надевая тунику через голову. — Если кто-то бьет своих слуг, это не значит, что все такие.
Идас натянуто улыбнулся, но ничего не ответил. Он протянул Лисандру новый красный плащ — старый разорвался в клочья и потерялся в сражении с армией Вомисы.
Почему-то спартанский плащ, которым он раньше гордился, теперь вселял в Лисандра неуверенность. Грубая красная шерсть казалось, давила на плечи, ему было в нем неуютно.
— Ты сам откуда будешь? — спросил он илота.
— Я из Мессении, [4]— ответил Идас. — Мы пасли скот на западной стороне гор и пришли сюда, когда умер мой отец. Мы живем в поселении илотов.
— В котором?
— Близ Амиклов, — ответил Идас. — Оно принадлежало одному старому эфору, но он умер.
Лисандр вздохнул. Мальчик говорил о его деде.
— Моя семья тоже из Мессении, — сказал Лисандр, стараясь не поддаваться чувству утраты, которое охватило его при упоминании Сарпедона.
Илот не ответил, напряженно глядя на плащ нового хозяина.
— Я скоро вернусь, — пообещал рабу Лисандр. — Держись подальше от всех, и никто тебя не тронет.
Идас слегка поклонился. Лисандр вышел из казармы.