– Вон! – тихо и страшно сказал Ноздряков.

Светлана все поняла и попятилась к двери.

– Вот вы говорите – наследственное, – снова обратился к голосу в телефонной трубке Ноздряков, но там уже слышались только короткие гудки.

Наверное, строгая дама обиделась на не к ней обращенное «вон!».

Ноздряков неуверенно опустил трубку на рычаг и невидяще-ненавидящим взором обвел подчиненный ему коллектив. Кажется, он сейчас решал, что ему с этими людьми делать – увольнять поодиночке или всех скопом, а может, запереть в этой комнате, да и спалить к чертовой бабушке! При взгляде на него можно было поверить в то, что он готов на любое безумство. Это пока у человека все в порядке, его можно не опасаться. А если вдруг несчастья одно за другим посыпались и у клиента поехала крыша – пиши пропало!

Окончательно слететь с катушек Ноздрякову не позволила Альбина.

– И вы думаете, что все закончилось, раз вы ее выгнали? – спросила она. – Ничего подобного! Мы теперь все закодированы. Все, кто находился в одном с ней помещении. Это как сглаз. Как порча. И есть только одно средство…

Тут дверь открылась, и в комнату вошел мрачный дядька с переговорным устройством в руке. За его спиной маячили автоматчики в камуфляже и черных масках.

– Налоговая полиция! – сказал мрачный дядька. – Всем оставаться на местах! Кто тут самый главный?

Наверное, сейчас Ноздряков впервые в жизни пожалел о том, что он – начальник. Был бы вахтером или вовсе, к примеру, каким-нибудь там ассенизатором – вот была бы красота! А уж если безработным, так это совсем предел мечтаний. Но вот не повезло в жизни, он – начальник. Сколько тому мужчине за какую-то там барсетку дали? Четыре года? Здесь четырьмя годами не обойдется. Вон как этот мужик недобро взглядом сверлит. Прямо змей какой-то.

– Кто начальник? – возвысил голос «змей».

– Я! – обреченно признался Ноздряков, окончательно уверовавший в то, что счастья на земле нет.

Попробуй не поверь, если ксерокс сгорел, потолок обрушился, сына вытурили из школы по причине унаследованного от непутевых предков слабоумия, а тебе самому угрожают десять лет отсидки.

– Выемка документов! – зло сказал «змей». – В рамках расследования уголовного дела!

Он говорил и при этом рубил рукой воздух. Ноздрякову почему-то подумалось, что теперь он знает, как рушатся карьеры и ломаются судьбы.

– Предъявите финансовую документацию! – потребовал «змей».

Автоматчики теснились в дверях, являя собой зримое доказательство тезиса о неотвратимости наказания. Ноздряков неуверенным движением выложил на стол перед «змеем» несколько толстенных палок. Он понимал, что несчастья еще только начинаются. Пришла беда – отворяй ворота.

Взгляд Ноздрякова бесцельно-бездумно скользил окрест, как вдруг наткнулся на Альбину. Какой-то рычажок тотчас же соскочил в голове у Ноздрякова. Так, наверное, поменялся в лице Ньютон, когда ему на голову свалилось яблоко. Миг озарения. Момент истины.

– Послушайте-ка, Альбина… э-э-э…

Он запамятовал отчество своей подчиненной, чего с ним не случалось никогда прежде. Оно и понятно – проблемы у человека.

– Григорьевна я, – участливо подсказала Альбина, не помнящая зла.

– Так что вы там говорили, Альбина… э-э-э… Григорьевна, про это вот… про женщину эту… про порчу, в общем?.. Что средство, мол… Что знаете, как…

– Знаю! – с жаром ответила Альбина и прижала руки к груди. – Ой, знаю! Надежно! Стопроцентно! Комар носа не подточит!

– Так-так-так! – засуетился Ноздряков.

Он покосился на «змея», который чуть в стороне перебирал с невозмутимым видом бумажки.

– Значит, тут все дело в том, что нужно ее биополе развернуть, – быстро-быстро зашептала Альбина. – Перпендикулярно его поставить!

– А как? – спросил готовый поверить во что угодно Ноздряков.

– Дело ведь в нашей психике! В мозгах! Понимаете?

– Естественно! – поддакнул стремительно приближающийся к подготовленной для него ловушке Ноздряков.

– Так вот надо сделать так, чтобы было перпендикулярно относительно мозга! Чтобы лучи не пересекали, а как бы шли вдоль! Понимаете?

– Да! То есть нет! То есть отчасти!

– Ну вот так вот! Вот так надо сделать!

Альбина схватила себя за уши и потянула их так, чтобы они торчали перпендикулярно голове. И еще она высунула язык – чтобы тоже, значит, перпендикулярно.

Я услышал, как рядом со мной засмеялся наш оператор, и погрозил ему кулаком.

Ноздряков оторопело глядел на Альбину. И сомневался.

– Ну что же вы! – сделала страшные глаза Альбина.

– Пошли вы к черту! – пробормотал совершенно деморализованный Ноздряков.

– Вы что-то сказали? – оторвался от бумаг «змей».

Под его взглядом несчастному Ноздрякову захотелось умереть. Тут же, на месте. И вдруг он понял, что если уж он даже умереть готов, то все остальное – это тьфу, растереть и забыть! И едва только «змей» снова отвлекся, Ноздряков схватил себя за уши и высунул язык. Мы сейчас его снимали, а надо было бы снимать его подчиненных. Видели ли вы когда-нибудь выражение лиц подчиненных, на глазах у которых только что окончательно сбрендил горячо нелюбимый ими шеф?

Мой оператор беззвучно засмеялся.

– Что же вы мне голову морочите? – недовольным голосом произнес «змей». – Нас фирма «Орфо Лимитед» интересует, а у вас вовсе даже наоборот – ООО «Финансовые ресурсы». Не к вам мы шли. Ошибочка вышла. У вас этаж какой?

– Ч-ч-четвертый, – пробормотал вконец растерявшийся Ноздряков.

– Ну вот! Ну правильно! А нам ведь пятый этаж нужен!

«Змей» поднялся и пошел к двери. Так уходят прочь несчастья.

– Хе-хе-хе! – несмело заблеял Ноздряков.

Глуповатый смешок, да еще он уши руками по-прежнему оттягивал. Вы когда-нибудь видели в таком состоянии человека с двумя высшими образованиями, руководителя департамента, отца немаленького уже ребенка? Если нет, включите телевизор, когда будет идти наша программа. Мы непременно покажем этот сюжет.

Я уже было хотел скомандовать: «Заканчиваем съемку!» – как вдруг там, в комнате, где все и происходило, не выдержала Альбина. Она не засмеялась даже, а расхохоталась. Сложилась пополам. А как иначе можно было реагировать на столь нелепый вид дорогого шефа?

Ноздряков отпустил наконец свои пунцовые уши. Обвел взглядом присутствующих. И вдруг засмеялся тоже. Нормальный мужик, оказывается!

– Все! – сказал я. – Конец съемке!

Мне позвонил Мартынов.

– Женька! Привет!

У вас бывает так – чтоб голос будто откуда-то из прошлой жизни? Давным-давно что-то было, уже и забылось вроде, и вдруг – телефонный звонок, голос в трубке, и ты думаешь про себя: е-мое, как же ты про этого человека мог забыть, как же мог не позвонить ему, ну на Новый год хотя бы, ведь он же… ведь вы же… ведь с ним же…

– Здравствуйте! – сказал я. – Я чувствую себя полной скотиной!

– Почему? – искренне удивился Мартынов.

– Не звонил вам. Будто вовсе забыл о вашем существовании.

– Это неправда – что забыл, – сказал Мартынов. – Ведь так? Просто дел у тебя невпроворот. Программа за программой выходит, я тут по телевизору наблюдаю. Смеюсь, слушай! Это еще у меня не всегда выпадает свободное время, чтоб твою программу посмотреть, а мои домочадцы – те у-у-у!.. Ты как насчет того, чтобы встретиться? Мы ведь не виделись с тобой… сколько?

– Вечность!

– Правильно! – подтвердил Мартынов. – Значит, сегодня?

– Конечно.

Я почему-то чувствовал себя виноватым и потому не стал упрямиться, хотя как раз на сегодняшний вечер у меня была запланирована целая куча дел.

– Где мы встретимся? – спросил я. – Тут один новый ресторан открылся…

– Я согласен, – тотчас же отозвался Мартынов. – Только ты за мной заезжай.

– В прокуратуру?

– Да. Я тебе пропуск выпишу…

– Зачем же пропуск? – сказал я беззаботно. – Я из машины вам позвоню, вы выйдете, и поедем.

– Я пропуск тебе выпишу, Жень, – повторил Мартынов. – И ты ко мне зайдешь.