– Ой! – всплеснула руками тетка в бигуди. – С цветами! Молодец!

Выхватила из Кирилловых рук букет и умчалась куда-то в глубь квартиры. Кирилл растерянно переступил порог и оказался в прихожей, в которой с потолка совсем по-деревенски свешивались косички златобоких луковиц, а вещи были разбросаны в беспорядке и вдобавок пахло пылью и кислыми щами.

– Танькин хахаль пришел! – тараторила где-то в глубине квартиры женщина, нисколько не беспокоясь о том, что ее слова слышны и в прихожей. – Глянь, какой букет мне притащил! Может, богатый?

В последней фразе явно угадывалась надежда.

Кирилл посмотрел на Танечку. Танечка прятала глаза и стремительно пунцовела.

– Давай его сюда, жениха этого! – пробасил мужской голос. – Щас познакомимся!

Интонация была такая, что Кириллу, кажется, уже захотелось развернуться и уйти, но уйти он не успел, потому что тетка в бигуди стремительно ворвалась в прихожую, ухватила Кирилла за руку и увлекла его за собой.

– Мы сегодня немножко не в духе, – сообщила она вполголоса. – Так что вы уж осторожненько…

Танечка бессловесной овечкой плелась за ними следом.

Обладатель выразительного баса обнаружился на кухне, и почти все пространство той кухни он один и занимал – такой был огромный. Шкафоподобный мужик двухметрового роста с большим «пивным» животом, в драной майке и заношенных спортивных штанах с оттянутыми коленками. Он как раз только что встал из-за стола, на столе присутствовали початая бутылка дешевой водки, давно не мытый стакан, надкусанная луковица, краюха высохшего хлеба и две курицы – совсем не живые и уже даже ощипанные. Их вполне живой собрат-петух важно прохаживался по полу, но что-то подсказывало, что ходить ему осталось совсем недолго.

Танечка, которая только что впервые увидела своего «папу», испытала немалое потрясение. Все происходящее мы снимали из своего укрытия из-за зеркального стекла, я стоял рядом с нашим оператором и видел выражение лица девушки, но на нее, к счастью, никто не обращал внимания. Костику, например, совсем не до Танечки сейчас было.

– Ну че? – сказал папаша. – Знакомиться будем?

И протянул Кириллу свою ладонь-лопату.

Его жена в это мгновение за спиной муженька ухватила початую бутылку водки с явным намерением спрятать ее куда-нибудь подальше, но не успела. Папаша отдернул руку, которую уже готов был пожать Кирилл, собрал ее в кулак и тот кулак поднес к носу своей супруги.

– Видела? Поставь на место!

Женщина смотрела на тот кулак как завороженная. И Кирилл – тоже. Размеры кулака его впечатлили.

Вам знакомо выражение «пудовые кулаки»? Сразу представляется: они такие огромные, размером чуть ли не с человеческую голову, таким ударить по столу, и стол развалится. Представили? Так вот, у мужика были двухпудовые кулаки. Ими можно было запросто забивать в грунт бетонные сваи. Что-то такое об этих кулаках женщина знала, наверное, потому что как загипнотизированная, не спуская с тех кулаков взгляда, медленно вернула бутылку водки на стол.

– Будем знакомиться, – как ни в чем не бывало произнес мужик и снова протянул Кириллу ладонь-лопату. – Оглоедов моя фамилия. Отчим я этой дурехе.

Последовал кивок в направлении совершенно деморализованной Танечки.

– А ты хахаль ее очередной, да?

– Папа! – пискнула протестующе Танечка.

– Молчать! – рявкнул Оглоедов.

В шкафчике звякнула посуда. Петух испуганно метнулся в угол и спрятался за переполненным мусорным ведром.

– Разговорились, бляха-муха! – громыхал осерчавший Оглоедов. – Я вас научу политесу!

Кирилл смотрел на него со всевозрастающим волнением. Ничего подобного он увидеть не ожидал.

Проведя воспитательную работу в возглавляемом им коллективе, Оглоедов несколько успокоился, хотя градус его настроения, как было видно, так и не возвратился из зоны отрицательных величин.

– Ну, рассказывай! – сказал он хмуро, обращаясь к Кириллу.

– О ч-чем?

– Ты че, заикаешься? – неприятно удивился Оглоедов.

– Нет, это я сегодня в первый раз.

– Ты смотри у меня, – туманно погрозил Оглоедов. – Не балуй, в общем. Так ты кто?

– Кирилл.

– Я вижу, что не Прасковья. По жизни ты кто? Приторговываешь? Или, может, в автосервисе?

– Я учусь.

– Студент?

– Студент.

– Ну надо же! – сказал Оглоедов, впервые за время общения проявляя интерес к собеседнику. – На кого учишься?

– Буду специалистом по индоевропейским языкам.

– Переводчиком, что ли? – не поверил в близкое счастье своего собеседника Оглоедов.

– Нет, теоретические изыскания.

Судя по выражению лица Оглоедова, он так и не понял, что там к чему, но суть, как оказалось, уловил верно.

– Понятно, – протянул он, стремительно, на глазах, мрачнея. – Ученые-моченые. Конференции-диссертации. Дырявые сапоги у жены и детки, которые никогда не видят шоколадных конфет. Потому что папка у них носит шляпу и очки, и если разобраться, то он самый что ни на есть никчемный человек, даром что образованный.

– Ну хватит! – пискнула Танечка.

– Цыц!

Осерчавший Оглоедов плеснул в стакан водки, заполнил его до краев, махнул водочку одним залпом и закусывать не стал. Наблюдаемая картина произвела на Кирилла неизгладимое впечатление.

– В общем, все понятно, – резюмировал Оглоедов. – Кормить вас придется до конца дней своих.

Вздохнул и сжал кулаки. Его жена предусмотрительно втянула голову в плечи и на всякий случай перестала дышать.

– Вот ты мне скажи… – вдруг задушевно произнес Оглоедов, которого уже стала пробирать выпитая водка. – Чего вас всех в эту науку тянет, во все эти индийские языки, которые ты учишь, или как их там называют…

– Индоевропейские.

– Да плевать мне! – махнул своей лапищей Оглоедов, отчего по кухне пробежал легкий ветерок. – Вот чего вы все честно трудиться не хотите?

– Как наш папочка! – заискивающе подсказала из-за его спины женщина.

– Вот эту курицу, – Оглоедов взял куриную тушку и ткнул ею Кириллу прямо в лицо, – я честно заработал. Да, я на Рижском рынке… По мясу, в смысле… Рубщиком, в общем… Я университетов не кончал. Но на столе всегда есть что покушать. А если б я по научной части пошел, к примеру, так семья б с голоду подыхала.

– А вот Танечке мы все-таки дали образование! – счастливо закатила глаза женщина.

– Дали! – не разделил ее счастья мрачный Оглоедов. – На свою голову!

Он так расстроился, что одним махом выпил еще стакан водки.

– Что же он делает! – запаниковала Светлана, которая стояла рядом со мной в укрытии. – Напьется и сорвет съемку!

– Ладно, прокормим как-нибудь, – сказал со вздохом Оглоедов. – Ты хоть его любишь, пентюха этого? – спросил он, обращаясь к «дочери».

Танечка, совершенно деморализованная, только кивнула в ответ.

– Главное, чтоб жили душа в душу, – все с тем же мрачным видом произнес Оглоедов. – А не то я устрою вам райскую жизнь!

С этими словами он на глазах у Кирилла легко оторвал курице голову и не глядя швырнул ее в мусорное ведро. Его жена при этом явно уменьшилась в росте. Несчастная женщина, как казалось, с радостью покинула бы место происходящих событий, но в силу каких-то причин не смела этого сделать.

Кирилл выглядел неважно. Он жил совсем другой жизнью, нисколько не похожей на ту, которую он сейчас наблюдал. В той, знакомой ему жизни были абонементы в филармонию, непременные подарки к Рождеству, белоснежная до неправдоподобия скатерть на обеденном столе, компакт-диски с Гайдном и Дворжаком и непременные Кафка с Зюскиндом на книжной полке. Здесь же он обнаружил водку в замызганном стакане, пару уворованных на рынке дохлых кур, сшибающий с ног неистребимый луковый дух, аляповатый портрет полуголой девицы на стене и использованный презерватив на мусорной куче в углу.

– В общем, так! – рубанул ладонью воздух Оглоедов, отчего по кухне снова пронесся ветер. – Решено! Любишь ее – живи! С сегодняшнего дня ставлю на довольствие! Задарма тебя, едрена вошь, кормить, конечно, не будем, ну да это все фигня, отработаешь. С институтом с этого дня завязываем, будем делом заниматься. Нам ученых шибко много не надо, нам и Таньки ученой хватит. Таньку прокормим, это без базара, а ты ко мне в помощники пойдешь. Работа – дело плевое, тут даже человек с высшим образованием справится. Ноги направо, кишки налево, субпродукты в продажу. Гы-гы-гы!